Часть 10 из 15 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Прошу прощения?
Кэл вздрогнул. Она была на кухне, стояла в двух шагах от него и улыбалась своей улыбкой в миллион ватт.
– Вы разговаривали сами с собой? У меня тоже такая привычка. Почему люди считают нас чокнутыми?
– Хотят, чтобы мы разговаривали с ними.
– Вероятно, вы правы. – Куин откинула за спину водопад белокурых волос.
Кэл понял, что не ошибся. Она не красавица. Слегка выдающаяся верхняя челюсть, нос с небольшой горбинкой. Огромные глаза – все это не считалось эталоном красоты. И хорошенькой ее тоже не назовешь. Слишком просто и слащаво. Прелестная… тоже не подходит.
Единственное определение, которое ему пришло в голову, – сексуальная. Но, возможно, это из-за того, что мысли опять начали путаться.
– Я не спросил, с чем вы пьете кофе.
– Неважно. Все равно у вас вряд ли найдется двухпроцентное молоко.
– Я удивляюсь, зачем оно вообще нужно.
С непринужденным смехом, поразившим Кэла в самое сердце, она подошла к стеклянным дверям, которые вели – как и предполагалось – на заднюю часть веранды, и окинула взглядом окружающий пейзаж.
– Из чего следует сделать вывод, что у вас нет и заменителя сахара. Знаете, такие маленькие пакетики, розовые, синие и желтые?
– Только что закончились. Могу предложить настоящее молоко и настоящий сахар.
– Можете. – Разве она не была хорошей девочкой и не съела яблоко? – А я могу согласиться. Позвольте задать вам еще один вопрос, просто чтобы удовлетворить любопытство. У вас дома всегда так аккуратно или вы навели порядок перед моим приездом?
Кэл достал молоко.
– Аккуратно – это женское слово. Я предпочитаю упорядоченно. Люблю порядок. Кроме того… – Он положил перед ней ложку для сахара. – В любой момент может приехать моя мать – что время от времени и происходит. Если в доме будет кавардак, нагоняй мне обеспечен.
– Если я не позвоню матери хотя бы раз в неделю, она будет считать, что меня зарубил топором маньяк-убийца. – Куин положила в чашку одну ложечку сахара, неполную. – Здорово, правда? Прочные семейные узы.
– Мне нравится. Может, присядем в гостиной у камина?
– Отлично. А давно вы здесь живете? В этом доме, – уточнила Куин, когда они, захватив кружки с кофе, покидали кухню.
– Пару лет.
– Не скучаете по соседям?
– Соседи – это чудесно, и я много времени провожу в городе. Но время от времени мне хочется тишины и уединения.
– Обычное дело. Мне иногда тоже. – Куин опустилась в одно из кресел, откинулась на спинку. – Меня удивляет, почему другим людям не пришла в голову та же мысль и они не построили здесь дома.
– Были такие разговоры. Но со временем заглохли.
Осторожничает, пришла к выводу Куин.
– Почему?
– Думаю, из-за финансовой непривлекательности.
– Но вы же здесь.
– Эта земля, участок леса, принадлежала моему деду. Он завещал ее мне.
– И вы построили этот дом.
– В общем, да. Мне понравилось место.
Уединенное. Очень удобно, когда хочется побыть одному. И рядом с лесом, который изменил всю мою жизнь.
– У меня были кое-какие знакомства, и мы построили дом. Как кофе?
– Великолепен. Вы и готовите сами?
– Специализируюсь на кофе. Я прочел ваши книги.
– И как?
– Мне понравилось. Вероятно, вы понимаете, что в противном случае не сидели бы тут.
– Что немного затруднило бы написание книги, которую я задумала. Вы потомок основателя поселения, которое со временем превратилось в деревню, а потом в город. И один из главных участников совсем недавних, необъяснимых инцидентов, связанных с городом. Я покопалась в истории, легендах, преданиях и всевозможных версиях. – Куин взяла сумку, которая служила ей и кошельком, и портфелем, достала диктофон, включила и положила на столик между собой и Кэлом.
Потом взяла блокнот, пристроила на коленях и пролистала до чистой страницы. Улыбка ее светилась энергией и интересом.
– Итак, Кэл, расскажите мне, что происходило в течение недели после седьмого июля восемьдесят седьмого, девяносто четвертого и две тысячи первого года.
Диктофон его… раздражал.
– С места в карьер, да?
– Я любопытная. Седьмого июля у вас день рождения. В тот же день и в том же году родились Фокс О’Делл и Гейдж Тернер, которые, как и вы, выросли в Хоукинс Холлоу. Я читала статьи, рассказывавшие о том, что именно вы с О’Деллом и Тернером одиннадцатого июля восемьдесят седьмого года сообщили о пожаре в начальной школе и спасли жизнь некой Мариан Листер, которая в тот момент была в здании.
Куин все время смотрела ему прямо в глаза. Любопытно, подумал Кэл, что она не пользуется записями и ни на секунду не отводит взгляда.
– Первоначально подозревали вас троих, но впоследствии выяснилось, что в пожаре виновата сама мисс Листер. У нее были ожоги второй степени на тридцати процентах тела и сотрясение мозга. Вы и ваши друзья, то есть трое десятилетних мальчишек, вытащили ее и вызвали пожарных. Двадцатипятилетняя мисс Листер в то время преподавала в четвертом классе; у нее не было ни криминального прошлого, ни психических заболеваний. Эта информация верна?
Она излагает факты по порядку, отметил Кэл. То есть известные факты. Ничего не говорящие о пережитом ими малодушном страхе, когда они вошли в горящую школу или когда наткнулись на хорошенькую мисс Листер, которая бежала сквозь пламя, заходясь в кашле, или когда тащили ее по коридорам, а на ней горела одежда.
– У нее случился нервный срыв.
– Очевидно. – Продолжая улыбаться, Куин вскинула брови. – Кроме того, за одну эту неделю в службу спасения Хоукинс Холлоу поступило больше дюжины звонков по поводу домашнего насилия – больше, чем за предыдущие шесть месяцев. А также полицией зарегистрировано два самоубийства, четыре попытки самоубийства, многочисленные нападения, три изнасилования и одна дорожная авария, виновник которой скрылся с места происшествия. Ни один – в буквальном смысле – участник этих преступлений и происшествий толком ничего не помнил. Высказывались предположения, что город стал жертвой массовой истерии, массовой галлюцинации или неизвестной инфекции, распространявшейся через пищу или воду. А вы что думаете?
– Мне было десять лет, и я был до смерти напуган.
Снова эта мимолетная, лучезарная улыбка.
– Не сомневаюсь. – Затем улыбка исчезла. – Вам было семнадцать в девяносто четвертом, когда в течение недели после седьмого июля случилась следующая… скажем, вспышка. Трое убитых, причем одного повесили в городском парке. И никто ничего не видел, никто не признался в преступлениях. Изнасилования, избиения, самоубийства, два сожженных дотла дома. Сообщалось, что вам с О’Деллом и Тернером удалось вытащить нескольких раненых из школьного автобуса и доставить в больницу. Все так?
– Более или менее.
– Тогда я продолжу. В две тысячи…
– Я знаю закономерность, – перебил ее Кэл.
– Каждые семь лет, – кивнула Куин. – Семь ночей. Днем – по крайней мере, насколько мне известно – почти ничего не происходит. Но от заката до рассвета настоящий ад. В совпадения как-то не верится – аномалия повторяется каждые семь лет и начинается в ваш день рождения. Те, кто верит в магию, черную и белую, считают семерку магическим числом. Вы родились седьмого числа седьмого месяца тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.
– Если бы я знал ответы на ваши вопросы, то положил бы этому конец. И не разговаривал бы с вами. Я говорю с вами потому, что, возможно, – всего лишь возможно – вы найдете ответы или хотя бы поможете их найти.
– Тогда расскажите, что произошло, расскажите все, что знаете, что думаете и чувствуете.
Кэл отодвинул кофе, наклонился вперед и посмотрел ей в глаза.
– Не на первом свидании.
Умен, с одобрением подумала Куин.
– Отлично. В следующий раз я угощу вас ужином. А теперь, может, вы возьмете на себя роль гида и проводите меня к Языческому камню?
– Сегодня уже слишком поздно. Отсюда два часа ходьбы. Мы не успеем вернуться до темноты.
– Я не боюсь темноты.
Взгляд Кэла стал жестким.
– Испугаетесь. Должен вам сказать, в этих лесах есть места, куда после захода солнца никто не ходит – в любое время года.
Она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Вы никогда не встречали мальчика примерно того же возраста, как вы, в восемьдесят седьмом? Темноволосого. С красными глазами. – Куин заметила, как побледнел Кэл. – Встречали.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что я его видела.
Кэл вскочил, подошел к окну и посмотрел на лес. На улице стало еще темнее и мрачнее, чем час назад.