– Подожди, сейчас законспектирую. – Покопавшись в кармане, Лев Иванович достал листок бумаги и начал писать, а Крячко тем временем, бурча себе под нос, что Лева окончательно загордился и других уже за людей не считает, стал надевать валенки. – Ладно, Стас, извини, – повернулся к нему Гуров. – Просто целый день на ногах, замерз, голодный, как черт, устал, как свора ездовых собак, а на выходе – ноль. А ведь работаем, можно сказать, по горячим следам. – Младшенького завсегда обидеть просто, – затянул свою обычную песнь Крячко. – Но я коварно воспользуюсь твоим раскаянием, чтобы вытащить снова на мороз, благо здесь недалеко. Пошли, Лева, сил нет больше терпеть! Жра-а-ать хочу! Спа-а-ать хочу! – Ты и мертвого уговоришь, – пробурчал Гуров. – Пошли! Они оделись и вышли на улицу. Идти действительно оказалось недалеко, и попав наконец в квартиру, они сразу ощутили себя в уютной домашней обстановке, да еще сопровождаемой запахом нормальной домашней еды. Их встретила симпатичная старушка и прямо в коридоре сообщила: – Постели я вам чистые постелила, уха на плите – ее только разогреть, а пюре с рыбкой в духовке, еще горячие. Ну, я пойду, а то у меня сериал начинается. Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь, а друзья, быстро раздевшись и отпихивая друг друга, бросились к раковине, чтобы вымыть руки и поскорее сесть за стол. Они ели и никак не могли наесться, успокоились только тогда, когда и кастрюли, и сковорода были абсолютно пусты. – Ну, все! Я пошел спать! – решительно заявил Стас. – Я посуду мыть не буду! – еще решительнее сказал Гуров. – Кто готовил, тот и моет! Крячко же пошел в зал, включил свет, задернул шторы и стал шуметь, расстилая постели и раскладывая диван, потом демонстративно подвигал стул, потоптался и шлепнулся на скрипнувшую от такого неуважительного отношения кровать. – А вот тебе остается диван, – торжествующе сказал он. – Да я сейчас и на голой земле усну, – усмехнулся Гуров и тоже стал шуметь, показывая, что собирается лечь спать. – Свет выключи, – попросил Крячко, и он щелкнул выключателем. Когда их глаза привыкли к темноте, Стас осторожно встал и, подойдя в коридоре к большому шкафу-купе, отодвинул дверцу, а потом, повернувшись к Льву Ивановичу, сделал знак, приглашающий идти за ним. Гуров кивнул на спальню, но Стас дал понять, что хозяйка в курсе. Он шагнул в шкаф, Лев Иванович – за ним. Как оказалось, задней стенки у шкафа не было, и они вышли в коридор соседней квартиры. – Ты уверен, что это помещение не прослушивается? – шепотом спросил Гуров Крячко, на что тот тоже шепотом ответил: – А это уже Сашкина зона ответственности. Тут такая история: у Виталия, это один из них, – кивнул он в сторону комнаты, откуда слышались голоса, – жена давно и тяжело болеет – онкология. А он мужик, ему, сам понимаешь, чего надо. Ну, и завел себе женщину на стороне. Только человек он в городе известный, его каждая собака знает, вот и купил, чтобы не светиться, две соседние квартиры, вход в которые из разных подъездов. В одной свою дальнюю родственницу поселил, – Стас показал пальцем себе за спину на квартиру, откуда они вышли, – а любовницу – здесь, – потыкал он в пол. – То есть он навещает родню, а сам – сюда, – понял Гуров. – Да! Так что здесь можно говорить совершенно спокойно. – И где сейчас любовница? Надеюсь, разговаривать придется не при ней? – Да он ее сразу же после покушения на Потапыча отдыхать отправил – не до нее стало. – На, держи, – тихонько сказал Лев Иванович и протянул Стасу листок бумаги. – Тут все действующие лица, которых я вычислил, тебе придется за ними бдить, чтобы не сбежали. – Одному? – шепотом воскликнул Крячко и, посмотрев на то, что было написано на листке, удивленно уставился на Гурова, тыкая пальцем в одну из строчек, на что тот утвердительно покивал: – Представь себе, да! – Мне на несколько частей разделиться? – тихо возмутился Стас. – Ничего, у своих друзей-сибиряков людей возьмешь! – съязвил Гуров. – Черт! Как спать хочется! – Он зевнул и помотал головой, отгоняя сон. – Будем надеяться, что хоть немного отдохнуть нам все-таки удастся. – Лева! Надежды питают только юношей, а мы с тобой уже зрелые мужи, – усмехнулся в ответ Стас. – Хорошо, что не перезрелые, – буркнул Гуров. – Нет, Лева, мы в самом соку, – самодовольно заявил Крячко. – Сочные! Вы там долго шептаться будете? – раздался чей-то мужской голос со стороны комнаты. – Уже идем, – откликнулся Стас и первым пошел в ту сторону. Гуров шел за ним и думал, как же ему обращаться к этим людям, но, как и в первый раз, когда он занимался делом Савельева, так и не смог определиться, но потом все же решился. Вошел в комнату, где Крячко, сыпя шуточками-прибауточками, уже пожимал хозяевам руки, и сказал то, чего раньше никогда не произносил: – Здорово, мужики! Все восприняли это совершенно нормально, и только Александр не сдержался: – Блин! Это кто же в тайге сдох, что Гуров вдруг так «полевел»? В прошлый раз в Москве он нас своей ледяной вежливостью начисто заморозил, а здесь вдруг подобрел! – Просто у него от ваших холодов в голове прояснилось, – невинно заметил Стас. – Мужики! Кончайте хохмить! – попросил Лев Иванович. – Я целый день на ногах и держусь исключительно на морально-волевых. – Э! Гуров! – обеспокоенно воскликнул Романов. – Если ты опять вырубишься, я тебя на себе второй раз не потащу! – Сашка! А куда ты денешься? Потащишь как миленький! – отмахнулся от него Крячко. – Ну, тогда приступим, благословясь! – сказал Александр и начал представлять людей: – Виталий! Высокий массивный мужчина, – впрочем, они почти все здесь были такими, за исключением одного среднего роста, худощавого и черноволосого человека с темными миндалевидными глазами и большим крючковатым носом, – привстав с места, пожал Гурову руку и сказал: – Нефть и газ. – Геннадий! – продолжил Романов. – Уголь, руда, цветные металлы. – Матвей! – представил Александр третьего отца города. – Камешки, золотишко. – Как я понимаю, камешки не простые, – заметил Лев Иванович. – Разные попадаются, – усмехнулся тот. – Это Максим! – Сельское хозяйство. – Какое же у вас здесь может быть сельское хозяйство? – удивился Гуров. – Животноводство и птицеводство, все исключительно на стойловом содержании, – объяснил тот. – Ну, чем я занимаюсь, ты и так знаешь – лес и пушнина, – сказал Романов. – А это наш поилец и кормилец Борис! – Борис Львович Либерзон, тоговля, бытовое обслуживание и все этому сопутствующее, то есть стоитесьво, дооги и все почее, – сказал тот с характерным акцентом. – Иваныч! Не обращай внимания! Борька совершенно чисто говорит по-русски, только иногда, вот как сейчас, придуривается, – объяснил Александр. – С кем пьиходится аботать! – воздел руки к потолку Либерзон. – Лев Иванович! Я единственный евьей на весь Новоленск! Должен же я соответствовать шиоко и глубоко укоенившимся стееотипам! – Кончай заливать! За городом еще шлагбаум есть! – рассмеялся Матвей. – И вот так они надо мной уже много лет издеваются! – со слезой в голосе пожаловался Борис Гурову. – Что же ты в Израиль не уедешь? – спросил Крячко. – Там будут только рады новому богатому человеку. – Ну, во-пейвых, я евьей только на четвейть, и то по отцовской линии, а во-втоых, что я там буду делать? Там же вокьюг одни евьеи! – Как же тебя сюда занесло? – не унимался Крячко. – Дед во вьемя войны после отсидки остался – знаменитая 58-я статья, – объяснил Либерзон. – Мужики! Давайте работать! – устало попросил Гуров. – Честное слово, вот сделаем дело, сядем, выпьем, поговорим за жизнь, похохмим, анекдоты потравим. – Совсем худо? – присмотревшись к нему, спросил Романов и, поняв, что так и есть, сказал: – Сейчас я тебе чаю покрепче сделаю! – Чтобы я потом совсем не уснул? – возразил Лев Иванович. – Обойдусь! А сейчас я вас кое о чем спрашивать буду. Скажите, почему все природные богатства в закрома родины не оттянули? – Хотели, но в связи с незначительностью запасов сочли нерентабельным тянуть через тайгу ветку к магистральным трубопроводам, – объяснил Виталий. – Да и все остальное у нас в небольшом количестве, – поддержал его со скромным видом Геннадий, а Матвей согласно покивал головой. – А на самом деле еще прапраправнукам хватит, – усмехнулся Гуров. – Ну, об этом только господь знает да комиссии, что из Москвы приезжали и все проверили, – ответил ему Виталий. – Только в Москву они все вернулись в собольих шубах, или еще что-то такое вы им презентовали. Да и сейчас своими щедротами не оставляете, – заметил Лев Иванович. – Так у нас в Сибири народ хлебосольный, щедрый, – улыбнулся Романов. – Ладно, это я так, исключительно из любопытства спросил. А теперь – по делу: откуда, по-вашему, могут расти ноги у этого покушения? Это может быть Москва?