Потом Гейдж без колебаний раскрыл бумажник и достал оттуда три долларовые купюры и одну пятидолларовую. Пряча деньги в карман, он взглянул на отца. Раздетый до трусов, Билл распростерся на кровати и храпел, приоткрыв рот. Ремень, которым он вчера вечером охаживал сына, лежал на полу рядом с грязными рубашками, носками и джинсами. На мгновение, всего лишь на мгновение, в мозгу Гейджа мелькнула безумная картина – он берет ремень, вскидывает над головой и с силой опускает на голый, обвислый живот отца. Посмотрим, как тебе это понравится. Но здесь, на столе, рядом с переполненной пепельницей и пустой бутылкой, стоит фотография матери Гейджа. Мать улыбается. Говорят, Гейдж похож на нее – темные волосы, зеленые с коричневыми крапинками глаза, волевой рот. Раньше Гейдж смущался от того, что его сравнивают с женщиной. Но в последнее время – поскольку все остальное, кроме фотографии, стерлось у него в памяти и он уже не слышал голос матери, не чувствовал ее запах – это придавало ему сил. Сын похож на мать. Иногда он представлял, что мужчина, почти каждый вечер напивавшийся до бесчувствия, не его отец. Его отец умный, храбрый и немного безрассудный. А потом смотрел на старика и понимал, что все это чушь собачья. Выходя из комнаты, Гейдж показал старому ублюдку средний палец. Нужно как-то нести рюкзак. Но надеть его он не мог – раны на спине болели. Гейдж спустился с крыльца и прошел на задний двор, где, пристегнутый цепью, стоял старенький велосипед, сменивший уже не одного владельца. Садясь в седло, Гейдж улыбнулся, превозмогая боль. Следующие двадцать четыре часа он свободен. Ребята договорились встретиться на западной окраине города, где лес вплотную подходил к изгибу дороги, мальчик из семьи среднего класса, ребенок хиппи и сын пьяницы. Они родились в один день, седьмого июля. Первый крик Кэла прозвучал в больнице графства Вашингтон – мать в это время тяжело дышала, отец плакал. Фокс появился на свет в подставленные ладони смеющегося отца в спальне странного деревенского дома; из проигрывателя неслась песня Боба Дилана «Ложись, леди, ложись», а воздух в комнате был пропитан запахом лаванды от зажженных свечей. Гейдж покинул лоно испуганной матери в машине «Скорой помощи», мчавшейся по шоссе 65 штата Мэриленд. Теперь Гейдж приехал на условленное место первым. Он соскочил на землю и откатил велосипед к деревьям, чтобы его не было видно с дороги. Затем сел на землю и закурил первую за сегодняшний день сигарету. От курева его всегда немного подташнивало, но сам акт неповиновения компенсировал неприятные ощущения. Гейдж сидел в тени деревьев и курил, представляя себя на горной тропе в Колорадо или во влажных джунглях Южной Америки. Где угодно, лишь бы подальше отсюда. Он третий раз выпустил изо рта облачко дыма и сделал первую осторожную затяжку, когда услышал шорох трущихся о землю и камни шин. Между деревьев ехал Фокс на своей «Молнии» – велосипед так называли из-за зигзагообразных молний, которые отец Фокса нарисовал на раме. Его отец здорово рисовал. – Привет, Тернер. – О’Делл. – Гейдж протянул приятелю сигарету. Оба прекрасно знали, что Фокс берет ее только для того, чтобы не выглядеть слабаком. Он поспешно затянулся и вернул сигарету. – Что у тебя? – Гейдж кивком головы указал на сумку, привязанную к багажнику «Молнии». – Сухие закуски, печенье и еще пирожные. Яблочное и вишневое. – Отлично. А у меня три банки «Бада»[4] на вечер. Фокс удивленно вытаращил глаза. – Врешь? – Не вру. Старик напился и все равно не заметит. У меня есть еще кое-что. Последний номер журнала «Пентхаус». – Правда? – Старик прячет журналы под грудой тряпья в ванной. – Дай посмотреть. – Потом. С пивом. Мальчики подняли головы, услышав, как Кэл ведет велосипед по каменистой тропинке. – Эй, болван, – приветствовал приятеля Фокс. – Здорово, придурки. В грубых шутках мальчиков сквозила братская любовь. Они откатили велосипеды дальше в лес и свернули с узкой тропинки. Надежно укрытые от чужих глаз, приятели достали припасы и произвели инвентаризацию. – Господи, Хоукинс, что твоя мама туда напихала? – То, что ты слопаешь, когда есть захочешь. – От тяжести корзины у Кэла уже заболели руки, и он бросил недовольный взгляд на Гейджа. – Может, переложишь часть в свой рюкзак? – Нет, я понесу это в руках, – возразил Гейдж, но все же откинул крышку корзины и, присвистнув при виде пластиковых контейнеров, сунул несколько штук к себе. – Возьми что-нибудь, О’Делл, а иначе мы будем тащиться до пруда Эстер целый день. – Черт. – Фокс вытащил из корзины термос и сунул в рюкзак. – Так не тяжело, Салли? – Пошел ты. Все равно у меня корзина и рюкзак. – А у меня продукты с рынка и рюкзак. – Фокс снял с велосипеда драгоценный груз. – Ты понесешь приемник, Тернер. Пожав плечами, Гейдж взял радиоприемник. – Тогда я выбираю музыку. – Только не рэп, – в один голос заявили Кэл и Фокс, но Гейдж лишь улыбнулся в ответ и принялся крутить ручку настройки, пока не поймал что-то вроде «Ран Ди-Эм-Си»[5]. Под нее они и тронулись в путь. Густая зеленая листва приглушала яркое солнце и летнюю жару. Сквозь верхушки высоких дубов и вязов просвечивало бледно-голубое небо. Подбадриваемые песнями «Аэросмит», мальчики направлялись к ручью. – У Гейджа есть «Пентхаус», – объявил Фокс. – Порножурнал, болван, – пояснил он в ответ на удивленный взгляд Кэла. – Ого. – Так-то. Давай, Тернер, вытаскивай его. – После того как разобьем лагерь и откроем пиво. – Пиво! – Кэл непроизвольно оглянулся, словно мать могла каким-то чудом оказаться у него за спиной. – Ты принес пиво? – Три банки, – подтвердил Гейдж, раздуваясь от гордости. – И сигареты. – Правда, круто? – Фокс хлопнул Кэла по плечу. – Такого дня рождения у меня еще не было. – Точно, – подтвердил Кэл, пытаясь не выдать испуга. Пиво, сигареты, фотографии обнаженных женщин. Если мама узнает, то сидеть ему дома до тридцати лет. Не говоря уже о том, что он солгал. И пошел в лес, чтобы переночевать у запретного Языческого камня. Его не выпустят из дома до самой смерти. – Не дрейфь. – Гейдж перехватил рюкзак другой рукой, и его глаза озорно блеснули. – Это круто. – Я в порядке. – Тем не менее, когда из зарослей выпорхнула жирная сойка и сердито закричала на них, Кэл вздрогнул. 2 В мире Кэла пруд Эстер считался запретным, что делало его еще более притягательным. Считалось, что затерянную в лесной чаще впадину с коричневатой водой, куда впадал извилистый ручей Антиетам, посещает призрак какой-то странной девушки, утонувшей в пруду в незапамятные времена.