— Черт подери, тут такое, скажу я тебе. Он вытащил прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором лежал конверт. — В больнице Тина Хольтен объяснила нашим ребятам, что Аннетте передала это ей. Мы нашли это в бардачке. Взгляни. Фредрик достал из пакета пухлый конверт, взвесил его в руке и заглянул внутрь. Нахмурившись, он отвел нос. — Что… Что это? Содержимое конверта было похоже на иссохшую улитку. Коричнево-белого цвета, с резким запахом, напоминавшим мясной. Фредрик осторожно потряс конверт и повертел его перед собой, чтобы рассмотреть странную находку. — Вот так дьявольщина! — вырвалось у него. — Отправь это на экспертизу. Я хочу знать, кому, черт возьми, принадлежит этот мизинец. Фредрик увидел на экране телефона три пропущенных вызова. Все с одного номера. Ему совершенно не хотелось перезванивать, но, глубоко вздохнув, он взял себя в руки. Голос Сюнне Йоргенсен был скрипуче-мрачным, как в те дни, когда она перешла с сигарет с фильтром на самокрутки. — Как Кари Лисе Ветре могла поступить так по-идиотски? — неистовствовала она. Фредрик не ответил. — Подумай, как это выглядит со стороны. Ведущий политик, который не доверяет полиции в таком чрезвычайно важном деле. Он застонал. — Так, мать твою, не пойдет, — рявкнула она. Фредрик осторожно покашлял. — По ее словам, ее отговорила Аннетте. Кари Лисе говорит, что о приезде Аннетте знали только она, ее муж и Тина Хольтен. Затем Фредрик рассказал Сюнне о передатчике. — Аннетте была убеждена, что телефон матери на прослушке. Поэтому она настояла на том, чтобы действовать через Тину, — сказал Фредрик. Он провел рукой по волосам и заметил, что вспотел. — Если Аннетте права, то преступнику ничто не мешало прослушивать и телефон Тины, — добавил он. Голос Сюнне Йоргенсен был ледяным. — Ты в это веришь? Что кто-то прослушивает телефон передового, избранного народом политика и ее помощника? Кто же, если так? Фредрик не ответил. — Заходил босс, — наконец сказала Сюнне. — И он приходил не с поздравлениями. По его словам, речь о доверии и о последствиях. Ты понимаешь, что это значит, Бейер? На Неме чертовски давят, знаешь ли. Скоро он проявит свою решительность, и, похоже, не удастся отделаться малой кровью. Она положила трубку. Фредрик заметил, что Сюнне назвала его по фамилии. Глава 55 Чердак оказался меньше, чем ему запомнилось. Воспоминания о торчащих, как копья, ножках стола, нагроможденных диванах и сваленной вдоль стен мебели поблекли под светом полицейских прожекторов. Вдруг этот чердак стал совершенно обыкновенным чердаком, где мебель была всего-навсего вечным памятником плохому вкусу. В каждом втором доме был чердак с точно такой же сваленной на нем мебелью. Полицейских встретила работавшая на месте преступления следователь Тересе Грёфтинг — та самая криминалист, обследовавшая спальню пастора Альфсена в Сульру. На этот раз Фредрик вспомнил ее имя. Мешковатую одежду сменили белая футболка и узкие джинсы, обтягивавшие сердцевидной формы ягодицы. — Это невероятно, — сказала она, показывая на стену лазерной указкой. Вот гвоздь, о который ты ударил его руку. Идеально чистый. Чтобы стереть органические следы, он использовал смесь спирта, аммиака и кислоты, в основном серной. Мы не можем найти вообще ничего. — Совсем ничего? — спросила Кафа и почесала под шапкой голову. Шапка прикрывала резинку, на которой крепилась повязка над левым глазом. Это был первый рабочий день Кафы после больничного. Казалось, ее совершенно не взволновало возвращение на место, где ее чуть не убили. На место, где их с Фредриком сплотила смертельная опасность. — Что еще вызывает недоумение, — продолжила эксперт, откинув челку набок. — Кровь. Кровь. Везде кровь. Она провела указкой по всей стене. — Мы видим, что это кровь, но ничего не можем о ней сказать. Ни о группе, ни о ДНК. Отсутствует клеточная сруктура. Это одна «нечитаемая» масса. Он вымыл из себя все, по чему его можно опознать. Это действительно… поразительно. Я ничего подобного не видела. Фредрик поймал себя на мысли, что не разделяет восторга Тересе Грёфтинг. Ему хотелось уйти отсюда. — Это сложно — так замаскироваться? Криминалист медленно покачала головой. — Не сложно, но затратно по времени и предполагает колоссальную самодисциплину. Они шли от района Квадратурен к Карл-Юханс-гате. Фредрик снова почувствовал свою хромоту и попытался скрыть ее. Полицейские присели за столик под навесом в кофейне. Фредрик ел водянистый овсяный маффин, а Кафа ковырялась в пластиковой миске с фруктовым салатом. Она достала из сумки несколько листков бумаги — вырезки из расписания поездов NSB[40]. — Когда я сидела дома, и под конец мне стало скучно, я немного изучила вот это, — сказала она, будто считая необходимым оправдываться. Таблица показывала, какие поезда останавливались на станции Сульбротан в час перед исчезновением Аннетте Ветре. Их оказалось всего три. Одна из строчек была подчеркнута. — В 14:28 поезд из Вестфоллбане прибыл на пятый путь вокзала «Осло С»… А в 14:36 с шестого пути отправился пригородный поезд на Ши. В 14:54 он прибыл в Сульбротан. Кафа подняла глаза и взглянула на Фредрика. — Аннетте сказала Тине, что просто перешла перрон, верно? Фредрик кивнул. Другие два поезда, которые останавливались в Сульбротане, не стояли на перроне одновременно с другими поездами на «Осло С». Фредрик склонился над таблицей и стал изучать расписание. Поезд вышел из Шиена, затем, миновав Порсгрунн, проследовал через города Вестфолла и сделал остановки в Драммене и Аскере. Фредрик провел пальцем по листку. — Значит, ты думаешь, — он встретился с Кафой взглядом, — что в одном из этих городов находятся остальные члены общины? Кафа улыбнулась, довольная, что он понял. — Вполне естественно предположить, что они держатся вместе. — А что если их держат в плену? — Не думаю. Если они там не по собственной воле, то я не понимаю, зачем Аннетте так беспокоилась, чтобы полиция ничего не узнала. Должно быть другое объяснение. Кафа откинула челку со лба, покосившись на Фредрика. — Я спросила Андреаса, почему ты хромаешь. Он рассказал мне о твоем сыне. Фрикке. Мне очень жаль. Сначала Фредрик удивленно уставился на нее. Затем отодвинул блюдце в сторону, глубоко вздохнул и сложил руки. — Да. Представляю, каково вам, новичкам, слушать эту историю. — Что случилось? — Ты правда хочешь услышать? Это не слишком приятно. Фредрик не помнил, каким был тот день. Совсем. Но тогда была середина июня, и, очевидно, деревья должны были утопать в роскошной зелени. Мягкий аромат лета проникал в комнату через балконную дверь. А в гнездах ласточек, которые располагались прямо над окном их спальни, кипела жизнь. Тем летом они не строили никаких планов. Но вот что случилось тогда — по крайней мере, так об этом рассказывали другие. Элис уехала по делам в школу. Она работала учителем, но все еще находилась в декретном отпуске. Был последний учебный день, и ее класс переходил в среднюю школу. Фредрик проводил Софию на занятия. Они с классом собирались на барбекю. Затем он с Фрикком в коляске отвел Якоба в детский сад, забрал на почте посылку и пошел домой. Весна для Фредрика выдалась напряженной, и день, проведенный с сыном, вносил разнообразие в его будни. Он пообещал Элис встретить семью в чистом, опрятном доме с готовым домашним обедом. Поэтому, когда Фрикк, как обычно, уснул перед обедом, Фредрик побежал в магазин за углом. Он так уже делал и раньше. И Элис тоже. Дообеденный сон для Фрикка — святое, и это было так замечательно. Если он спал, то спал крепко. Пожар, видимо, произошел от взрыва. Как показало следствие, он начался по причине возгорания электрического оборудования на кухне. В старом доме были деревянные полы и потолки. Стены из ДСП обклеены обоями. — Когда я нашел Фрикка, он был уже мертв. Отравился дымом. Фредрик снял очки и вытер уголок глаза. Хранить воспоминания о только что начавшейся жизни очень непросто. Ведь поначалу все дети так похожи, тем более что этот ребенок был третьим. Фредрику было стыдно, но это правда. Он смутно помнил, как выглядел Фрикк и каким он был. Но одно воспоминание у него сохранилось, и оно трогало до слез всякий раз, когда он думал об этом. Как сильные маленькие ручки хватали его указательный палец, и малыш Фрикк изо всех сил тянул за него, чтобы достать до папы, а когда Фредрик помогал ему, улыбался своей трогательной беззубой улыбкой. — Ты испытываешь чувство вины? — спросила Кафа. Поначалу ничего другого, кроме вины, и не было. Но постепенно она, как болячка на ране, медленно подсыхая, утолщается, затвердевает, и, когда нарастает новая плоть, наконец отваливается. — Вина — как луна. Она не светит постоянно. Но она всегда на небе. И хуже всего, что по ночам. — Тебе неприятно говорить об этом? — Никто больше не задает вопросов. Большинство, с кем я общаюсь сейчас, даже и не знают, что я когда-то был отцом троих детей. А те, кто знали, уже забыли. Когда проходит время, это остается важным только для тех, кого напрямую касается. — Поэтому вы развелись? Ты и его мать? Фредрик вздохнул. — Конечно. Ведь я потерял ее сына. Он глубоко вдохнул и махнул рукой.