– Помнишь эпизод, когда Кэгни впечатывает половину грейпфрута в физиономию своей любовницы, чтобы та наконец заткнулась? Когда Хейнс импровизировал, он походил на ту девушку. Мими прощает людям многие недостатки, только не глупость и занудство. – Интересно, за что она ненавидит меня? – сказала я. – Тебя нельзя ненавидеть. Ты – совершенство. Позже Ксандер добавил: – Понимаешь, Элис, ты здесь ни при чем. Мими ненавидит то, как обернулась ее жизнь. В твоем возрасте, когда весь мир был у ее ног, она мечтала совсем о другом. Часть четвертая Что ты сделала с Ксандером? 14 Незаметно пролетели осень и начало зимы. У нас сложился привычный распорядок. Утром я отвозила Фрэнка в школу. Иногда он говорил, что ему там не место, и отказывался выходить из машины. – Самое место, – доказывала я, отстегивая ремень, отлепляя его пальцы от двери и придавая нужное направление. После завтрака Мими исчезала в кабинете и барабанила по клавишам, хотя так ни разу и не показала мне результата своих трудов. Ксандер слонялся по дому и участку, что-то подрезал, что-то красил, что-то прибивал, в общем, коротал время, пока я не закончу со своими делами. После этого мы оба по чистой случайности оказывались в Доме мечты. Подъехав к школе забирать Фрэнка, я, согласно его распоряжению, стояла рядом с машиной, дожидаясь, пока он пройдет через площадку и усядется на заднее сиденье. Даже в пестром водовороте детей на школьном дворе, одетых в яркие футболки, шорты, платьица, юбочки, босоножки и кроссовки, Фрэнка можно было разглядеть за милю. Он выглядел как петух в курятнике, полном цыплят. Я не теряла надежды познакомиться с Фионой. – А чем вы с Фионой занимаетесь, когда остаетесь поиграть после уроков? – как можно более непринужденным тоном спросила однажды я. – Разговариваем, – сказал Фрэнк. – А потом беремся за руки и убегаем от наших врагов. Как я ни старалась, Фрэнк отказывался представить меня своей подруге. Я решила зайти с другой стороны. – А как она выглядит? – У нее носки с ромбами и двухцветные кожаные туфельки, – сообщил Фрэнк. – А еще? – Она носит вязаные кофточки с крошечными жемчужными пуговками. И клетчатые юбки, похожие на шерстяные, а на самом деле это вискоза, химическое волокно, созданное на основе натуральной древесной целлюлозы в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Оно стало широко применяться лишь в двадцатые годы прошлого века, поскольку до тех пор было слишком легко воспламеняемым. На ощупь юбка кажется кашемировой, и такая ткань больше подходит для школы, потому что ее можно стирать в машинке. – Ты щупал ее юбку? – Разумеется, нет. Она разрешила мне потрогать перевязь, сделанную из такой же ткани, как юбка. Она носит ее по очереди с другой, в гусиную лапку. Мне очень нравится ее перевязь. Я никогда раньше не отдавал себе отчета, какую важную роль играет наше предплечье, поддерживая запястье и ладонь. – А какое у Фионы лицо? – Она носит огромные банты в волосах, – сказал Фрэнк. – Думаю, они сделаны из тафты. Я хотела продолжить расспросы, однако сомневалась, что Фрэнк сможет удовлетворить мое любопытство по поводу цвета глаз или даже волос своей подруги. Кроме того, много ли найдется в Лос-Анджелесе маленьких девочек, которые одеваются как в мюзикле «Бригадун»? Я очень гордилась тем, что нашла в закромах своей памяти столь тонкое сравнение. На случай, если вы не в курсе, «Бригадун» – музыкальный фильм тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года с Джином Келли и Сид Чарисс о несуществующем городе в Шотландии. Фрэнк показывал его мне в июле в рамках нашего образовательного проекта, и я позорно уснула, не досмотрев до середины. Когда мы приезжали из школы, Фрэнк выскакивал из машины и бросался на поиски Ксандера. Пока я готовила ужин, они сидели за роялем и наигрывали разные мелодии. Ксандер никогда не рассказывал о себе. Например, однажды я спросила, во что он любил играть в детстве. – Я вырос в захолустном городишке в Вермонте, – сказал он. – Помогал отцу чинить разные вещи, там больше нечем было заняться. – Поэтому ты в конце концов начал заниматься музыкой? Родители хотели уберечь тебя от неприятностей? – Напрашиваешься на неприятности? Сейчас я их тебе покажу, – сказал он и нашел мои губы. От его поцелуев я моментально забыла обо всем, что хотела спросить. В другой раз я поинтересовалась, откуда у него длинный неровный шрам на правой руке. – Сломал руку, – сказал он. – В нескольких местах. Понадобилась операция. – Когда? – На последнем курсе Джульярдской школы. Поэтому и бросил. Было жутко больно. – А сейчас болит? – Постоянно, хотя не так сильно, как раньше. – А когда играешь на пианино, болит? – Да, сильнее, чем обычно. – А как ты ее сломал? – По глупости. Не хочу об этом говорить. Он сел и натянул футболку. – Я не знала, что ты бросил школу. – Тут нечем хвастаться, – пожал плечами он. – Мими тоже бросила колледж, – сказала я. – Знаю. Наверное, поэтому мы и спелись. – А как ты с ней познакомился? – Я работал в бригаде, которая строила стену. Когда мы закончили, она решила, что ей нужен помощник по дому. Я все умел и нуждался в деньгах, вот и все. Еще вопросы? Он надел шорты, перекинул через плечо скакалку и пошел к лестнице. «Ты там больше четырех месяцев, Гений. По-прежнему ничего?» Когда пришло сообщение, я только что вышла из игрушечной душевой и сидела на краю желтой кровати, заплетая волосы. Я скрепила косу резинкой, снятой с запястья, и склонилась к телефону. Ксандер лежал рядом, рассеянно водя пальцами по моей голой спине. «Ничегошеньки», – написала я. Пальцы Ксандера добрались до складки на моем бедре. – Прекрати, – сказала я. – Я переписываюсь с боссом. Ксандер сел на кровати. – С Мими? – Да. Пишу ей, где нас искать в случае чего. Он убрал руку. – Ты шутишь? – А ты как думаешь? Конечно, шучу. Это мистер Варгас. – Я тоже пошутил, – сказал он, поднялся и скрылся в лилипутском душе. Телефон вновь засветился. «Расскажи о мальчике», – написал мистер Варгас. «Фрэнк – гениальный ребенок. В жизни не встречала человека, который столько всего знает. Он просто невероятный. Думаю, это следующая ступень эволюционного развития».