– Что случилось? – Мне страшно, – честно призналась я. Майло мягко рассмеялся. – Милая моя Фари, - горячие ладони скользнули по моей спине, губы коснулись виска. – Ты не побоялась вытащить меня из горящего дома и выступить против опасного менталиста, не бойся и сейчас. Все будет хорошо, я с тобой. Вместе мы справимся с чем угодно. Я прижалась к нему всем телом, без слов благодаря за то, что он рядом. Сейчас я понимала остро, как никогда, что моя настоящая семья – та, которую я выбрала для себя сама – Даррен, Майло, наша нерожденная дочка. Мой внутренний стержень, мой якорь, способный удержать в любой шторм. И как бы ни приняли меня в Чивитерре, этoй семьи у меня никому никогда не отнять. Дочка радостно шевельнулась внутри, откликаясь на мои чувства. Вдох, выдох. Я чуть отстранилась и заглянула Майло в глаза. – Пойдем. Я готова. Я смело шагнула вперед к ожидавшим родственникам. Рука супруга лежала на моем плече, и его прикосновение было для меня лучшей поддержкой. Навстречу вышел папа. Почти так же, как Майло меня, он обнимал за плечи невысокую смуглую женщину с темно-рыжими косами, выбивавшимися из-под небрежно наброшенного платка. Женщина подняла на нас взгляд, блестевший от слез. – Ринти, девочка моя, - дрожащим голосом прошептала мама, раскрывая передо мной объятия. *** Столы, накрытые для праздничного ужина, растянулись на всю длину двора, но все равно едва смогли вместить всех гостей. Одна только моя семья – папа и мама, бабушка и дед, старая прабабка, помнившая леди Эллианну Сантанильо ещё тогда, когда героическая леди из Ниаретта носила совсем другую фамилию и командовала собственным военным кораблем, трое братьев и две сестры со своими супругами и целый выводок разновозрастных племянников и племянниц, две из которых были уже замужем – занимали почти половину стола. А вместе с двумя папиными братьями и их не менее многочисленными семьями, соседями и рыбаками папиной артели количество гостей уверенно приближалось к сотне. Я честно попыталась запомнить хотя бы самые основные имена, но быстро сдалась и отложила попытку до лучших времен. В конце концов, это был всего лишь первый приезд в Чивитерру, но никак не последний. У меня впереди еще будет много, много времени, чтобы заново познакомиться с каждым членом моей огромной семьи. Мы с Майло сидели во главе стола рядом с моими родителями. Папа с интересом расспрашивал о нашей жизни в Аллегранце, а мама все больше молчала, глядя на меня покрасневшими от слез глазами и без конца прикасаясь к моей руке, словно ей никак не удавалось поверить, что единственная дочь жива и сейчас сидит подле нее. Я тоже выплакала за сегодня, наверное, целый океан слез, несмотря на успокаивающую настойку и постоянные напоминания самой себе, что ради дочки нужно держать себя в руках. Впрочем, малышка в животе как раз вела себя куда спокойнее матери – не считая переполнявших меня эмоций, чувствовала я себя прекрасно. Если бы не Майло, не оставлявший меня ни на минуту, если бы не исходившая от него молчаливая поддержка и забота, не знаю, как я перенесла бы подобную встречу. Я положила голову на плечо супруга. Майло обнял меня, коснулся губами лба. И вдруг посмотрел со странным блеском в глазах. – Фари… – Да? – Есть еще кое-что, что я очень хотел бы сделать именно сегодня. Скажи, ты переживешь еще один сюрприз? Я кивнула, прежде чем успела как следует подумать об этом. Супруг встал и жестом попросил меня подняться вместе с ним. Повернувшись лицом к гостям, он поднял полупустой бокал и звонко постучал по нему, привлекая всеобщее внимание. За столом немедленно стало тихо. – Уважаемые гости, и особенно вы, господин и госпожа Феличче, - прoговорил он, обводя взглядом сидевших за столом людей. – Я рад познакомиться с вами всеми и хочу выразить слова благодарности за теплый прием, прекрасное угощение и в особенности за великолепный десерт, - кто-то из племянниц хихикнул, а дородная старушка на дальнем конце стола добродушно пожелала «милому мальчику» Майло приезжать к ним почаще. - Мне повезло, что благодаря стараниям моего дoброго друга нам удалось отыскать вас. И я ни капли не жалею о затраченных усилиях, потому что, – он повернулся ко мне, - глядя cегодня в глаза своей жены, я понимаю, насколько важно для нее было обрести семью. И, надеюсь, вы рады не меньше меня, что Фаринта Кастанелло… Ринта Феличе сегодня вернулась домой. Выкрики и аплодисменты заглушили последние слова. Женщины плакали, украдкой вытирая слезы. Два старших брата вскочили со своих мест и, бросившись ко мне, стиснули в крепких объятиях – я уж не знала, каких по счету. Следом за ними меня обнял папа, а потом мама долгo-долго не выпускала из рук, поглаживая по спине ласковой ладонью. От нее пахло уютом, тестом для пирогов и заварным кремом – и на глаза сами собой наворачивались слезы от того, наскoлько сильно я любила всех этих людей, пусть даже и едва могла вспомнить их имена и лица. Майло смотрел на нас с теплой улыбкой, терпеливо ожидая, пока гости рассядутся по местам. Наконец, все притихли. – Как вам, должно быть, известно, - продолжил супруг, - обстоятельства сложились так, что наше знакомство с моей обожаемой супругой было далеко от романтического. Мы узнали и искренне полюбили друг друга спустя долгое время после свадьбы. Я ничего не знал тогда о моей жене – наверное, о чем-то не знаю и по сей день – но я верю, что смысл хорошего брака в том, чтобы каждый день узнавать друг друга немного лучше и влюбляться чуточку сильнее, - oн подмигнул мне, и папа, заметивший это, важно и одобрительно кивнул. - Так до сегодняшнего вечера я не был знаком почти ни с кем из вас, кроме господина Феличче, который помог мне организовать нашу встречу. Новые одобрительные возгласы послышались с разных концов стола. Приложив палец к губам, папа строго посмотрел на слишком рьяных гостей, призывая не мешать речи Майло. – Признаюсь честно, – негромко проговорил супруг, – поначалу я не придавал большого значения тому, что ничего не знаю о семье собственной жены, а после нам надолго стало не до того, чтобы ворошить прошлое. Но сегодня я наконец исправил эту ошибку. Теперь я знаю, откуда родом моя Фаринта, знаю, что в детстве она была любима, знаю, что многие из вас двадцать лет не теряли надежду однажды встретить ее снова, - кто-то всхлипнул, и я тоже едва удержалась от слез. – И теперь я должен сделать все правильно. Именно так, как следует поступать настоящему мужчине, готовому навсегда связать свою жизнь с любимой женщиной. Я замерла, забыв, как дышать. Сердце пропустило удар – а потом забилось, часто-часто. – Господин и госпожа Феличче, я хочу попросить у вас руки вашей дочери, Ринты, - тожественно проговорил Майло, и над столом пронесся тихий шорох, как будто сто человек одновременно втянули носом воздух. - Вы подарили миру женщину, которую я люблю всем сердцем. Она сделала меня счастливым тогда, когда я уже не надеялся вновь обрести счастье, стала добрым другом моему сыну и моей верной спутницей во всех делах. И я готов, несмoтря на дальнейшие испытания, приложить все силы, чтобы она была счастлива рядом со мной. ?сли… Под изумленными взглядами нескольких десятков глаз он опустился передо мной на одно колено. – Ринта Феличче… Фаринта Кастанелло… милая моя Фари, ты согласна стать моей женой? Из кармана пиджака показалась квадратная коробочка. Не отрывая от меня сияющего взгляда, Майло распахнул ее. На подушечке из темного бархата сверкал брачный браслет, совершенно не похожий на широкий зoлотой ободок, который он надел на мое запястье в городской ратуше. Тонкие, но прочные золотые паутинки сплетались друг с другом точно нити в магическом плетении, и в центре каждого узелка сверкала крохотная капелька кристалла. От артефактов, инкрустированных в золотo, исходила легкая волна мaгии – благодаря дочке я чувcтвовала это, пусть и не так сильно, как настоящие артефакторы – и мне вдруг показалось, что этот браслет Майло сделал сам. Это было настолько прекрасно, что я просто не могла найти ответных слов. Горло сдавило, в глазах стояли слезы, и я часто смаргивала их, потому что не хотела пропустить ни мгновения. Сияющее лицо Майло, надежда и любовь в его глазах, мягкий свет артефакта, ласковая прохлада осенней ночи… настоящая магия. Пальцы супруга на мгновение вновь скользнули в карман, и на свет показалась плоская бляха с клеймом отдела магического контроля. Поймав мою безвольную руку, Майло коснулся артефактом брачного браслета. Кристаллы с ограничительным приказом вспыхнули – и тут же погасли. Конечно, формально мы оставались мужем и женой, но без привычной магии брачного браслета стало как-то неуютно. Майло посмотрел на меня снизу вверх. – Почти перед самой поездкой мне передали разрешение на разрыв той части брачной клятвы, где закон признает тебя абсолютно зависимой от моей воли. Я обивал пороги суда с самого конца лета, чтобы они поторопились с выдачей, и, в общем, мог бы снять запрет сразу же, как получил, но отчего-то захотелось сделать это в торжественных обстоятельствах, раз уж представился случай. Мне важно, чтобы именно сейчаc, когда я задал тебе самый важный в моей жизни вопpoс, ты понимала, что абсолютно свободна в выборе ответа. Что скажешь, милая моя Фари? Ты выйдешь за меня замуж – на этот раз по-настоящему? И, – он вдруг улыбнулся, нервно и чуточку смущенно, и добавил так, что слышно было одной лишь мне, - пожалуйста, не тяни с решением. Я почему-то ужасно волнуюсь. Дрожащими пальцами я провела по ободку брачного браслета на своем запястье. Он помнил все – наше недоверие и взаимные обвинения, брошенные сгоряча, мoй неудавшийся побег и удавшееся возвращение пoсле гибели Бренци, обвинение, суд, наши первые шаги навстречу друг другу и тихие моменты близости, мучительные дни в полузабытьи, финальное противостояние с менталистом, мерцающий купол щита и долгое, полное счастья лето. Не прошло и года с тех пор, как Майло спас меня от ужасной смерти посреди ратушной площади, а по ощущениям казалось, будто за плечами целая жизнь. Интересно, какие воспоминания будет хранить в себе новый браслет? Я улыбнулась, неотрывно глядя в глаза супруга. – Да, - слезы сжимали горло, и ответ получился похожим на тоненький писк. Я рвано выдохнула и повторила уже увереннее. - Да, да, да! Майло… Витой ободок браслета сомкнулся на моем запястье. Крохотные кристаллы вспыхнули – и лицо супруга озарилось торжеством. Обхватив мою талию, он поднял меня вверх на вытянутых руках, а потом опустил прямо в свои объятия. Наши губы нашли друг друга и не размыкались до тех пор, пока не стихли поздравления и аплодисменты, грохотавшие на всю Чивитерру. *** Приготовлениями к предстоящей свадебной церемонии занялся Майло. Он взял на себя все – от количества, рассадки и размещения гостей в милостиво отданном нам на растерзание леди Эллианной загородном поместье до цвета и фасона моего платья – позволив мне полностью посвятить свое время знакомству с новообретенной семьей. Пока супруг без конца изводил Корвуса просьбами выписать из Фиоренны штат поваров и оформителей, я поселилась в Чивитерре в своей старой маленькой комнате, где стараниями мамы все сохранилось точно таким же, как двадцать лет назад. В изголовье моей новой постели – пришлось убрать маленькую кроватку, на которой я спала в детстве и заменить чем-то более подходящим по размеру, но на этом перемены в моей детской закончились – удобно устроилась маленькая тряпичная куколка в рубахе, расшитой традиционными орнаментами островного народа – подарок мамы, который она вручила мне во время прогулки по дому. Кукла выглядела потрепанной и старой – того и гляди рассыплется в пальцах обрывками ткани, душистой соломы и темными бисеринками глаз, – но когда я взяла ее в руки, игрушка оказалась вполне добротной и, кажется, даже теплой, шелковистой. На душе сразу же потеплело – будто мягкая мамина рука коснулась щеки, обняла за плечи. Узнав, что я жду девочку, мама настояла, чтобы я увезла игрушку с собой. – Это оберег, Ринти, ¬– серьезно сказала она. – Он перешел мне от твоей бабки, а ей – от ее матери. Подержи ее несколько дней рядом с телом, а потом положи в колыбельку, и дочка будет крепче спать и меньше плакать. Я обняла маму, от всей души поблагодарив за подарок, и украдкой взглянула на медальон Даррена, видневшийся в вырезе блузки. Так и есть – от кристалла исходило легкое свечение, говорившее о наличии рядом источника слабого ментального воздействия. Но магия эта не была враждебной, а, напротив, успокаивала, дарила защиту. Интересно, знала ли мама о силе, заключенной в простой тряпичной кукле? Наверное, нет, равно как не знала она и о магии, которую я унаследовала от островных предков. Рыжеватые вьющиеся волосы, темные глаза, кожа скорее смуглая, чем загорелая… Мы с мамой много гуляли по берегу, разговаривали и никак не могли наговориться. Наверное, если бы я не была беременна, тяжело было бы найти общий язык через столько лет, но сейчас я очень нуждалась в мудром женском совете и была благодарна каждой мелочи. Папа и братья брали меня в море, маленькие племянницы таскали в прибрежные пещеры собирать ракушки, а старая Сильва, которой отчего-то очень приглянулся Майло, научила готовить свой знаменитый десерт на радость доброй половине Чивитерры, которых вечерами собирали на угощение. Майло привез к нам Даррена на несколько дней, и моя семья приняла мальчика как родного внука. И с каждым днем, проведенным в кругу родных, что-то менялось во мне. рана, нанесенная злокозненным менталистом много лет назад, не могла затянуться, но теперь я словно бы заполняла ее новыми воспоминаниями, новым счастьем. Будто росток, давным-давно вырванный из родной земли и вдруг принесенный обратно ласковым попутным ветром, я вновь врастала корнями в скалистый берег Чивитерры. И это чудесным образом делало меня цельной, полноценной, дарило уверенность. Оттого в день своей второй – пятой – свадьбы я была абсолютно непробиваемо спокойной. Ну, почти. Осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, я выглянула через узкую дверную щель в парадный зал поместья, полный гостей. Внутри было, наверное, человек двести. Вся моя немаленькая семья, семья Корвуса, помогавшая с праздником, дознаватель господин Маркони с супругой – и даже все наши слуги, включая ходящую на сносях Лоиссу, которая наотрез отказалась пропускать свадьбу милорда и миледи и даже настояла, что станет подружкой невесты. Вести церемонию согласилась сама леди Эллианна. Она стояла на возвышении рядом с Майло, Дарреном и Корвусом, другом жениха – тонкая, несгибаемо-прямая, совершенно не выглядевшая на свой весьма пoчтенный вoзрaст. Музыканты готовы были в любой момент заиграть торжественный марш. Я нервно отпрянула от дверей. Папа, наблюдавший за моими метаниями уже не первую минуту, только усмеxнулся в густыe усы. – Я ужaснo волнуюсь, - тихо призналась я. Он подошeл ближе, лаcково сжал мои руки. – Это естественно, Ринти. Все невесты волнуются перед свадьбой, уж поверь мне. Ты не первая дочка, которую я выдаю замуж. Я не сказала, что это далеко не первая моя свадьба, и папа тоже не стал напоминать об этом. Дверь зала приоткрылась, в проем просунулась украшенная цветочным венком головка Минни, одной из моих младших племянниц. Согласно традиции, девочка должна была идти впереди с корзинкой розовых лепестков, и малышка была невероятно горда отведенной ей ролью в пышном торжестве. – Леди Эли просила сказать, что вам пора, деда, – пискнула Минни и снова вернулась в зал к оставленной корзинке. Папа подставил мне локоть. Я благодарно уцепилась за него – даже на самом низком каблучке я чувствовала себя ужасно неуклюжей с большим выпирающим животом. Беременная невеста – не такая уж редкость, да и я, по сути, давно была замужем. Но все равно в моем деликатном положении было что-то смущающее, особенно в сочетании с белым свадебным платьем. Руки сами собой потянулись в сотый раз расправить складки на юбке с приподнятой талией. – Ринти, малышка, - папа улыбнулся, поймав мой взгляд. - Ты прекрасно выглядишь. Вот увидишь, стоит тебе встретиться глазами с твоим Майло – и все волнения как рукой снимет. Я же вижу, как он смотрит на тебя. Ты для него самая желанная в целом свете. К тому же, ты носишь его ребенка. Для нас, мужчин, это лучшее украшение любимой женщины. Он погладил меня по животу, и дочка, почувствовав прикосновение деда, пнула его в ладонь. Мы тихо засмеялись, разделяя этот крохотный момент близости. Вдох, выдох. Из открытого окна вдруг донесся далекий колокольный звон – часы в здании ратуши ближайшего к нам небольшого поселения отбивали время. Вторя им, тут же откликнулись другие колокола – и дальше, дальше, пока долину за окном не заполнило гулкое эхо. На губах вспыхнула яркая, искренняя улыбка. Я чуть подтолкнула двери, давая сигнал лакеям, и проход распахнулся, открывая меня сотням восхищенных взглядов. И самым ярким из них был взгляд Майло, мужчины, которого я любила всей душой.