Икарий медленно повернул голову и встретился глазами с тоблакаем. – А ты – Карса Орлонг, который не понимает сути тренировочных боев. Скольких товарищей ты уже покалечил? – Они мне не товарищи. Как и ты. – А я? – вмешалась Самар Дэв. – Я тебе тоже не товарищ, Карса? Тот скривился. – А что? – Икарий безоружен. Убив его, ты не попадешь к Императору. Тебя закуют в цепи, а потом отсекут голову. – Я уже говорил тебе, ведьма. Цепями меня не удержишь. – Ты ведь хочешь встретиться с Императором? – А если этот убьет его первым? – рявкнул Карса и так дернул Икария за руку, что тот раскрыл глаза от неожиданности. – И это плохо? – воскликнула Самар Дэв. То есть ты поэтому калечишь прочих претендентов? Безмозглый, так с тобой больше никто играть не будет. – Так ты хочешь драться с императором Руладом вперед меня? – спросил Икарий. – Я не прошу у тебя разрешения, ягг. – И все же я его даю, Карса Орлонг. Я пропущу тебя к Руладу. Карса прожигал Икария взглядом; тот, хоть и был ниже ростом, умудрялся смотреть тоблакаю в глаза, даже не поднимая головы. А потом произошло нечто странное. Самар Дэв заметила, как у Карсы вдруг расширились глаза. – Теперь ясно, – проворчал он. – Я все вижу. – Это радует, – ответил Икарий. – Видишь что? – поинтересовалась Самар Дэв. Лежавший на земле Таралак Вид застонал, закашлялся, перевернулся на бок и сблевал. Карса отпустил ягга и сделал шаг назад. – Твое слово крепко? Икарий слегка наклонил голову. – А почему бы ему таковым не быть? – Это правда. Я свидетель. Ягг поклонился снова. – Руки прочь от меча! Все трое обернулись на крик. К ним навстречу с мечами наголо подходили шестеро летерийских стражников. Карса осклабился. – Я возвращаюсь на подворье, детишки. Так что уйдите-ка с дороги. Они разошлись, как заросли камыша перед носом каяка, затем сомкнулись и пошли за Карсой, стараясь поспевать за широким шагом тоблакая. Самар Дэв посмотрела им вслед, потом резко вскрикнула и тут же зажала рот руками. – Ты напоминаешь мне старшего оценщика: он тоже так делал, – заметил Икарий с улыбкой, однако смотрел куда-то в сторону. – И да, вот он стоит, мой личный стервятник. Если я его позову, он подойдет? Как думаешь, ведьма? Она мотнула головой, все еще пытаясь прийти в себя от накатившего облегчения и запоздалой реакции на испытанный ужас, от которой затряслись руки. – Нет, он предпочитает поклоняться на расстоянии. – Поклоняться? Он сошел с ума. Самар Дэв, передашь ему? – Как хочешь. Но это не поможет, Икарий. Видишь ли, его народ помнит тебя. – Неужели? Икарий, слегка сощурившись, посмотрел на старшего оценщика, которому явно было неуютно от того, что божество обратило на него внимание. Нижние духи, почему меня вообще заинтересовал этот монах? Нет никакого влечения в сиянии фанатичного поклонения. Только заносчивость, непоколебимость и скрытые лезвия остроумия. – Возможно, мне все же придется с ним переговорить, – проговорил Икарий. – Он сбежит. – Тогда на подворье… – Загонишь его в угол? Ягг улыбнулся. – Что еще раз подтвердит мое всемогущество. Внутри Сиррина Канара все бурлило, как в кипящем котле: еще чуть-чуть – и сорвет крышку. Однако он сумел удержать себя в руках, спускаясь по длинной лестнице в карцер Пятого крыла. Воздух здесь был сырой и густой, хоть пробуй на вкус, под ногами хлюпала плесень, а холод пробирал до самых костей. Вот тут ближайшие два месяца будут обретаться Томад и Урут Сэнгар, что несказанно радовало Сирина. В свете фонарей, которые несли стражники, он с огромным удовлетворением наблюдал за лицами эдур. На них запечатлелось то же выражение, что встречается у каждого узника: беспомощность вперемешку с неверием, в глазах – страх и непонимание, уступающие впоследствии бессмысленному отрицанию происходящего. Сегодня ночью он предастся плотским утехам, а эти минуты служат сладкой прелюдией. Он будет спать сном человека, довольного собой и миром. Своим миром. Они прошли по нижнему коридору до самого конца. Сиррин жестами распределил Томада в камеру слева, а Урут – напротив. Женщина-эдур, в последний раз взглянув на мужа, последовала за троими стражниками-летерийцами. Мгновение спустя к ней зашел и Сиррин. – Я вижу, что вы куда более опасны, – сказал он, пока один из стражников надевал браслет ей на правую ногу. – Пока мы тут, вы еще можете воспользоваться тенями. – Я предоставлю расправиться с тобой другим, – ответила она. Он некоторое время смотрел на Урут. – Вам запретят принимать посетителей. – Знаю. – Первый испуг проходит. Она посмотрела на него, всем своим видом выражая неприкрытое презрение. – Вместо него наступает отчаяние. – Прочь отсюда, ничтожество. – Снимите с нее накидку, – приказал Сиррин с улыбкой. – Не одному же Томаду страдать от холода. Урут оттолкнула руку стражника и сама отцепила застежку. – Большой глупостью было отказывать в почестях эдур, – произнес Сиррин. – Что ж, тогда получите, – он обвел рукой крошечную камеру с протекающим потолком и потрескавшимися стенами, – почести от летери. С нижайшим поклоном. Урут не ответила. Сиррин обернулся к стражникам: – Идемте. А они пусть остаются в темноте. Когда их шаги окончательно стихли, Пернатая ведьма выбралась из камеры, в которой пряталась. В ее уединенный мирок пожаловали гости. Причем незваные. Эти коридоры: неровный каменный пол, скользкие стены, затхлый воздух, запах разложения, темнота – все здесь принадлежало ей. Томад и Урут Сэнгар. Урут когда-то была хозяйкой Пернатой ведьмы. Что ж, справедливо. Пернатая ведьма, в конце концов, летери, но теперь-то, несомненно, серый прилив превратился в отлив. Она выбралась в коридор, мягкие мокасины совершенно не производили шума. Она замерла. Может, заглянуть к ним? Посмеяться над их нуждой? Соблазн велик. Но лучше остаться невидимой; не надо им знать, что она тут.