Темные тени тянули ко мне свои когтистые лапы. Хватали, толкали, царапали. – Миледи, что с вами? - я едва расслышала голос торговца за оглушительным стуком собственного сердца. - Миледи, выпейте душистой воды. Бом. Бом. Бом. Он. Не. ?ернется. Бом. Бом. Бом. Я не стою того, чтобы за мной возвращаться. Бом. «Ты кого-то ждешь, девочка? Напрасно – уже очень, очень поздно». И меня вдруг охватил настоящий ужас. Превратил кровь в лед, ноги – в неподъемно тяжелые каменные столбы, а сердце… Сердце разрывалось. Я потерялась. Заблудилась в цветастом водовороте ярмарки, потеряла свою путеводную нить, и никто, никто, никто меня не найдет. Я снoва одна. Одна, одна, одна… Нужно было взять себя в руки, нужно было вернуться к карусели и ждать Майло, но вместо этого я бросилась бежать. Люди, шатры, ткани, специи, посуда, книги, деревянные лошади – все закручивалось перед глазами, сливаясь в одно болезненно-яркое пятно. Кажется, меня пытались остановить, что-то кричали вслед, но я не слышала. Паника гнала меня прочь. Чьи-то руки схватили меня за плечи. «Пойдем с нами, девочка, пойдем, господин поможет тебе… » – Нет, нет! «Господин добрый, господин даст тебе конфетку, когда убедится, что ты нам подходишь. Ты же хочешь конфетку, девочка?» Сладкий запах забивался в ноздри, мешая дышать… Я забилась в чужих руках пойманной птицей, захрипела. Что-то упало на землю, заскакало под ногами. Орехи в сахаре. – Фаринта! – пробился сквозь пелену страха родной голoс. Кто-то важный для меня… кто-то, кому я могла довериться… Неужели меня нашли?.. – Майло… - я всхлипнула, вцепившись в отвороты его пиджака. – Майло! – Что с вами? Что случилось? ?ы кого-то увидели? Кто-то пытался к вам прикоснуться? Менталист? – Нет… – губы не слушались, меня трясло так, что я едва могла говорить. - Я… Я… Потеряла… ?ас. Наверное, это прозвучало глупо. Но супруг не стал высмеивать мои непонятные страхи. Лишь жарко выдохнул мне в макушку и крепко прижал к себе. – Я нашел вас, Фаринта. ?се хорошо. Я вас нашел. – Нашел, – сипло выдавила я. И разрыдалась. Я пыталась успокоиться, но все было безрезультатно – паника, охватившая меня, не желала отступать, слезы текли и текли, соскальзывая со щек на лиф платья тяжелыми солеными каплями. Каждый вдох давался с трудом, горло жгло, тело била крупная дрожь. Ноги не держали – я буквально повисла у Майло на руках. Супруг с тревогой вгляделся в мое лицо, пытаясь поймать ускользающий взгляд. – Миледи… фаринта… что с вами? – Я… я… Из-за слез лицо лорда Кастанелло казалось размытым, нечетким пятном. Он наклонился ко мне – ближе, ближе – и вдруг коснулся губами мокрой щеки. А затем еще и еще, собирая быстрыми поцелуями соленые капли. Я вздрогнула, но на этот раз от удивления, растерянности и охватившего меня волнения. – М… Майло, мы не… – слабо запротестовала я. На мгновение отстранившись, супруг скользнул большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. Казалось, сейчас его совершенно не волновала ни опасность, которой он себя подвергал, касаясь менталиста, ни окружавшие нас люди. Чуть приподняв мое лицо за подбородок, лорд Кастанелло заглянул мне в глаза. – Не плачьте… не нужно… пожалуйста, - беспомощно и немного смущенно улыбнулся он, целуя мои щеки. - Вы же знаете, я не очень люблю соленое. Сладкое нравится мне куда больше. – Я ела яблоко… в карамели, - невпопад ответила я. Майло внимательно посмотрел на меня. Светлые глаза блеснули в свете клонящегося к закату солнца. – Да, – странным изменившимся голосом пробормотал он. – Точно. Мгновение – гулкий удар сердца, рваный прерывистый вдох – и горячие губы коснулись моих губ. В первую секунду я замерла, совершенно ошеломленная внезапным порывом супруга. Он не должен был… лорд Сантанильо был прав, нам нельзя, нельзя… Но я не находила в себе сил оттолкнуть Майло. Я хотела, чтобы он никогда не останавливался. У нашего поцелуя был вкус карамели с тонкой, едва ощутимой соленой ноткой моих слез. Я покорно раскрылась навстречу губам Майло, мягким и одновременно настойчивым. Как же давно я хотела этого, как давно мечтала, представляя себе этот мoмент… но реальность все равно оказалась лучше любых, даже самых смелых моих фантазий. руки супруга легли на мою талию, прижимая меня ближе. Я обхватила Майло за шею, зарылась пальцами в густые темные волосы, впервые позволив себе забыться и не думать о невозможности наших прикосновений, о невозможности… этого. Близoсть Майло кружила голову, отзывалась в теле хмельной вoлной жара. ?сего лишь поцелуй… А что же будет, когда… Рассудок вернулся к нам одновременно. – Нам не стоит… – Мы не должны… Мы отшатнулись друг от друга с той же поспешностью, с которой ещё недавно тесно сплелись в объятиях. Майло, взъерошенный и как будто немного потерянный, криво улыбнулся мне, словно извиняясь за внезапный порыв – быть может, тот, что толкнул его ко мне, или другой, заставивший разорвать поцелуй. Я нервно рассмеялась в ответ. Я тоже чувствовала себя оглушенной и сбитой с толку. Каждая клеточка моего тела звенела, переполненная ощущением невероятного счастья. Хотелось еще, еще и еще. Но мы и без того успели наделать глупостей. Таинственный менталист мог объявиться в любой момент, и мне нечего было противопоставить ему, нечем защитить себя и тех, кто был мне дорог. Одно прикосновение – кожа к коже – могло нанести непоправимый вред. И стоило ли оно того? Я должна была бы сказать «нет», но сердце, беспокойное, глупое сердце упрямо твердило иное. «Да». Майло взял меня за руки и снова привлек к себе – осторожно, уже без прежней опасной страсти, стирающей все границы дозволенного. – ?от так, - улыбнулся oн, – никаких больше слез. Вот и хорошо, милая, вот и хорошо. – Хорошо, - oткликнулась я, думая совершенно о другом. *** Этой ночью я долго не могла заснуть. Ворочалась с боку на бок, то сбрасывая, то снова накрываясь тонким одеялом. Стоило закрыть глаза, как я снова оказывалась на ярмарке, непропорционально огромной, пугающе нависающей надо мной, и бежала, бежала, бежала, то ли пытаясь отыскать кого-то очень важного, то ли спасаясь… Чтобы стряхнуть кошмар, унять гулко стучащее сердце, я поворачивалась – и вдруг оказывалась в жарких объятиях супруга, и тело отзывалось на сладкие воспоминания глухой тянущей жаждой в низу живота. «Нельзя, нельзя, нельзя», - шепотом повторяла я себе, но голоса в голове не затихали, нашептывая, искушая. «Он же хочет этого. ?го губы, его руки, его тело не лгали. Он хочет, хочет, хочет… разве нужно противиться, если он тоже хочет? Разве нужно мучиться и терпеть, когда можно простo пойти и взять?» «Да», - упрямо отвечала я. Перекатывалась на другой бoк – и все повторялoсь снова. Мерно колыхались на ветру ветви раскидистого дуба, отбрасывая через окно кудрявое кружево теней. Они ложились на пол, смятую постель, лицо, руки, расписывали кожу темным узором, словно… …чернильные пятна. Чернильные пятна, казалось, намертво въелись в кожу. Их не брало ни дешевое мыло, ни грубая мoчалка. Можно было скрести до красноты – ничего не менялось. «Грязнуля, грязнуля, грязнуля», - эхо злых насмешек не затихало в голове. «Чистоплюйка! Белоручка! Ишь, благoродная леди-сиротка выискалась!» – вторили им другие голоса. Горячая соленая капля ударилась о перепачканное запястье. Одна, вторая… Слезы градом полились на перешитое с чужого плеча старое форменное платье, на заштопанный чулок, выглядывавший из-под юбки, на сцепленные на коленях грязные пальцы. Неплотные створки запертого на ключ шкафа пропускали внутрь лишь тонкий лучик света. Но так было лучше. Никто не увидит этих слез – слез злой обиды, отчаяния и безысходного одиночества. Чужая, опять чужая – для всех и каждого – вырванная из привычного окружения, но так и не принятая в другой, недосягаемо высокий круг. Изгой среди девочек Ллойд, изгой среди высокородных воспитанниц пансиона. Стылая мокрая кровать у дверей общей спальни и пыльный шкаф в глубине заброшенного класса – вот цена, которую нужно платить каждый день, если смеешь хотеть того, что не должно быть твоим. Знания, книги, магия… Образование… разве могу я, глупая сиротка, надеяться стать кем-то… Кап, кап, кап…