Ричи перестал грызть ноготь. – Меня вот что бепокоит: что же стало с самым простым решением? – Ты о чем? – Вы говорили – выбирай ответ, требующий минимального количества дополнительных допущений. MP3-плеер, колонки, пульт, необходимость регулярно забираться в дом, чтобы их передвигать, огромная удача – ведь надо, чтобы Дженни ничего не услышала… Это уже целая прорва допущений. – Легче принять как данность, что Пэт чокнулся, – сказал я. – Нет, не легче. Но проще. Проще предположить, что он все себе вообразил. – Да? А то, что за ними следит какой-то парень, что он разгуливает по их дому, ест их ветчину в то самое время, как Пэт превращается из разумного человека в психа, – всего лишь совпадение? Друг мой, совпадение такого масштаба – это нехилое дополнительное допущение. Ричи покачал головой: – Кризис довел обоих, никаких особых совпадений тут нет. А вот затея с плеером – другое дело: один шанс на миллион устроить так, чтобы Пэт слышал шум, а Дженни – нет. Это потребовало бы очень серьезных и долгих усилий, мониторить ситуацию пришлось бы буквально круглые сутки, это ведь не громадный особняк, где люди могут находиться в милях друг от друга. Как ни осторожничай, рано или поздно она что-нибудь услышала бы. – Да. Скорее всего, ты прав. – Я заметил, что остановился – казалось, целую вечность назад. – Значит, это могла сделать она. – Вы о чем? – Может, они были заодно – Конор и Дженни. Это сильно все упрощает, верно? Конору необязательно шуметь только в отсутствие Дженни, и если Пэт спросит ее: “Ты это слышала?” – все, что ей нужно, это сделать озадаченное лицо и ответить: “Что слышала?” Насчет детей тоже можно не беспокоиться: Дженни убедит их, что им просто что-то показалось и что не надо упоминать об этом при папочке. Кроме того, Конору не нужно пробираться в дом и перемещать оборудование – об этом позаботится Дженни. В белом свете флуоресцентных ламп лицо Ричи выглядело так же, как в то хмурое утро возле морга, – выцветшим, источенным до кости. Моя новая версия ему не понравилась. – Это объясняет, почему она преуменьшает серьезность душевного состояния Пэта. Это объясняет, почему она не рассказала ни ему, ни местным полицейским про то, что кто-то забирался в дом. Это объясняет, почему Конор удалил с компьютера все, что касалось загадочного животного. Это объясняет, почему он признался: защищал свою возлюбленную. Это объясняет, почему она не сдала его: чувство вины. В сущности, сынок, это объясняет практически все. Я почти слышал, как кусочки головоломки падают вокруг меня на свои места с тихим стуком, словно капли дождя. Мне хотелось подставить этому дождю лицо, напиться им, умыться дочиста. Ричи не двинулся с места, и на секунду мне показалось, что он тоже это почувствовал, однако он быстро вздохнул и покачал головой: – Мне это видится иначе. – Все ясно как день. Ты не видишь только потому, что не хочешь. – Дело в другом – как вы увязываете это с убийствами? Если Конор планировал свести Пэта с ума, то у него отлично получалось – у бедняги плавился мозг. С чего бы Конору бросать все свои планы и убивать его? И если ему нужна Дженни и дети, зачем убивать и их тоже? – Пошли. – Я уже шагал по коридору с максимальной скоростью, едва ли не бегом. Ричи пришлось трусить за мной. – Помнишь значок “Джо-Джо”? – Ага. – Мерзкий ублюдок. – Я понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. * * * Конор по-прежнему сидел на стуле, большой палец у него был в красных отметинах – следы от зубов. Он сообразил, что облажался, хоть и не мог понять, как именно, и наконец-то занервничал. Ни я, ни Ричи не стали садиться. – Детектив-сержант Кеннеди и детектив Курран продолжают допрос Конора Бреннана, – сказал Ричи в камеру и встал в углу так, чтобы Конор мог видеть его только краем глаза. Сложив руки на груди, Ричи постукивал каблуком ботинка по стене, отбивая медленный, раздражающий ритм. Я, даже не стараясь сдержать себя, закружил по комнате, отодвигая стулья. Конор пытался следить за нами обоими одновременно. – Конор, – сказал я. – Нам нужно поговорить. – Я хочу вернуться в камеру. – А я хочу на свидание с Анной Курниковой. Жизнь – это боль. Знаешь, чего еще я хочу? Конор покачал головой. – Узнать, почему это произошло. Почему Дженни Спейн в больнице, а ее семья в морге. Может, расскажешь прямо сейчас, по-хорошему? – У вас есть все, что нужно. Я признался. Кому интересно, почему я это сделал? – Мне. А еще детективу Куррану. И многим другим тоже, но в данный момент тебе нужно беспокоиться только о нас. Конор пожал плечами. Проходя мимо него, я достал из кармана пакет для улик и бросил на стол с такой силой, что пакетик подпрыгнул. – Объясни вот это. Конор не дрогнул, к этому он был готов. – Какой-то значок. – Нет, Эйнштейн, это не какой-то, а вполне конкретный значок. Я перегнулся через его плечо, хлопнул на стол ту летнюю фотографию с мороженым и остался стоять, почти прижавшись щекой к щеке Конора. От него пахло грубым тюремным мылом. – Это тот самый значок, который у тебя вот на этом снимке. Мы нашли его среди вещей Дженни. Где она его взяла? Он дернул подбородком в сторону фото: – Вон он. Она носила его. У нас у всех такие были. – Ну нет, такой был только у тебя. Анализ фотографии показал, что изображение на твоем значке слегка смещено – точно так же, как и на этом. Остальные не подходят. Так что давай попробуем еще раз: как твой значок оказался среди вещей Дженни Спейн? Обожаю сериал “C. S. I.: Место преступления”, благодаря ему нашим спецам не приходится творить чудеса, ведь люди и без того верят в их всемогущество. Через мгновение Конор отодвинулся от меня. – Я оставил его у них дома. – Где? – На кухонном столе. Я снова приблизился к нему. – Ты вроде говорил, что не собирался пугать Спейнов. Что никто бы не догадался, что ты бывал в доме. Тогда что это за хрень, черт побери? По-твоему, они бы решили, что значок взялся из воздуха? Ладонь Конора накрыла значок. – Я подумал, что его найдет Дженни. Она всегда встает первой. – Убери руки от вещественного доказательства. Ну нашла бы она его – и что? Подумала бы, что его принесли феи? – Нет. – Ладонь не сдвинулась с места. – Я знал: она догадается, что он от меня. Я хотел, чтобы она догадалась. – Зачем? – Затем. Просто чтобы она знала, что она не одна. Что я все еще рядом, и она по-прежнему мне дорога. – О боже. И тогда она бросит Пэта, кинется в твои объятия, и вы с ней будете жить долго и счастливо? Ты что, под кайфом, приятель? Быстрая, яростная вспышка отвращения – и Конор снова отвел взгляд. – Ничего подобного. Я просто думал, что Дженни обрадуется, ясно? – Вот, значит, как ты решил ее порадовать? – Я сбросил его ладонь и отшвырнул пакетик подальше от Конора. – Не почтовой открыткой, не письмом по электронной почте: “Привет, думаю о тебе”, а вламываясь в ее дом и оставляя какой-то ржавый хлам, о котором она, скорее всего, напрочь забыла. Неудивительно, что у тебя нет девушки, сынок. – Она не забыла, – ответил Конор с абсолютной уверенностью. – Тем летом, на той фотке мы были счастливы. Все мы. Наверное, я никогда больше не был так счастлив. Такое не забывается. Этот значок, он как напоминание о счастливых временах. – Зачем? – спросил Ричи из угла. – Что значит “зачем”? – Зачем напоминать? Зачем сообщать, что она кому-то дорога? Ведь у нее же был Пэт, верно? – Говорю же – он тогда был слегка подавлен. – Ты сказал, что он был слегка подавлен на протяжении нескольких месяцев, но ты не пытался выйти с ними на связь, чтобы не сделать хуже. Что изменилось? Конор напрягся. Он оказался ровно там, где нам нужно, – начал сомневаться в каждом своем движении, боялся, что на каждом шагу подстерегают ловушки. – Ничего. Я просто передумал.