Часть 27 из 72 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Каждая из женщин, став матерью, меняется. Ещё тринадцать лет назад, когда мы были молоды и только строили семью, ты помогала мне на площади и считала своим долгом подарить мне сына – моего преемника.
– А ты ничуть не изменился!
Приятный смех был прерван стуком.
Кто-то из детей открыл дверь. Чуть меньше минуты доносившегося бормотания, и к ним вбежал встрёпанный Ларс. Босоногий, в одних лишь штанах, с перепачканным после завтрака лицом. Похоже было, что он только встал.
– Отец, за тобой пришли. Его Величество… Его Величество и Его Высочество отправили за тобой, их люди ждут внизу. Они сказали, надо спешить.
– Последний день цикла, Кайрус!
– Я знаю, любовь моя. – Кайрус мягко освободился от объятий супруги и встал. – Но служба короне – это наш долг.
– У них нет совести!
– Не стоит так говорить. Отдыхай, я не думаю, что задержусь надолго.
Сборы отняли лишь несколько минут – сейчас были сложные времена, и надо было быть готовым отправляться на службу в любое время. В этот раз за ним явился сам сир Тордж – один из прославленных рыцарей Серого Ордена, а значит, дело серьёзное.
– Мне нужны будут помощники, сир? – Отбирать у детей заслуженный отдых нехорошо, но, в конце концов, ему достойно платили за его работу.
– Не стоит, Кайрус, достаточно только тебя.
Это окончательно запутало палача. За ним явился рыцарь, в день, когда казни под запретом, когда веселье на площади было в самом разгаре, и даже помост наверняка накрыли тканью и украсили, чтобы не наводить тоску на горожан, однако справиться может и один Кайрус.
Путь пролегал в замок, он понял это не сразу и был уверен, что конечным пунктом станет темница, что располагалась в том же направлении. Он ошибся.
В замке все смотрели на палача с нескрываемым недоумением и ужасом. Нет, далеко не каждый знал его в лицо, но, чтобы иметь свои привилегии, чтобы получать всё, что необходимо для жизни задарма, все палачи носили знак отличия: на плаще, на рубахе, на его перчатках – всюду был вышит знак в виде красной петли.
Многие его приятели выжигали себе на руке подобный знак, чтобы не переживать о вышивке на одежде. Так они говорили, однако Кайрус был уверен, они делали это скорее в дань своему делу жизни. Отдающихся своему призванию, настолько сильно, что это начинало переходить любые границы, любителей пытать сверх меры и получающих удовольствие от истязаний других он знал, и немало. В каком-то смысле он понимал их. В чём-то он даже поддерживал их взгляды, хоть и казавшиеся при первом приближении омерзительными.
Между увлеченными братьями-палачами и Кайрусом всё же было различие – когда они пытали в своё удовольствие и увлекались, их жертвы погибали или сходили с ума. Кайрус мог остановиться, он знал меру всему и не превышал необходимых границ. Может, именно поэтому его семья когда-то заняла пост королевских палачей?
Сир Тордж и его братья проводили Кайруса до небольшого зала, но в дверь вошли только сир с палачом.
Прославленный рыцарь тут же опустился на одно колено в поклоне, и палач присоединился к нему, даже не разглядев в плохо освещённом помещении, с кем он имеет честь говорить.
– Встаньте. – Голос регента мужчина узнал сразу же. Интересно, Его Величество также здесь, или в его возрасте не стоит общаться с палачами?
– Ваше Высочество! – Палач встал и почтительно склонил голову.
– Кайрус, – лорд Форест улыбнулся ему, как доброму приятелю, – я рад видеть тебя в добром здравии. Как поживают твои дети?
– Благодарю, Ваше Высочество. Всё хорошо. Мой старший, Ларс, уже делает успехи, Рисс, мой второй сын, начал помогает мне, а из дочерей выйдут прекрасные жёны…
Если регенту не хочется начинать сразу, следует удовлетворить его потребности в светской беседе. Тем более редкому палачу выпадает шанс полюбезничать с лордом, и тем более наставником самого короля.
– И сколько уже твоим дочерям?
– Почти одиннадцать, Ваше Высочество, и восемь.
– Совсем уже взрослые. Для старшей уж впору и приданое собирать. Пожалуй, в этом я могу тебе помочь. – Лорд Форест нашёл, за что зацепиться, прекрасно. – У меня есть для тебя работа. Особая. Уверен, уж ты справишься с ней отлично, я всецело могу доверять тебе, а твои навыки и преданность вызывают лишь уважение…
– Благодарю, Ваше Высочество. Чем я могу быть вам полезен?
– У меня появилась информация о неком лорде Хэйтхарте… Я узнал, что он помогал мятежникам. Оказывал им помощь золотом и словом, подначивал и всячески портил жизнь королевству. Кроме того, его владения находятся рядом с Цитаделью, и, к сожалению, он уже неоднократно мешал обозам, и наши ценнейшие лекари оказывались в весьма неприятных условиях…
– Вы желаете, чтобы я помог ему усвоить, что так поступать нельзя, Ваше Высочество? На площади, я полагаю?
– Безусловно, это потребуется в будущем. Кайрус. У меня есть информация, мне понятны его мотивы, но сейчас… в первую очередь мне нужны доказательства.
– Увы, Ваше Высочество, я мало подхожу на роль шпиона и…
– Этого и не требуется. Я, конечно, не лорд Экрог Редгласс, но и у Его Величества шпионов достаточно. От тебя мне необходимо нечто другое. Понимаешь ли, Кайрус, главным доказательством, сколько бы ни было других улик, было и остается прилюдное признание в совершенных преступлениях. – Лорд Форест смотрел на него в упор, и палач кивнул. – Особенно если речь идёт о лорде. – Кайрус вновь кивнул. – И уж тем более когда Ферстленд может пострадать от двух глупцов-правителей и неизвестно, случится ли война и к чему она приведёт… Того, кто поможет мне получить признание, я щедро вознагражу, и часть награды он получит незамедлительно. Если согласится помочь.
Что ж, теперь понятно, почему его привели в замок на личную аудиенцию к регенту. Такие разговоры с Кайрусом уже вели – тогда он был совсем молод и имел всего двух детей. Гийер был куда менее прямолинейным, и ему пришлось подводить к нужной мысли молодого палача не менее получаса.
– И виновный должен быть жив, чтобы признать свою вину, стоя на городской площади.
– О, Кайрус… – Лицо регента теперь было куда более расслабленным, он понял, что палач не откажет ему. – Разумеется. Более того, пусть лорд и виновен, нельзя допустить, чтобы народ видел, как тяжело далось ему признание. Уверен, что его, как знатного, будут казнить в достойных одеяниях, добротных сапогах и перчатках, как и положено.
Это уточнение и впрямь было важным. Итак, значит, трогать лицо и шею лорда Хэйтхарта нельзя ни в коем случае, зато следы на его теле, руках и ногах будут надёжно прикрыты одеждой. Подобные задания уже доставались ему. В первый раз всё было сложнее – того лорда, почитателя чёрной магии и клятвоотступника, было необходимо раздевать по пояс и сжигать посередь площади. Тогда в распоряжении палача были лишь те части тела, что прикрывались штанами.
– А сколько времени милорд Хэйтхарт должен размышлять о своих преступлениях и готовиться к признанию?
– Чем скорее он решит признаться, тем большая награда ждёт моего любезного помощника. Кайрус, надеюсь, я могу рассчитывать, что о том, кто ждёт королевского суда в темницах, никто не узнает?
– Разумеется! – Такое подозрение возмутило палача, и он воскликнул это куда более громко и куда менее вежливо, из-за чего поспешно добавил: – Ваше Высочество, – и почтительно склонил голову.
– Сир Тордж, передайте шкатулку Кайрусу. Уверен, твои жена и дочери будут рады подарку. Я бы мог дать тебе письменные гарантии, но, сам понимаешь, лишние бумаги в такой ситуации нам ни к чему.
– Не стоит, Ваше Высочество. Мой долг служить короне, и моя работа приносит мне щедрое вознаграждение…
– Верность короне похвальна и должна быть вознаграждена.
Отец учил его не спорить с лордами и тем более королём – что творится в головах у знати, простолюдинам понять невозможно. Регент был почти королём, особенно пока Его Величество не повзрослеет.
– Сир Тордж проводит тебя. Он знает дорогу.
Это дело и впрямь было срочным.
Онса будет кричать и ругаться не хуже кузнеца. Может, шкатулка задобрит её, когда Кайрус вернётся домой под самый вечер. Если нет, то палача ждёт нечто более ужасное, чем милорда Хэйтхарта.
Рирз
Разведчики доложили – в лесу, по которому сейчас пробирался отряд, ближе к западу располагались несколько хижин. Заметить их удалось только из-за дыма от костров.
Вероятно, как и говорил Гевн, ночью можно было застать врасплох местных жителей, но Рирз отказался от этой затеи. Воевать в темноте на своей территории, конечно, оправдано, но на незнакомой местности, с теми, кто совершенно не изучен, – самоубийство. Прошлая их попытка успехом не увенчалась.
Когда люди бастарда пришли сюда в первый раз, они ещё не знали, где конкретно живут будущие рабы, но всё же им повезло наткнуться на группу дикарей. Их было не так много, они выглядели, как обычные люди, разве что больше походили на оборванцев из квартала умельцев, коих множество в городах Ферстленда, нежели на опасных врагов. У большинства дикарей было такое количество украшений из разноцветных камней, ракушек, дерева и глины, что рябило в глазах. Быть может, они использовали их вместо доспехов? И с ними был странный мужчина, невысокий, почти полностью седой, с бородой до пупка. Его наряд состоял из сплошных ветвей и листьев, в его длинные волосы были вплетены перья и цветы. Пусть после он и оказался могущественным противником, но при первой встрече у незаконнорождённого сына лорда Рогора и его войска он вызвал лишь смех.
Об этом смехе пожалели всё.
Недруги кричали что-то на своём языке. Бастард начал понимать дикарей, но во время битвы с трудом разбирал знакомые слова.
Люди в перьях пытались пробить доспехи деревянными копьями, били его воинов тяжёлыми молотами из камня и дерева, метали шишки, но через минуту, две или три после того, как в их кожу и плоть вонзались дротики, становились более вялыми и вскоре засыпали – зелье Айдина и впрямь помогало.
Воины Рирза смогли оттащить больше двух десятков, пока путь им не преградил смешной старец с цветами в волосах. Он закричал что-то малопонятное, завыл, начал трясти своей головой, из-за чего вплетённые в его бороду ракушки и деревянные фигурки стали биться друг о друга. Воины смеялись, бастард вторил им, и бой продолжался.
И вдруг этот умалишённый упал на колени у одного из деревьев и замычал глупую песню. Холдбист уж решил, что толку с него не будет и стоит из сострадания отрубить ему голову, как случилось необъяснимое.
Лес как будто встал на защиту этого диковатого народца!
В войско и в самого Рирза начали лететь шишки и ветки, все птицы остервенело набрасывались на них, звери, обитавшие здесь, от маленькой мышки до больших и рогатых животных, явились на зов старика и стали выступать на стороне дикарей. Деревья склонялись над захватчиками, ветви преграждали путь, и, Рирз был готов поклясться, часть корней выступила из земли! За, как показалось бастарду, мгновение отряд потерял шестерых бойцов и был вынужден отступить под таким напором. Как бы ни хотелось сыну Рогора утверждать обратное, но это было больше похоже на бегство.
Их отступление было столь поспешным, что они не то что не забрали хотя бы часть спящих врагов, но и пронеслись мимо своих тайников, где оставили пропитание и часть оружия на случай отступления или кровавой бойни.
В лагере их встречали.
Конечно же, все ждали их с победой или поражением, ждали раненых и убитых, ждали пленных. Но истории воинов о том, как их закидывали шишками и натравливали птиц, поначалу вызвали волну смеха. Однако одного взгляда на бастарда хватило, чтобы понять – это не шутки.
Рирз не собирался отступать и планировал второй поход. Он был тогда уверен, что теперь-то уж точно справится. А для этого требовалось разузнать побольше. Затем он и отправился к Амфи.
Молодой морской житель уже достаточно освоил их язык, а Рирз вполне сносно понимал многие слова местного народа. Их разговор для большинства выглядел диковато – они использовали речь Ферстленда и Новых Земель вперемешку.
– Амфи! – Молодой будущий лорд постучал по стенке деревянного корыта, где обитал его друг. На стук и голос из воды появилась мокрая голова, за бортик схватились руки с длинными пальцами и перепонками между ними.
– Ри-и-ис! – протянуло существо и встало в полный рост. Он продемонстрировал все острые зубы, местные научили его улыбаться, однако в исполнении водного жителя это выглядело очень уж устрашающе. – Ты долго быть не здесь. Я грустить.
– Да, я тоже соскучился, мой дорогой друг. Тебя не обижали? Воду меняли?