– Да, приятель, это и прямь кажется бредом – однако безобидным. Настоящий психоз начался, когда ты стал забираться к ним в дом. Хочешь рассказать нам свою версию? Он ответил не задумываясь: даже незаконное проникновение в чужой дом – менее опасная тема, чем Дженни. – Говорю же, я нашел ключ от задней двери. Ничего с ним делать я не собирался, мне просто нравилось, что он у меня есть. Но однажды утром они все вместе куда-то уехали, а я провел там всю ночь, промок насквозь и замерз как собака – тогда у меня еще не было нормального спальника. И я подумал: “Почему бы и нет? Всего на пять минут, только чтобы согреться…” Но там было так хорошо – пахло глажкой, чаем, выпечкой и какими-то цветами. Все чистое, блестящее. Я давно не бывал в таких местах. Это был настоящий дом. – Когда это произошло? – Весной. Дату не помню. – И ты стал возвращаться снова и снова. Сынок, ты слишком легко уступаешь искушению, так? – Я не причинял никому вреда. – Правда? А что ты там делал? Конор пожал плечами. Потом скрестил руки на груди и отвел глаза – ему было стыдно. – Ничего особенного. Выпивал чашку чая с печеньем. Иногда съедал сэндвич. (Вот они, исчезающие ломтики ветчины, о которых говорила Дженни.) Иногда я… – На его щеках проступил румянец. – Я задергивал занавески в гостиной, чтобы гнусные соседи меня не заметили, и смотрел телик. Все в таком духе. – Ты притворялся, что живешь там. Конор не ответил. – Наверх поднимался? Заходил в спальни? Снова молчание. – Конор. – Пару раз. – Что ты делал? – Заглянул в комнаты Эммы и Джека. Постоял в дверях, посмотрел. Я просто хотел представить их себе. – А в комнату Пэта и Дженни заходил? – Да. – И?.. – Не то, о чем вы думаете. Просто лежал в их кровати. Прежде чем лечь, снимал обувь. Закрывал глаза на минуту. Вот и все. Он не смотрел на нас, он погружался в воспоминания. Я чувствовал, как от него исходит печаль, словно холод от глыбы льда. – А тебе не приходило в голову, что ты можешь до смерти напугать Спейнов? Или эта мысль приносила дополнительный кайф? – резко спросил я. Мой вопрос вернул его к реальности. – Я их не пугал. Всегда уходил задолго до их возвращения. Клал все на свои места, кружку споласкивал, вытирал, ставил в шкаф. Если наносил в дом грязь, то мыл пол. Забирал разве что мелочи, которых никто не хватится, – пару резинок для волос. Никто бы не узнал, что я там бываю. – Однако мы об этом все-таки узнали, не забывай. Конор, скажи мне – только помни, без глупостей, – ты ведь адски им завидовал, верно? Спейнам. Пэту. Конор нетерпеливо мотнул головой, словно отгоняя муху: – Нет. Вы не понимаете. И тогда, и в восемнадцать лет все было не так, как вы думаете. – Как же, в таком случае, все было? – Я никогда не желал им зла. Просто… Да, я знаю, что наговорил им гадостей, мол, они делают то же, что и все. Но когда я начал за ними наблюдать… – Глубокий вздох. Отопление снова выключилось, без его гудения в комнате стало тихо, как в вакууме. Звуки нашего дыхания поглощались этой тишиной, таяли без остатка. – Со стороны их жизнь казалась точно такой же, как у всех, словно из какого-то ужастика про клонов. Но, увидев ее изнутри, вы понимали… Например, Дженни, как и все девушки, мазалась автозагаром и поэтому выглядела точь-в-точь как все остальные, но потом она приходила с флаконом этой гадости на кухню, вместе с детьми доставала кисточки и рисовала у них на руках звездочки, смайлики, инициалы. Однажды она нарисовала на руках Джека полоски – он был в восторге и целую неделю изображал тигра. Или, уложив детей, Дженни убирала их барахло, как любая другая домохозяйка на свете, но иногда Пэт приходил ей помочь, и в конце концов они сами начинали играть, мутузили друг друга мягкими игрушками и смеялись, а устав, ложились рядом на пол и смотрели из окна на луну. Было видно, что они все те же. Те же, кем были в шестнадцать лет. Конор расслабился, положил руки на стол ладонями вверх и слегка приоткрыл рот. Сейчас перед его глазами плыла череда образов за освещенным окном – далеких, недосягаемых, ярких, словно эмаль и позолота. – Когда ты один и под открытым небом, ночи тянутся дольше. В голову лезут странные мысли. Я видел огни в других домах по всему поселку, иногда слышал музыку – кто-то врубал старый рок-н-ролл на полную громкость, кто-то упражнялся в игре на флейте. Я начал думать о других людях, которые там живут, об их разнообразных жизнях. Даже если они просто готовят ужин, если какой-то отец стряпает для дочки ее любимое блюдо, чтобы поднять ей настроение после плохого дня в школе, какая-нибудь пара узнала, что ждет ребенка, и устраивает торжество… Каждый из них, каждый, кто готовил ужин, – все они думали о чем-то своем. У каждого свои любимые и близкие. И чем чаще я туда приезжал, тем больше понимал, что такая жизнь тоже прекрасна. – Конор еще раз глубоко вздохнул и перевернул руки ладонями вниз. – Это все. Я не завидовал. Просто… вот. – Но жизнь Спейнов перестала быть прекрасной, – заметил Ричи из своего угла. – После того, как Пэт потерял работу. – У них все было супер. Голос Конора зазвенел – он сразу встал на защиту Пэта, – и в голове у меня взвыли сигналы тревоги. Ричи отлип от стены и оперся задницей на стол, слишком близко к Конору. – В прошлый раз ты сказал, что это вдарило Пэту по мозгам. Что конкретно ты имел в виду? – Ничего. Я знаю Пэта. Знаю, что ему тяжело было бы сидеть без работы, вот и все. – Приятель, бедняга был в полном раздрае, ясно? Так что не думай, будто выдаешь какой-то страшный секрет. Ну, что ты видел? Он вел себя странно? Плакал? Ругался с Дженни? – Нет. – Короткая, напряженная пауза: Конор прикидывал, сколько нам можно рассказать. Он снова сложил руки на груди. – Сначала все было в порядке. Через несколько месяцев – летом – он начал поздно ложиться и поздно вставать. Стал реже выбираться из дома. Раньше он каждый день бегал, а тут бросил. Иногда не брился, ходил в пижаме. – Похоже на депрессию. – Он был подавлен. И что? Разве можно его винить? – Но ты все-таки не восстановил с ними связь, так? – спросил Ричи. – Когда у тебя дела шли плохо, тебе не хватало Пэта и Дженни. Ты не задумывался о том, что они тоже нуждаются в тебе? – Да, задумывался, – ответил Конор. – Очень часто. Думал, может, я бы им помог – сводил Пэта на пару кружек, посмеялся с ним, посидел с детьми, чтобы они с Дженни побыли вдвоем… Но я не смог. Это все равно что сказать: “Ха-ха, я же говорил, что все ваши мечты рухнут”. От этого стало бы только хуже. – Господи, парень, да куда уж хуже? – Намного хуже. Ну плюнул он на пробежки, подумаешь. Это не значит, что он разваливался на куски. Этот резкий ершистый тон никуда не делся. – Вряд ли тебя обрадовало, что Пэт торчит в четырех стенах, – сказал я. – Если он дома, значит, никакого тебе чая с сэндвичами. В последние пару месяцев ты улучал возможность побывать у них дома? Конор быстро повернулся ко мне, словно я его спас: – Да, но реже – может, раз в неделю, если они, например, ехали забрать Эмму из школы, а потом за покупками. Пэт не боялся выходить на улицу – просто хотел быть дома, чтобы подстеречь ту норку или кто там у них. Никаких фобий у него не было. Я не глядя почувствовал, как замер Ричи. Конор не мог знать про зверя. – А ты сам когда-нибудь видел это животное? – спросил я непринужденно, пока он не сообразил, что прокололся. – Говорю же, я редко бывал в доме. – Ну конечно. Я сейчас не про последние пару месяцев, а вообще. Ты видел животное? Слышал его? Конор насторожился, хоть и не мог еще понять почему. – Пару раз слышал шебуршание. Думал, это мыши. Ну или птица на чердак залетела. – А по ночам, когда это животное должно охотиться, трахаться или чем там оно развлекается? Когда ты околачивался у Спейнов под окнами, ты хоть раз видел в свой бинокль норку? Выдру? Или хотя бы крысу? – Да, там водится всякая живность. По ночам я слышал, как бегают всякие звери, в том числе крупные. Но кто это – понятия не имею. Темно было. – И это тебя не беспокоило? Ты в глуши, кругом полно диких зверей, которых ты не видишь и от которых нечем защититься? Конор пожал плечами: – Животные меня не пугают. – Да ты смельчак, – похвалил его я. Ричи растерянно потер лоб – озадаченный новичок, пытающийся прояснить ситуацию: – Секундочку. Я что-то упустил. Откуда ты знаешь, что Пэт караулил животное? Конор на мгновение открыл рот и тут же захлопнул, судорожно соображая. – Что такое? – спросил я. – Вопрос не сложный. Или у тебя есть причины на него не отвечать? – Нет. Просто не помню, как я про это узнал. Мы с Ричи посмотрели друг на друга и рассмеялись. – Прекрасно, – сказал я. – Клянусь богом, сколько лет тут работаю, но эта отмазка никогда не надоедает. Конор стиснул зубы – ему не понравилось, что над ним насмехаются.