– Камеры теперь вторая валюта, – проговорил Данн, когда они придвигали стол к стене. – Знаю человека, который купил пару дюжин. Все сбережения вбухал. – Рискованное вложение. – Ну бумажные деньги тоже. Так вы думаете, что свидетели лгали, опознав его как Питера Томаса? – Мы ничего не докажем, – вздохнул Дуглас. – Они будут до последнего клясться, будто именно под таким именем его и знали. Но я табачный паек за месяц готов поставить, что это ложь. – Почему, сэр? – Все говорили одно и то же, Джимми. Слишком много свидетелей сошлись в показаниях. – Может, потому, что это правда! – Правда не бывает одинаковой. Так говорите, у этого Споуда сегодня еще урок? – Должен быть, сэр. В школе его возьмем? – Сперва я позвоню в Скотленд-Ярд. Мой новый начальник может изъявить желание присутствовать. Предположение оказалось верным. Штандартенфюрер Хут, по словам Гарри Вудса, выдал «типичный набор эсэсовского лая». Глава 11 Школа на Бич-Роуд представляла собой типичную викторианскую крепость, в каких большинство лондонцев проводили свои ученические годы. С одного бока к зданию примыкала полузаброшенная церковь, и мощеная площадка перед ее кладбищем служила школьным двором. «И мы обрекаем своих детей проводить золотое время юности в таком месте… Бедный мой сын», – угрюмо размышлял Дуглас. Напротив школы располагалась чайная – когда-то уютная маленькая норка, пахнущая сигаретами «Вудбайн», свежими тостами и сгущенным молоком. Дуглас часто захаживал туда еще на заре своей карьеры в уголовном розыске. Прилавок тогда ломился от хлебного пудинга, нарезанного большими ломтями – тяжелыми, как свинец, и темными, как грозовая туча. Теперь же старенький бак, из которого прежде наливался чай, содержал в себе лишь безвкусный эрзац, и в помещении было так холодно, что даже окна не запотевали. – У нас в резерве четыре взвода пехоты, – говорил Хут. – Я пока велел им не привлекать к себе внимания. Остальные взяли квартал в оцепление. Дуглас посмотрел наружу сквозь стеклянную дверь чайной. Солдаты были в полном боевом обмундировании, вплоть до полевых курток и ручных гранат на поясе. Вдоль Лиссон-Гроув выстроились грузовики, рядом с ними ожидали группы для проведения массовых арестов – с раскладными столами, переносными пишущими машинками и ящиками наручников. Такова была официальная немецкая политика. «Обеспечение правопорядка должно быть демонстрацией ресурсов власти населению». Зная это, Дуглас все равно не ожидал такого масштаба. – Наверное, стоило бы мне произвести арест одному, – сказал он. – Я хочу, чтобы эти люди поняли: мы настроены серьезно, – отрезал Хут. – Все, идем его брать. Они перешли через дорогу. Дуглас услышал смех кого-то из солдат и посмотрел туда, где ожидали штурмовые группы. Бойцы переговаривались, стоя в расслабленных позах, какие солдаты всегда принимают в минуты отдыха. А вдруг этим эсэсовцам дадут приказ открыть по школе огонь? Они подчинятся? Дуглас не сомневался: если он вообще что-то знает о детях, вся ребятня либо уже сгрудилась у окон, прижав к стеклам носы, либо ерзает на месте в ожидании разрешения повыскакивать из-за парт. Он оглядел все окна в поисках сына, но нигде его не увидел. Как только они с Хутом вошли в вестибюль, им навстречу шагнул вахтер. Заметно было, как сильно он нервничает. В атмосфере чувствовалось напускное спокойствие, как будто все в школе получили приказ не обращать на окруживших здание военных никакого внимания. – Чем могу помочь вам, джентльмены? – Прочь с дороги! – рявкнул Хут. – Где директор? Под столом прячется? – Штандартенфюрер, этот человек – фигурант моего расследования, – твердо произнес Дуглас. – Я должен настаивать на соблюдении гражданских прав. Я сам произведу арест. Хут улыбнулся. – Не волнуйтесь, мы не планируем застрелить его «при попытке к бегству», если вы на это намекаете. Штандартенфюрер шагнул к дверям, за которыми скрылся вахтер, и проорал в полутемные коридоры: – Давайте-ка поживей, господин директор, чтоб вас черти взяли! – Затем он обернулся к Дугласу и пояснил: – У нас к этому человеку слишком много вопросов, так что пока никак нельзя подвергать его жизнь опасности. В коридоре появился директор. – Как это все понимать? – вопросил он тоном, которого Дуглас не слышал со школьной скамьи. Хут смерил его взглядом, поднял трость и ткнул директора в грудь серебряным набалдашником. – Не сметь… – произнес он и сделал долгую паузу, – обращаться ко мне… – он говорил медленно, подчеркивая каждое ключевое слово тычком трости, – а также к моим офицерам подобным образом. Вы показываете своим ученикам дурной пример. Директор вытаращил глаза, растеряв все спокойствие вместе с чувством собственного достоинства. – Все из-за Споуда? – промямлил он, заикаясь. – Вы же за ним? Зачем я только дал ему работу?! От него одни неприятности… – Где он? – Хут задал вопрос очень четко, будто обращаясь к маленькому ребенку. – Кто, Споуд? – Ну а кто еще-то? Или вы думаете, я зашел справиться у вас о местонахождении рейхсмаршала Геринга? – Долгая пауза. – Или о короле Англии? Вместе с королевой и принцессами? – Нет-нет, конечно. Вы остроумны, герр полковник. О короле, ха-ха! Всем известно, что Его Величество и вся королевская семья сейчас в Виндзорском замке, в добром здравии. Я читал в газетах и дал понять своим сотрудникам, что не потерплю никаких подлых слухов, будто бы он заключен в Тауэре… – Где Споуд? – повторил Хут, слегка приподнимая козырек фуражки, словно околыш чересчур стеснял ему голову. – Споуд? – Директор издал нервный смешок. – Споуд? А вы не знаете? Он же в полицейском участке… – Несмелая улыбка сползла с его лица. – Разве нет? Сегодня утром ко мне приходили выяснять его домашний адрес. Хут вскинул бровь и посмотрел на Дугласа. Тот кивнул. Директор в беспокойстве наблюдал за ними. – Я, конечно же, сообщил всю имеющуюся о нем информацию, – быстро затараторил он, – и не думайте, что я критикую ваши методы, в мыслях нет! Я бывал в Германии до войны. И мне очень понравилось, как у вас там все устроено. В смысле, и сейчас нравится. То есть я не хочу сказать, будто в Англии что-то устроено неправильно, я имею в виду… Дуглас подошел к ожидающему в уголке констеблю Данну и велел: – Сбегайте-ка назад и заберите протез и фотографии. Хут тем временем оборвал директорский лепет: – Держите себя в руках. Где этот Споуд? – Говорю же вам, герр полковник! Его вызвали в полицию. По телефону позвонили. Конечно же, я позволил ему отменить урок. – По телефону, значит? А кто ответил на звонок? – Мой секретарь. Я сразу вызвал к себе Споуда. Вы же понимаете, телефон в здании только один. – И давно это было? Директор глянул на часы, постучал по циферблату, поднес запястье к уху. – Около часа назад. Хут высунулся из дверей и дважды коротко дунул в свисток. Солдаты тут же припустили по двору, стуча коваными сапогами по брусчатке, и выстроились перед входом в школу, как на параде. Возглавляющий строй офицер вскинул руку в том, что у немцев называлось «партийным приветствием». – Вот этого болвана под арест, держать отдельно от остальных, – распорядился Хут. – То есть звонили не из полиции? – Директор начал понимать, что произошло. – То есть это сообщники его? Боже мой… – Он вцепился в плечо Дугласа, ища защиты. – Меня обманули! Этот Споуд меня обманул! Объясните им! Вы же англичанин, я знаю, вы англичанин! Скажите им, что я ни в чем не виноват! Дуглас застыл от стыда. Солдат оттащил от него директора. – Разрешите хоть жене позвонить! – умолял несчастный, но его уже вели прочь. – Взять всех учителей, – приказал Хут офицеру. – И старших детей. Нет никаких гарантий, что они в этом не замешаны. Иногда и пятнадцатилетние убивают наших, были уже случаи. – Я попробую выяснить, где Споуд мог скрыться, – сказал Дуглас. Хут с досадой махнул рукой. – Он уже далеко теперь. Прятаться они хорошо умеют. – Кто «они»? – Террористы. – Так у немцев было принято именовать Сопротивление. – Нет, Арчер, идите к сыну. Он ведь тут у вас? Заберите, успокойте, надо ему объяснить. Дуглас не удержался от горького восклицания: – Объяснить!.. Он понятия не имел, как объяснить своему ребенку творящееся в мире безумие. – У детей гибкая психика, – произнес Хут. – Не стоит пытаться оградить его от всего, потому что он растет без матери.