– Повтори еще раз. Его голос охрип, я знала, что он сам на пределе, еле сдерживается. Тёрся об меня, мучил, заставлял сходить с ума от страсти. – Хочу тебя… – просипела из последних сил. – И только? Говнюк, он еще издевается! – Се-евер… – жалобно захныкала. – Я люблю тебя! Ну пожалуйста… – Еще раз! – прижался губами к бешено бьющейся венке на шее. – Люблю тебя! Люблю… А-а… Он вошел в меня глубоко и быстро. Затем остановился, снова двинулся, медленно растягивая наше обоюдное наслаждение. Мы двигались в унисон всё быстрее, мои руки хаотично скользили по его вспотевшей мускулистой спине. Затем словно пружина, не выдержав, лопнула, и тысяча молний засверкали перед глазами. Я зажмурилась. Закричала. Громко, протяжно. Север погрузился в меня на всю глубину, резко выдохнул, обхватил руками ягодицы, приподнимая. – Да, да, Лучик… Родная моя… О-ох… …Мы лежали, прижавшись друг к другу, чувствуя себя неделимыми, тяжело дышали, с трудом приходя в себя. – Я тебя люблю, – прошептала на ухо мужу. – Только тебе не мешало бы побриться. *** Не помню в какой момент погрузилась в сон, наверное, сказалась бессонная ночь. Проснулась, почувствовав, что одна. Провела рукой по кровати, села. В недоумении уставившись на часы, поняла, что проспала больше двух часов. – Север! – позвала мужа. А вдруг мне все приснилось? Услышала шаги на лестнице, дверь распахнулась, и на пороге спальни возник мой муж. Хотела улыбнуться, но, встретив его сердитый взгляд, нахмурилась. – Что-то случилось? Его ноздри сузились, и он шагнул ко мне. – Вера, какого хрена ты написала? – Написала – что? – я моргнула, притворяясь, что не поняла, спрятала под одеяло внезапно задрожавшие руки. – Зачем ты сделала это? Зачем ты написала всё это о своих родителях? Закусив губу, я следила, как Север подошел и сел рядом, обречённо опустив голову. – Это… это неправда? – от внезапного ужаса сердце на миг замерло. – Черт бы побрал эту Риву Рэй! Какого хрена ты втянула себя, Вера? Ни мать, ни отец тебе не простят этого. – Тсс, – я прижала палец к его губам. – Я сделала то, что должна была сделать. – Да еще всем открыла свое настоящее имя… – Север устало вздохнул, слегка прикусив мой палец. – Надоело врать и плавать в этой куче дерьма. Не хочу иметь ничего общего с моими родителями. – Но ты же их любишь, я же знаю, Вер. – Ну и что? Я сильная, переживу, а они должны быть наказаны. Что мама, что отец врали всю жизнь – мне, тебе, деду. Всем. И чем дальше, тем безнаказаннее себя чувствовали. И давай больше не будем об этом. Кстати, Мира передавала тебе привет. Север покачал головой, затем привлек меня к себе, поцеловал в макушку: – Господи, Лучик, ты меня точно когда-нибудь сведёшь с ума. Эпилог Припарковавшись около дома, я вышел. Вдохнул всей грудью аромат свежей зелени и потянулся. Сегодня я планировал остаться дома – проведя неделю в командировке, ужасно соскучился по Лучику. Улыбнулся при мысли, как удивлю ее своим приездом, ведь должен вернуться только на следующей неделе. В доме была тишина. Поднялся в спальню – постель застелена, но еще чувствуется запах духов Веры. Только покачал головой. Знал где искать жену. Маленькая упрямица, сколько ей ни говори, все равно будет делать по-своему, хоть бери работу на дом и присматривай за ней. Уже вышагивая по гравийной дорожке в сторону конюшен увидел, что дверь открыта и внутри кто-то есть. Остановился на пороге. Так и знал. Вера сидела на стуле и старательно пыталась втянуть ступню в сапоги для верховой езды. Пчёлка, высунув морду из стойла, восторженно прядала ушами. – Далеко собралась? Вера вздрогнула, обернулась – взгляд виноватый, но в глазах по-прежнему озорные искорки. – Лучик, – я присел рядом, взял сапог из ее рук. – Я же просил тебя… – Да я только хотела пройтись рядом… – Угу. И для этого тебе понадобилось натягивать сапоги… – Кстати, привет, – Вера надула губки. – И вообще, что ты здесь делаешь? – Привет, – я рассмеялся, потёрся лицом об ее макушку. – Ну прости, прости, что так сразу налетел на тебя, но я волновался. Ну посмотри на себя, куда тебе верхом на лошади скакать? – я кивнул на округлый живот. Семь месяцев беременности – не шутка. – Если хочешь, можем вместе прогуляться с Пчёлкой, пешком… Она покорно согласилась – знала, что со мной спорить бесполезно. Потрепав лошадь по морде и пообещав морковку, я вышел из конюшни. Вера шла чуть впереди, немного неуклюжая, и от этого трогательно милая. – Ты мне так и не сказал, что заставило тебя вернуться так рано. – Не сказал? – я улыбнулся, догнал жену и положил ладонь на пополневшую талию. – Причина проста. Ты. Вера рассмеялась и, повернувшись, замкнула руки на моей шее. – Я люблю тебя, – потянулась губами, чмокнула в подбородок. – Ой, он, кажется, подпрыгнул! – Она, – поправил я жену и, присев на корточки, приник ухом к животу. Улыбнулся. На самом деле мне все равно, кто у нас будет – пацан или девчонка, но почему-то представлял рыжеволосую орущую чертовку, характером похожую на мою жену и такую же красивую. *** Спустя несколько месяцев Север заглянул в детскую. Я только закончила кормить малышку и уже положила ее в кроватку. – Тебе письмо, – он протянул мне конверт. Лицо непроницаемое, во взгляде ничего не прочитаешь. – Положи на стол, потом прочитаю. Муж вышел, а я, прежде чем надорвать конверт, еще с минуту смотрела на него. Наверняка очередное письмо от матери. Я регулярно, раз в месяц, получала от нее письма. Она описывала свою жизнь в сибирской глуши, о том, как ей нравится свежий воздух и местная природа. Мне с трудом верилось в это. Никак не могла представить свою холёную мамочку за рубкой дров и разжиганием огня в печи. Суд приговорил Бориса к пяти годам лишения свободы за попытку убийства, мама выступала в качестве свидетеля – Борис взял всю вину на себя, да еще Север нанял для нее хорошего адвоката. Помню слова мужа, когда однажды, придя после очередной встречи со следователем, он заявил, что не хочет, чтобы моя мать оказалась за решеткой. – Лучик, не думай, что я делаю это ради неё, я просто не хочу, чтобы тебя мучили угрызения совести. Лина – твоя мать и ею останется. Она и так здорово напугана. Я согласилась. Север прав. Меня тяготили мысли о том, что моя мама будет находиться в камере, есть тюремную баланду, пользоваться парашей, драться за место под солнцем с другими зэчками. Она и так много потеряла. Всё имущество отца было конфисковано, и у матери не осталось ничего. Отца приговорили к двенадцати годам строгого режима за финансовые махинации и торговлю людьми. Узнав во время судебного заседания подробности его тайной жизни, мама подала на развод, а когда Бориса отправили по этапу, отправилась вслед за ним, как жена декабриста. Вздохнув, взяла конверт. Я ошиблась – письмо вовсе не от мамы. Сердце радостно подскочило, и я стремглав бросилась по лестнице вниз. – Север! – окликнула мужа. Он стоял у стола с бутылкой шампанского в руке. – Что это? Теперь на его лице заиграла довольная улыбка. – Это ответ из университета о том, что ты принята на факультет журналистики.