У Сэрен мороз пробежал по коже, когда она увидела жуткие глаза тисте анди, который сказал: – Я догоню сбежавших. Вернусь до заката. Она отвела взгляд и обернулась на Фира Сэнгара, стоящего над телами мерудов – тисте эдур, – и тут же посмотрела на юг, где по каменной равнине все еще брел тисте эдур, потерявший треть черепа. Эта картина была такой же безрадостной. – Хорошо, – сказала она, уставившись в конце концов на фургоны и запряженных лошадей. – Мы пойдем дальше по этой же дороге. Удинаас, выместив, наконец, злобу на трупе летерийца, поднялся. – Сэрен Педак, а что с остальными рабами? Их нужно освободить. Она нахмурилась. От утомления думать было тяжело. Месяцы и месяцы они прятались, бежали, спасаясь и от эдур, и от летери; их теснили на север, и бесконечный ужас, не оставлявший ее, лишил мысли остроты. Освободить. Да. Но тогда… – Просто новые слухи, – сказал Удинаас, словно прочитав ее мысли и разобравшись раньше ее самой. – Слухов все равно полно, они только путают наших преследователей. Послушайте, Сэрен, они и так знают, где мы – ну, более-менее. А эти рабы – они изо всех сил постараются не попасться. Тут особенно волноваться не стоит. Сэрен подняла брови. – И ты ручаешься за своих приятелей-должников, Удинаас? Что все они откажутся от возможности купить свободу за ценную информацию? – А иначе, – сказал он, глядя ей в глаза, – придется всех их убить. Те, кто слышал эти слова и еще не был забит до бесчувственного состояния, громко запричитали, обещая и умоляя, потянулись к Сэрен, гремя цепями. Другие испуганно смотрели на нее, как мириды, почувствовавшие запах волка. Некоторые плакали, прижимаясь к каменистой земле. – У первого эдур, которого он убил, – сказал Удинаас, – ключи. Силкас Руин шагал по дороге. Еле видимый в тумане, тисте анди оборотился кем-то огромным, крылатым и поднялся в воздух. Сэрен взглянула на рабов – к счастью, никто ничего не заметил. – Ладно, – ответила она Удинаасу и пошла туда, где Фир Сэнгар все еще стоял рядом с мертвыми эдур. – Я должна взять ключи, – сказала Сэрен, нагнувшись к павшему первым эдур. – Не трогай его, – сказал Фир. Она подняла голову. – Ключи… Цепь… – Я сам. Кивнув, Сэрен выпрямилась и отошла. Фир закончил безмолвную молитву, потом опустился на колени рядом с телом. Он нашел ключи в кожаном кошельке на поясе воина; в этом же кошельке обнаружились несколько гладких камешков. Фир взял ключи в левую руку, держа камешки на правой ладони. – С мерудского берега. Наверное, подобрал их еще ребенком. – Дети вырастают, – сказала Сэрен. – Даже на прямом дереве растут кривые ветки. – И чем виноват этот воин? – Фир строго взглянул на нее. – Он пошел за моим братом, как и каждый из его племени. – Некоторые в конце концов отвернулись, Фир. Как и ты. – То, от чего я отвернулся, лежит в тени того, к чему я теперь иду, аквитор. Разве это позволяет сомневаться в моей преданности тисте эдур? Моим сородичам? Нет. Вы все снова и снова об этом забываете – так удобнее. Пойми, аквитор, я буду прятаться, если надо, но не стану убивать сородичей. У нас были деньги, мы могли купить им свободу… – Только не Удинаасу. Фир молча оскалился. Да, Удинаас, единственный, кого ты готов убить. И если бы не Силкас Руин… – Фир Сэнгар, – сказала она, – ты решил идти с нами, а не может быть ни малейших сомнений, что Силкас Руин – главный в нашей жалкой компании. Можешь не одобрять его методы, но лишь он доведет тебя до цели. Сам знаешь. Воин-хирот отвел взгляд и посмотрел на дорогу, смаргивая воду с глаз. Сэрен протянула руку. Фир отдал ключи. Мы не отличаемся от этих рабов. Она взвесила в руке звенящую связку. Скованные одной цепью. И… у кого в руках наше освобождение? – Куда он отправился? – спросил Фир. – Преследует летерийцев. Полагаю, тут ты не станешь возражать. – Возражать следовало бы тебе, аквитор. Пожалуй, следовало бы. Она направилась к ожидающим рабам. Узник рядом с Удинаасом подполз к нему поближе, и Сэрен расслышала его вопрос: – Тот высокий убийца – это Белый Ворон? Правда? Я слышал… – Ты ничего не слышал, – перебил Удинаас, подставляя руки Сэрен. – С тремя выступами, – сказал он ей. – Да, этот. Странник побери, вы не торопились. Она возилась с ключом, пока первый замок не открылся. – Вы двое должны были обокрасть ферму, а не попасть в лапы охотников за рабами. – Охотники устроили там ночлег – нам кругом не повезло. Сэрен отперла второй замок, и Удинаас вышел из ряда, потирая красные рубцы на запястьях. Сэрен сказала: – Фир хочет отговорить Силкаса. Знаешь, глядя на этих двоих, я уже не удивляюсь, что эдур и анди вечно воевали. Они направились туда, где сидела Кубышка. – Фир обижается, что он больше не командир, – сказал Удинаас. – А оттого что командует тисте анди, только хуже. Он до сих пор не может поверить, что давнее предательство – века назад – случилось иначе; что это Скабандари первым обнажил кинжал. Сэрен Педак промолчала. Остановившись перед Кубышкой, она взглянула на замызганное личико девочки; на нее смотрели древние глаза. Кубышка улыбнулась: – Я скучала. – Тебе больно? – спросила Сэрен, сняв большие кандалы. – Ходить могу. И кровь остановилась. Это ведь хорошо, правда? – Наверное. – Говорить об изнасиловании не хотелось – собственные воспоминания Сэрен жгли ее постоянно. – Шрамы останутся, Кубышка. – Быть живой тяжело. Я все время голодная, и ноги болят. Терпеть не могу детей с тайнами – особенно если они сами про эту тайну не знают. Задавай правильные вопросы, иначе ничего не получится. – А что еще плохо в том, чтобы быть живой, Кубышка? И… как? Почему? – Чувствую себя маленькой. В руку Сэрен вцепился старый раб, который тянулся к ключам с горестной надеждой во взоре. Сэрен отдала ему ключи. – Освободи остальных. Он решительно закивал. – Ну, – снова обратилась Сэрен к Кубышке, – нам всем приходится со многим мириться. Жить – значит испытывать неудовольствие и разочарование. – Сэрен, я по-прежнему хочу раздирать глотки. Это плохо? Наверное, плохо. После слов Кубышки старик подался в сторону, с новой силой принявшись за неподатливые кандалы. Позади него ругалась от нетерпения женщина. Удинаас, забравшись в фургон, рылся в поисках чего-нибудь полезного. Кубышка полезла ему помогать. – Нужно выбираться из тумана. Я промокла насквозь. – Сэрен подошла к фургону. – Давайте живее. Если нас обнаружит другой отряд, будет плохо. – Особенно пока нет Силкаса Руина. Только благодаря тисте анди они до сих пор живы. Когда не удавалось спрятаться или убежать от преследователей, два его меча обретали голос, начиная жуткую песнь уничтожения. Белый Ворон. Уже неделю они не видели ни эдур, ни летери, хотя бы отдаленно напоминавших охотников. Ищущих изменника, Фира Сэнгара. Ищущих предателя, Удинааса. И все же Сэрен Педак недоумевала: за ними должны гоняться целые армии. А погоня была скорее упорная, нежели повсеместная. Силкас однажды упомянул вскользь, что к’риснан императора плетут ритуальное чародейство, помогающее расставлять ловушки. И западни поджидают их на востоке и вокруг самого Летераса. Ну, на востоке – это Сэрен могла понять, ведь их целью в самом деле были дикие пустоши за пределами империи, где Фир – никаких объяснений, впрочем, он почему-то не давал – собирался найти то, что ищет; и Силкас Руин не разубеждал его. Однако окружать саму столицу… нет, этого Сэрен не понимала. Как будто Рулад боится брата.