Вальтер улыбнулся, чуя, как приятно оберфельфебелю быть на короткой ноге со знаменитым сыщиком. Он разлил кофе по чашкам, и некоторое время они смаковали напиток в молчании. И все-таки оберфельдфебель не смог долго сдерживать свой восторг. – Жена и сын небось не поверят, когда я им напишу! Они у меня оба следят за громкими преступлениями. Когда следующий раз поеду в Лондон, сфотографирую для них то место в Пимлико, где нашли труп девчонки – ну той, которую зарезали хлебным ножом. – Приподняв крышку кофейника, он с наслаждением вдохнул аромат. – Кстати говоря, Вальтер. Капитан Гессе полчаса назад звонил. Он сегодня около полуночи берет машину. Так что убедись, чтобы бак был полон и пропуск готов. А то ты знаешь, как он не любит задерживаться… А вы будете дожидаться медиков, инспектор? – Нет, – ответил Дуглас, повинуясь внезапному импульсу. – Они уже в курсе дела, мое участие не требуется. Так что прямо сейчас и поеду. В кои-то веки вернусь домой пораньше. Оберфельдфебель проводил его до автомобиля. Беседа свернула на обсуждение пробега «Рейлтона» и какую из него можно выжать скорость. Когда Дуглас сел за руль, оберфельдфебель с нежностью погладил машину по капоту. – Умели ведь когда-то делать! – похвалил он. Откуда-то издалека доносились звуки музыки. Оберфельдфебель заметил, что Дуглас прислушивается, и пояснил: – Наш хор, хор штаба дивизии. Пацаны! Призвали, когда уже бои закончились. Пороху не нюхали. Вот хоть на Вальтера этого глянуть, ну сосунок. Туристы, а не солдаты. – И у них хор? Пение теперь слышалось отчетливей – это был рождественский гимн. Пара дюжин молодецких голосов выводили: «Ночь тиха, ночь свята» – впрочем, довольно мелодично. – Праздник хотят устроить для местных английских ребятишек. Сколько денег собрали, хотя до Рождества еще не одна неделя. – Оберфельдфебель снова погладил машину. – Юнцы приезжают, а мы, старичье, домой вернемся. Скоро бои позабудутся. – Возможно. – Ну вряд ли теми, кто в них участвовал, только нас ведь тут скоро не останется. Дуглас завел мотор. – Отличный у вас кофе, – сказал он. Оберфельдфебель наклонился к нему поближе: – Коли понадобится машину перебрать, заезжайте в любое время. – И постучал себя по носу в знак того, что все останется строго конфиденциально. – Спасибо и доброй ночи. Перед шлагбаумом Дуглас остановился. К машине целеустремленным шагом вышел тот самый юный клерк, держа перед собой нечто, в тусклом свете похожее на ружье крупного калибра. Дуло этого ружья он сунул в окно машины, направив его Дугласу прямо в голову. Заметив движение, караульный направил в их сторону прожектор. – В чем дело? – нервно спросил Дуглас, щурясь от слепящего света. – Можно ваш автограф? Дуло ружья при ближайшем рассмотрении оказалось туго свернутым в трубочку номером «Сигнала». Трясущимися руками Дуглас нацарапал подпись в углу обложки. – Спасибо и удачной охоты, – произнес клерк, приложив руку к козырьку. И фразу, и жест он явно репетировал. Дуглас поехал мимо паба «Барли Моу» и дальше по узкому мосту, ведущему к городку Клифтон-Хэмпден. Это был единственный доступный маршрут после наступления темноты. На мосту солдаты проверяли документы. Миновав блокпост, Дуглас заметил ответвление грунтовой дороги, ведущее в сторону близлежащей деревни, свернул туда и выключил фары, приготовившись ожидать капитана Гессе на четырехдверном кабриолете марки «Хорьх» без опознавательных знаков. Долго ждать не пришлось. Вскоре машина показалась на мосту, свернула направо на Т-образном перекрестке и поехала по дороге, ведущей через Шиллингфорд, Уоллингфорд и на восток к Лондону. Убывающая луна то и дело скрывалась за облаками. Дуглас, далеко не специалист в тайной слежке, спокойно ехал на хвосте у Гессе, оставаясь незамеченным. В это время суток на дороге был только транспорт с особым разрешением – армейские обозы на конной тяге, небольшая колонна грузовиков люфтваффе, несколько мотокурьеров, гражданский автобус, перевозящий работников ночной смены. То есть, хотя дорога была более или менее свободна, всегда находилось, за чем спрятаться. На блокпостах солдаты пропускали машины, лишь скользнув взглядом по наклейкам на лобовом стекле. Капитан Гессе неплохо знал Лондон. В районе Шепардс-Буш он свернул на Холланд-роуд и стал петлять по хитросплетению переулков. Дуглас на всякий случай немного отстал, однако Гессе, видимо, хвоста все еще не заметил. Он направлялся на Воксхолл-Бридж-роуд, к скоплению убогих ночлежек и сомнительных пансионов на вестминстерской стороне вокзала Виктория. Район этот и раньше-то не считался особо благонравным, а с приходом немцев превратился в знаменитый на всю Европу оплот разврата. Но не столько женщины привлекали сюда немецких солдат – официальные бордели вермахта были чище, дешевле и привлекательнее для всех, кроме совсем уж явных извращенцев. Нет, гостей этого района больше интересовала местная торговля. Здесь можно было купить все – мужчин, женщин, детей, героин хоть килограммами, пистолет «вальтер» еще в заводской промасленной бумаге, документы поддельные и даже настоящие. Несмотря на регулярные патрули и суровые наказания, немецкие солдаты продолжали сюда ходить. Вероятно, в отсутствие боевых действий им не хватало дозы риска. Гессе припарковал машину в развалинах театра «Виктория-Палас». Ребенком Дуглас ходил сюда с родителями. Теперь открытая небу оркестровая яма заросла высокой травой и полевыми цветами, а от полукруглого амфитеатра остался единственный ряд торчащих сикось-накось кресел. Гессе вышел из-под арки зрительного зала и направился через дорогу и вокзальную площадь, украшенную гигантскими портретами Гитлера и Сталина. Ветер завывал в трепещущих знаменах. Проходивший мимо патруль не обратил на одинокую фигуру Гессе никакого внимания. Длинное гражданское пальто с меховым воротником, мягкая фетровая шляпа, черные кожаные перчатки и уверенная походка позволяли безошибочно узнать в нем немецкого офицера. Дав Гессе отойти подальше, Дуглас зашагал следом мимо аляповатых вывесок гостиниц и ярко освещенных окон круглосуточной кофейни. Впереди из подворотни навстречу Гессе скользнул было человек в твидовом пальто, но тут же передумал, спрятал конверт в карман и убрался во тьму – Гессе явно не произвел на него впечатления любителя порнографических фотокарточек. Гессе ускорил шаг и поднял меховой воротник, пряча лицо. Он здесь не в первый раз, в этом Дуглас не сомневался. Ни разу не глянул ни направо, ни налево и даже не поднял глаз на вручную намалеванную вывеску «Отель Любек», заходя в узкую дверь. Стараясь не скрипеть половицами, Дуглас последовал за ним. Грязный линолеум был усыпан осколками зеленого бутылочного стекла. Не обернувшись, Гессе стал подниматься наверх. Уверенно щелкнул выключателем на темной лестнице, и на втором этаже зажглась тусклая лампочка. – Ну, приятель, чего ищешь? Откуда-то из полумрака нарисовался бледный человек в туго затянутом плаще и преградил Дугласу путь. – Я наверх, – ответил Дуглас очень тихо, чтобы не спугнуть Гессе. – У нас тут частное заведение. Номера все заняты. Наверх можно только гостям и персоналу. Почувствовав, что его толкают ладонью в грудь, Дуглас чуть не поддался острому желанию двинуть этого человека по лицу, несмотря на свою репутацию полисмена деликатного и терпеливого. – К вам сейчас поднялся немецкий офицер. – И этот факт, друг мой, мне прекрасно известен, – ответил человек издевательски витиеватой формулировкой, как любят делать чиновники и уличные хулиганы. – А вот ты, к сожалению, останешься снаружи. – Я у капитана шофером. Он забыл распорядиться, во сколько мне его забрать. Человек окинул Дугласа цепким взглядом. – Шофер, говоришь… – Ну да. Существуют вполне понятные узы товарищества между сутенерами и швейцарами, шоферами и прочей обслугой, доставляющей им клиентов. – Ладно, давай, только быстро, – буркнул человек в плаще и отошел в сторону. Дуглас поспешил за Гессе. Тот прошел второй этаж и продолжал подниматься. Зажегся свет на площадке третьего этажа. Гессе почти добрался до нее, как вдруг из раскрывшейся двери выкатился пьяный солдат – огромный, краснолицый, пилотка съехала набок. Застегивая ширинку, он напевал немецкий военный похоронный марш: – Был у меня товарищ, уж прямо брат родной…[3] При виде Гессе он выпрямился и начал возиться с пуговицами на гимнастерке. Гессе хотел проскочить мимо, но солдат оперся рукой на перила, преграждая путь, и уставился на него сверху вниз – в снисходительной манере, которая вообще свойственна людям такой комплекции и лишь усилилась от обильных возлияний. – Вечер добрый, капитан! – поприветствовал он, определив звание по кителю под расстегнутым пальто. – Наверх собрались, а? – Солдата качнуло, и он покрепче ухватился за перекладину. – Хорошо, хорошо… Видать, под крышей у них офицерские девки… А я-то думал, почему нас, простых, туда не пускают. – Пожалуйста, дайте пройти. Солдат приосанился. – Меня в Дувре ранило, капитан. Среди первых на берег высадился. Видали? – Он похлопал себя по «Английскому щиту» на левой стороне груди. – Мало у кого такие есть. В золоте давали только первому десанту. А нас, капитан, совсем немного осталось. – Дайте пройти, – с раздражением повторил Гессе. – Вот только не надо мне тут жандармами грозить. – Солдат ткнул Гессе пальцем в грудь. – Все мы тут грешники. А, капитан? Разве нет? Гессе аккуратно отодвинул его в сторону и протиснулся. Задрав голову, солдат глядел, как он идет наверх. – Все мы тут грешники, капитан. А? Разве не так? Не дождавшись ответа, он стал нетвердой походкой спускаться по крутым ступеням. Громко рыгнув, он запел во весь голос: – Ударили тревогу, с ним дружным шагом, в ногу пошли мы в жаркий бой! Дуглас отступил в тень. Щелкнуло временное реле, и свет погас. Лестница погрузилась в непроглядную тьму. Солдат тут же оборвал пение. – Совсем мало нас осталось, капитан, – проговорил он тихо и грустно и пошел вниз, будто протрезвев от воспоминаний. Дуглас взбежал наверх как раз вовремя, чтобы услышать на верхнем этаже дверной звонок. Два коротких нажатия и одно длинное. Звук доносился откуда-то из глубины мрачного лабиринта. После длительной паузы раздался еле различимый скрип хорошо смазанной щеколды, и Гессе без единого слова впустили внутрь. На краткий миг на лестничную площадку упал прямоугольник света, зашуршали подошвы сапог, вытираемых о коврик, и снова хлопнула дверь. Дуглас поднялся чуть выше – так, чтобы глаза были на одном уровне с лестничной площадкой. Гессе скрылся за синей дверью, краска на ней потрескалась и облупилась от старости. Брызги той же краски пятнали медную табличку с номером 4-а. Сработало последнее временное реле, свет потух и на верхней площадке. Дуглас подкрался к двери и стал слушать. Где-то играла пластинка Джуди Гарленд. Кажется, этажом ниже. Поставив палец на кнопку звонка, Дуглас повторил сигнал Гессе. Его не покидало ощущение, что за ним наблюдают. Снова чуть слышно скрипнула задвижка, и дверь медленно отворилась. Дуглас попятился, не зная, чего ему ожидать. На пороге стоял человек. Лица видно не было, свет падал на него сзади. На человеке был серый кожаный плащ, какие носили офицеры вермахта. Правую руку он держал в кармане. – Я должен видеть капитана Гессе, – быстро проговорил Дуглас, надеясь выиграть время. – Инспектор Арчер! – произнес непривычно встревоженный голос полковника Мэйхью. – Входите, живо. Какая нелегкая вас сюда принесла? Квартирка была убогая и тесная: три комнаты и кухня. Обычная конфигурация для борделя – три девицы работают, одна матрона принимает и провожает клиентов, убирается после них, заваривает бесконечный чай, а заодно следит, чтобы какой-нибудь болван не заигрался с плеткой. По крайней мере, именно таким образом это помещение использовалось совсем недавно. Теперь же кровати были разобраны и поставлены на попа вдоль стен, треснутое фаянсовое биде заткнуто за стеллаж с папками, на рукомойниках стояли коробки с бумагами. От прежней обстановки остались лишь портьеры – портьеры в публичных домах обычно самые респектабельные. Гессе стоял у электрического камина, не снимая толстого пальто и форменных кожаных перчаток. На Дугласа он лишь покосился и, вздрагивая, еще ближе приник к теплу. – Не волнуйтесь, Ганс, это мой человек, – сказал ему Мэйхью. Гессе кивнул без особого облегчения – как будто это известие лишь отсрочило его участь.