Это была свобода. Потерять всякую надежду было свободой. Я ничего не говорил, так что люди в группах предполагали худшее. Они плакали сильнее. Я плакал сильнее. Взгляд на звезды — и тебя уже нет. Возвращаясь домой из группы поддержки, я чувствовал себя более живым, чем когда-либо. У меня не было рака, не было паразитов крови. Я был просто маленьким теплым центром жизни во вселенной. И я спал. Дети не спят так, как спал я. Каждый вечер я умирал. И каждый вечер я рождался вновь. Воскрешённый. До сегодня. Два года успеха до сегодня. Потому что я не могу плакать, когда эта женщина смотрит на меня. Я не могу достичь самого дна отчаяния, так что я не могу быть спасён. Мой язык во рту как кусок картона. Я кусаю его, но не чувствую боли. Я не спал четыре дня. Когда она смотрит на меня, я — лжец. Оно обманщица. Онолгунья. Сегодня мы знакомились, называли свои имена. Я Боб, я Пол, я Терри, я Дэвид. Я никогда не называю свое настоящее имя. Это рак, да? — сказала она. А потом она сказала: ну, привет. Я — Марла Сингер. Никто не сказал Марле, что это за рак. Мы были слишком заняты утешением своего внутреннего ребёнка. Мужчина все ещё плачет у её щеки. Марла затягивается сигаретой. Я подглядываю за ней из-за вздрагивающих сисек Боба. Для Марлы я — обманщик. С тех пор, как я увидел её во второй раз, я не могу спать. Конечно, я стал обманщиком первым. Если, конечно, все эти люди не притворяются, с их язвами, кашлем и опухолями. Даже Боб. Большой Боб. Здоровяк. Только посмотри на его волосы. Марла затягивается и закатывает глаза. В это мгновение её ложь отражает мою ложь. И всё, что я вижу — это бесконечная вереница лжи. В глубине правды каждого из них — ложь. Каждый решается, рискует поделиться своим самым ужасным страхом — что смерть смотрит ему в глаза, мчится навстречу лоб-в-лоб, прижимает ствол пистолета к глотке. Марла курит и закатывает глаза. Я закутан в плачущее одеяло. И внезапно даже болезни и смерть становятся чем-то незначительным и ненастоящим, как пластмассовые цветы в поддельной кинохронике. Боб, говорю я, ты меня раздавишь. Я пытаюсь шептать, но повышаю голос. Боб. Я почти кричу. Боб, мне нужно отлить. Над раковиной в туалете висит зеркало. Если так будет продолжаться, я увижу Марлу в группе «Вперёд и вверх», группе паразитов мозга. Марла будет там. Конечно, Марла будет там. И вот что я сделаю: я сяду рядом с ней. И после знакомства… после направленной медитации… когда мы откроем семь дверей дворца… после шара исцеляющего света… когда мы откроем наши чакры… когда придёт время объятий — я схвачу эту сучку! Я прижму ей руки к бокам, и прошепчу ей на ухо: Марла, скажу я, ты лгунья, убирайся вон. Это — самое главное в моей жизни, а ты всё портишь. Ты, туристочка! Следующий раз, когда мы встретимся, я скажу ей: Марла, я не могу спать, когда ты здесь. Мне нужно это! Убирайся! Глава 3 ТЫ ПРОСЫПАЕШЬСЯ В АЭРОПОРТУ МИННЕАПОЛИСА. При каждом взлёте и посадке, когда самолёт наклоняется слишком резко, я молюсь о катастрофе. Это мгновение превращает мою бессонницу в нарколепсию[29], когда мы все можем беспомощно погибнуть, сгореть перемолотым табаком человеческих тел в сигарете фюзеляжа. Так я встретил Тайлера Дёрдена. Ты просыпаешься в аэропорту Чикаго. Ты просыпаешься в Нью-Йорке. Просыпаешься в Бостоне. Часть времени Тайлер работал киномехаником. По своей натуре Тайлер мог работать только по ночам. Если киномеханик заболевал, профсоюз вызывал Тайлера. Некоторые люди — «совы», а некоторые — «жаворонки». Некоторые живут ночью, а некоторые — днём. Я вот могу работать только днём. Просыпаешься в Вашингтоне. Сумма страховки увеличивается втрое, если ты умираешь в деловой поездке. Я молюсь о штормовом порыве бокового ветра. Я молюсь о пеликанах, попадающих в турбины. Молюсь о прослабленных креплениях и обледеневающих крыльях. Когда самолёт мчится по взлётной полосе и поднимает закрылки. Когда сиденья приведены в вертикальное положение и столики убраны. Когда все личные вещи находятся в багажных отделениях над головой. Когда потушены сигареты и пристёгнуты ремни. При каждом взлёте и посадке я молюсь о катастрофе. Ты просыпаешься в Далласе. Если кинотеатр был достаточно старый, в проекционной Тайлер делал «переключения». При «переключении» используется два кинопроектора, один из которых работает. Я знаю это, потому что Тайлер это знает. Второй проектор заряжен следующей катушкой фильма. Большинство фильмов идет на шести или семи небольших катушках, прокручиваемых в определённом порядке. В новых кинотеатрах склеивают все катушки вместе в одну большую пятифутовую катушку. Таким образом, тебе не нужно использовать два проектора и делать переключения. Включать то один, то другой. Катушка один. Щёлк. Катушка два на втором проекторе. Щёлк. Катушка три на первом проекторе. Щёлк. Ты просыпаешься в аэропорту Сиэтла. Я изучаю людей, изображенных на ламинированной инструкции в кармане кресла самолета. Женщина плавает в океане, её каштановые волосы растрёпаны, она прижимает к груди подушку сиденья. Глаза широко открыты, но она не улыбается и не испугана. На другой картинке люди, спокойные как индусские священные коровы, тянутся со своих мест к кислородным маскам, опустившимся с потолка. Наверное, это авария. Ой. Мы теряем давление в салоне. Ты просыпаешься и ты в аэропорту Детройта. Старый кинотеатр, новый кинотеатр. Чтобы перевезти фильм в следующий кинотеатр, Тайлеру приходилось снова разрезать его на исходные шесть или семь катушек. Маленькие катушки упаковываются в два стальных шестиугольных чемоданчика. У каждого чемоданчика сверху ручка. Ты поднимаешь один — и вывихиваешь плечо. Они столько весят. Тайлер работал официантом, обслуживающим банкеты в отеле в центре города. И Тайлер работал киномехаником, в профсоюзе киномехаников. Я даже не знаю, сколько ночей Тайлер работал в то время, пока я не мог спать. В старых кинотеатрах, которые используют два проектора, киномеханик должен стоять рядом с ними и сменить проектор в нужную секунду, чтобы никто в зале не заметил разрыва между концом одной катушки и началом другой. Для этого ты ждёшь белых точек в правом верхнем углу экрана. Это предупреждение. Когда ты смотришь фильм, ты можешь увидеть эти две точки в конце каждой катушки. Профессионалы называют их «звёздочки» или «сигаретные ожоги». Первая точка — это двухминутное предупреждение. Ты готовишь второй проектор, чтобы включить его вовремя. Вторая точка — это пятисекундное предупреждение. Волнение. Ты стоишь между двумя проекторами. Проекторы пышут жаром от ксеноновых[30] ламп, таких ярких, что посмотришь на них — и ты ослепнешь. Первая точка мелькает на экране. Звук в кинотеатре идет из большого динамика за экраном. Проекционная звуконепроницаема, потому что внутри неё зубчатые колесики с пулеметным грохотом протягивают киноленту перед линзами объектива со скоростью шесть футов[31] в секунду, десять кадров на фут, шестьдесят кадров в секунду. Два проектора работают, ты стоишь между ними и сжимаешь в руках ручки заслонок. На очень старых проекторах есть ещё сигнальный звонок на подающей катушке. Даже когда фильмы показывают по телевизору — даже там остаются предупреждающие точки. Даже когда фильмы показывают в самолетах. Чем больше ленты сматывается на принимающую катушку, тем быстрее вращается подающая. Когда лента подходит к концу, подающая катушка вращается так быстро, что начинает звенеть звонок. Пора готовиться к переключению.