PS: Я рад, что тебе нравились мои открытки с вложениями. От этого постскриптума меня пробрала дрожь. Мистер Харриган как будто ответил на мое сообщение в его айфоне, которое я вбил в приложение для заметок, когда решил положить телефон к нему в гроб. Папа уже не хохотал и не посмеивался, но он улыбался. – Как ощущения от внезапно свалившегося богатства, Крейг? – Нормальные ощущения, – ответил я. Ну, а как же иначе? Это был очень щедрый подарок, но не меньше – может, даже больше – меня порадовало, что мистер Харриган так хорошо обо мне думал. Циники, наверное, скажут, что я пытаюсь изображать из себя ангела во плоти, но нет, я вовсе не ангел. Просто эти деньги напоминали фрисби, которое застряло в ветвях высоченной сосны на нашем заднем дворе, когда мне было лет восемь-девять: я знал, где оно, но не мог до него дотянуться. И меня это совсем не печалило. На тот момент у меня было все, что нужно. Все, кроме мистера Харригана. Что я теперь буду делать каждый день в будни после уроков? Куда мне девать столько времени? – Беру обратно все свои прежние слова, что он жмот и сквалыга, – сказал папа, пристраиваясь следом за сияющим черным джипом, который кто-то из приезжих бизнесменов взял в прокате в аэропорту Портленда. – Хотя… – Хотя что? – спросил я. – Если принять во внимание отсутствие родственников и общую сумму его капитала, он мог бы оставить тебе как минимум миллиона четыре. Может, и все шесть. – Он увидел мое лицо и опять рассмеялся. – Я шучу, Крейг. Шучу. Я ударил его кулаком по плечу и врубил радио, сразу переключившись с Дабл-ю-би-эл-эм («Рок-н-ролл в Мэне») на Дабл-ю-ти-эйч-ти («Первая станция кантри штата Мэн»). Я уже тогда пристрастился к кантри и вестерну. И слушаю их до сих пор. Мистер Рафферти пришел к нам на ужин и съел огромную порцию папиных спагетти. Для такого тощего дяденьки он отличался отменным аппетитом. Я сказал, что уже прочитал про доверительный счет и очень ему благодарен. На что он ответил: – Благодари не меня. Он рассказал нам с папой, как именно предлагает распорядиться деньгами. Папа ответил, что полностью доверяет суждениям мистера Рафферти, но просит держать его в курсе. Он сам выступил с предложением вложить часть моих денег в акции «Джона Дира», потому что они развиваются как сумасшедшие. Мистер Рафферти сказал, что рассмотрит такой вариант, и позже я узнал, что он действительно приобрел акции «Дир энд компани», хотя и чисто символически. Большая часть моих денег была вложена в акции «Эппла» и «Амазона». После ужина мистер Рафферти поздравил меня и пожал мне руку. – У Харригана было очень мало друзей. Тебе повезло, Крейг, что ты попал в их число. – А ему повезло, что Крейг стал его другом, – тихо произнес папа, обнимая меня за плечи. От этих слов у меня встал комок в горле, и когда мистер Рафферти ушел, я немного поплакал, закрывшись у себя в комнате. Я старался плакать беззвучно, чтобы папа ничего не услышал. Может быть, он не услышал; или услышал, но понял, что мне надо побыть одному. Когда слезы закончились, я включил свой телефон, открыл «Сафари» и вбил в строку поиска «сценарист» и «старлетка». В анекдоте, который предположительно был придуман писателем по имени Питер Фейблман, говорится о юной старлетке, настолько тупой, что она переспала со сценаристом. Может быть, вы его знаете. Я не знал, но понял, о чем говорил мистер Харриган. В ту ночь меня разбудил гром. Я проснулся около двух и снова с пронзительной ясностью осознал, что мистер Харриган умер, что его больше нет. Я помню, о чем тогда думал: вот я лежу у себя в кровати, а он – в могиле, в земле. На нем темно-серый костюм, который теперь будет на нем всегда. Его руки сложены на груди и так и останутся сложенными на груди, пока не превратятся в голые кости. Если гроза приближается, если сейчас будет дождь, то вода просочится под землю и намочит его гроб. Его могила не залита цементом, не накрыта бетонной крышкой; он оставил такое распоряжение в своем «предсмертном письме», как его назвала миссис Гроган. Со временем деревянная крышка гроба сгниет. Как сгниет и костюм. Айфон, сделанный в основном из пластика, продержится дольше, чем костюм или гроб, но когда-нибудь тоже исчезнет. Ничто не вечно, кроме разве что воли Божьей, но даже в тринадцать лет у меня были большие сомнения на этот счет. Мне вдруг захотелось услышать его голос. И я понял, что это возможно. Это был жутковатый поступок (особенно в два часа ночи), жутковатый и даже какой-то нездоровый. Я это знал, но я знал и другое: если я все же решусь это сделать, мне удастся заснуть. Поэтому я схватил телефон, открыл список контактов и позвонил мистеру Харригану. У меня по спине пробежал холодок, когда я осознал одну простую истину, связанную с технологией сотовой связи: где-то на Ильмовом кладбище, под землей, в кармане у мертвеца, Тэмми Уайнетт запела отрывок из «Stand By Your Man». А затем в трубке, прижатой к моему уху, раздался голос, спокойный и четкий, разве что чуть скрипучий от старости: «Я сейчас не могу подойти к телефону. Я вам перезвоню, если сочту нужным». А вдруг он и вправду перезвонит? Вдруг он перезвонит? Я завершил звонок еще до того, как раздался сигнал перед записью сообщения, и снова забрался под одеяло. Но потом передумал, опять вскочил и схватил телефон. Не знаю почему. На этот раз я дождался сигнала и сказал: – Я скучаю по вам, мистер Харриган. Я вам очень благодарен за деньги, но лучше бы не было никаких денег. Лучше бы вы были живы. – Я секунду помедлил. – Может, вы мне не поверите, но это правда. Честное слово. Затем я опять лег в постель и уснул почти сразу, как только коснулся головой подушки. В ту ночь мне не снилось вообще ничего. Утром, только проснувшись, я первым делом включил телефон. У меня была такая привычка: начинать день с просмотра новостей в новостном приложении, чтобы убедиться, что за ночь не началась третья мировая война и нигде не случилось терактов. В то утро, на следующий день после похорон мистера Харригана, когда я включил телефон, там был красный кружок на иконке SMS. Мне пришло сообщение. Я подумал: наверное, от Билли Богана, моего друга и одноклассника, у которого была «Моторола», либо от Марджи Уошберн, у которой был «Самсунг»… хотя в последнее время Марджи мне почти ничего не писала. Наверное, Реджина похвасталась, как мы с ней целовались. Знаете, как пишут в книгах: «у такого-то в жилах застыла кровь»? Я всегда думал, что это просто образное выражение. Но нет, так бывает на самом деле. Я точно знаю, потому что моя кровь и вправду застыла. Я сидел на кровати, потрясенно уставившись на экран своего телефона. Сообщение пришло от pirateking1. Из кухни доносился грохот и звон. Папа пытался достать сковородку из шкафчика рядом с плитой. Он, очевидно, решил приготовить нам горячий завтрак, который старался готовить не реже раза в неделю. Я позвал его: – Папа! Но грохот и звон не стихали, и я услышал, как папа воскликнул в сердцах что-то вроде: Ну, вылезай уже, чертова посудина. Он меня не услышал, и не только потому, что дверь моей комнаты была закрыта. Я сам себя почти не слышал. От сообщения, открывшегося в телефоне, у меня в жилах застыла кровь и пропал голос. Предпоследнее сообщение в списке пришло за четыре дня до смерти мистера Харригана: Сегодня не надо поливать цветы, миссис Г уже все полила. А под ним было еще одно: К К К аа. Оно было отправлено в 02:40. – Папа! – крикнул я уже громче, но все равно недостаточно громко. Не знаю, когда я расплакался, еще в комнате или уже на лестнице, куда выскочил прямо в трусах и футболке с эмблемой «Гейтс-Фоллз тайгерз». Папа стоял у плиты спиной к двери. Он все же сумел вытащить сковородку и теперь грел на ней масло. Он услышал, как я вошел, и сказал не обернувшись: – Надеюсь, ты голоден. Я – так да. – Папа. Папочка. Тут он все-таки обернулся, потому что я не называл его «папочкой» уже лет пять или шесть. Он увидел, что я не одет. Увидел, что я заливаюсь слезами. Увидел, что я держу телефон в вытянутой руке. И вмиг забыл о своей сковородке. – Крейг, что с тобой? Что случилось? Тебе приснился кошмар о похоронах? Да, кошмар. Только он мне не приснился, и, может быть, было уже слишком поздно – он ведь был очень старым, – но, может быть, и не поздно. – Ой, папа, – выдохнул я и зачастил, глотая слезы: – Он не умер. Он жив. По крайней мере был жив в половине третьего ночи. Надо его откопать. Надо срочно его откопать, потому что мы похоронили его живым. Я рассказал ему все. Как я взял телефон мистера Харригана и как положил его к нему в карман после службы в церкви. Потому что он многое для него значил, объяснил я. И еще потому, что это был мой подарок ему. Я рассказал, как позвонил мистеру Харригану посреди ночи и бросил трубку, но тут же перезвонил и оставил ему сообщение на голосовую почту. Мне не нужно было показывать папе ответное текстовое сообщение, потому что он его уже видел. Рассмотрел каждую букву. Масло на сковороде начало пригорать. Папа поднялся из-за стола и убрал ее с горячей конфорки. – Как я понимаю, яичницу ты не будешь. – Он вернулся за стол, но сел не напротив меня, как обычно, а рядом со мной. Потом взял меня за руку и сказал: – А теперь послушай меня. – Да, я сам понимаю, что это был странный поступок, – сказал я. – Даже, наверное, ненормальный поступок. Но если бы я ему не позвонил, мы бы и не узнали. Нам надо… – Сынок… – Нет, пап, послушай! Надо, чтобы к нему срочно кого-то отправили! Экскаватор, бульдозер, пусть даже просто людей с лопатами! Может быть, он еще… – Крейг, перестань. Это был спуфинг. Я уставился на него, открыв рот. Я знал, что такое спуфинг, но мне даже в голову не приходило, что нечто подобное может случиться со мной – да еще посреди ночи! – Сейчас повсюду мошенники, – сказал папа. – Их все больше и больше. У нас на работе даже было собрание, где нам рассказывали о безопасности в Интернете. Кто-то пробрался в мобильный телефон мистера Харригана. Клонировал номер. Понимаешь, о чем я? – Да, конечно. Но, папа… Он сжал мою руку. – Видимо, кто-то пытается вызнать его коммерческие секреты. – Он давно отошел от дел! – Но держал руку на пульсе, он сам так говорил. Может быть, кто-то пытался узнать данные его банковской карты, чтобы украсть с нее деньги. Как бы там ни было, этот мошенник получил твое голосовое сообщение на клонированном телефоне и решил тебя разыграть. – Мы точно не знаем, – сказал я. – Папа, надо проверить! – Не надо. И я объясню почему. Мистер Харриган был человеком богатым и умер в одиночестве, без свидетелей. К тому же он много лет не посещал врачей, хотя, я уверен, Рафферти изрядно трепал ему нервы по этому поводу, хотя бы потому, что без заключения медиков он не мог обновить страховку мистера Харригана и покрыть большую часть налога на наследство. В силу этих причин было назначено вскрытие. Собственно, так они и узнали, что он умер от прогрессирующей сердечной недостаточности. – Его разрезали? Мне сразу вспомнилось, как я случайно задел пальцами его грудь, когда клал телефон ему в карман. Значит, там, под его накрахмаленной белой рубашкой и черным галстуком, были зашитые разрезы? Если папа говорил правду, то да. Зашитые длинные разрезы в форме буквы Y. Я знал, как это бывает. Видел по телевизору. В сериале «Место преступления». – Да, – ответил папа. – Я не хотел тебе этого говорить, не хотел, чтобы мысли о вскрытии тебя угнетали. Но лучше уж так, чем если ты будешь думать, что его похоронили заживо. Он умер, Крейг. Это точно. Понимаешь меня? – Да. – Хочешь, я останусь дома? Я могу взять отгул на работе. – Нет, все нормально. Ты прав. Это был спуфинг. Но испугался я основательно.