– Он был тяжело ранен, господин. Я решил не подпускать к нему лекарей. Помогал ему идти, а сам несколько раз провернул стрелу у него в спине и вогнал поглубже. От боли он потерял сознание, я опустил его на землю и пережал большую артерию на шее. Тридцать ударов сердца или чуть больше – никакому эдур такого не пережить. – И ты все еще ходишь в капралах? Непорядок. Сиррин, когда закончим, внеси имя этого человека в список на повышение. – Слушаюсь, канцлер. – Таким образом, – продолжил Трибан Гнол, – поскольку среди оставшихся ты старше других по званию, докладывать отправили тебя. – Да, господин. – Назови остальных. Капрал неуютно пошевелился. – Господин, если бы не мои солдаты, я бы ни за что… – Я понимаю твою преданность. Весьма похвально. Увы, положение требует незамыленного взора, а это накладывает определенные ограничения. Те солдаты не служат мне. В отличие от тебя. – Они верны, господин… – Кому? Или чему? Нет, риск слишком велик. Впрочем, кое-что я могу для них сделать, в знак моей признательности. – Канцлер перевел взгляд на Сиррина. – Быстро и без боли. Никого не допрашивать. Стражник вскинул брови. – Никого? – Никого. – Как прикажете, господин. Капрал облизнул пересохшие губы, затем явно через силу выдавил: – Благодарю, господин. Канцлер рассеянно кивнул, снова опустив глаза на блестящую шкатулку черного дерева. – Спрошу еще раз, – сказал он, – что известно про нападавших? Они объявляли войну? – Нет, господин, совсем нет, – ответил капрал. – Если не считать сотен сожженных кораблей. И даже после этого… их мало, господин. Никакой массовой высадки, никакой армии. – Но как-то же они сюда попали. – Да, попали, Странник, помилуй! Господин, я ехал в отряде из двадцати ветеранов-летери и шестерых тисте эдур племени арапаев. Мы попали в засаду на поляне у заброшенной усадьбы, магия эдур нас не защитила. Только-только собирались разбить лагерь; кругом высокая трава и никого – и вдруг гром, пламя, и тела взлетают в воздух. Куски тел, ошметки. А в темноте свистят стрелы. – И все же вам удалось спастись. Капрал замотал головой. – Эдур, который нами командовал, он знал, что вести, с которыми мы едем в столицу – про горящие корабли и трупы тисте на дорогах, – так вот, эти вести надо довезти, не вступая в стычки. Все, кто мог, попытались отступить. Вслед за командиром мы убежали. Сначала всемером – пятерых эдур они убили в первые же мгновения боя, потом осталось только пятеро. – За вами гнались? – тихо и задумчиво спросил Трибан Гнол. – Нет, господин. У них не было лошадей. Мы их, во всяком случае, не видели. Канцлер молча кивнул, затем спросил: – Люди? – Да, господин. Однако не летери и не дикари, насколько мы поняли. У них были арбалеты – не жалкие рыбацкие луки, которыми у нас пользуются, когда ходит карп. Нет, железное оружие, с толстой тетивой, а стрелы пробивали щиты и доспехи. Я видел, как такая стрела сбила с ног одного из моих солдат, насмерть. А еще… Трибан Гнол поднял ухоженный палец, и солдат замолк. – Погоди, солдат. Не спеши. Ты вот сказал раньше… – Канцлер поднял глаза. – Пятеро эдур из шести были убиты сразу же. И еще, что вы везли вести о трупах эдур на дорогах, ведущих от побережья. А тела летери там были? – Нет, господин, нам не попадались. – Однако шестой эдур – твой командир – пережил нападение. Почему? – Похоже, они подумали, что он не жилец. Стрела попала ему в спину, она же потом его и доконала. От удара он выпал из седла. Думаю, противник не ожидал, что он поднимется и сумеет вернуться на коня… – Ты сам все это видел? – Да, господин. – А что было раньше: стрелы или гром и пламя? Капрал наморщил лоб, затем сказал: – Сначала стрелы, на мгновение ока раньше, чем все остальное. Да, именно так. И первая стрела попала в командира. – Потому что у него командирские знаки отличия? – Полагаю, что так, господин. – А гром и пламя – колдовство – ударили куда? Хотя погоди, я сам отвечу. Прямо в оставшихся эдур. – Точно так, господин. – Солдат, ты свободен, можешь идти. Сиррин, задержись на минуту. Как только за капралом закрылась дверь, Трибан Гнол вскочил из-за стола. – Странник помилуй! Вторжение! В нашу империю! – Как по мне, так скорее против эдур, – предположил Сиррин. Канцлер гневно взглянул на него. – Ты дурень. Это все неважно, так, занятная мелочь, не играющая никакой роли. Сиррин, эдур правят нами: пускай только на словах, но они наши покорители. А мы им подчиняемся, в том числе летерийская армия. Он громыхнул кулаком по столу, шкатулка подпрыгнула, с нее соскочила крышка. Трибан Гнол уставился на содержимое. – Идет война, – сказал он. – Не наша война – не та, на которую мы рассчитывали, но все же война! – Мы сокрушим противника, господин… – Конечно же, сокрушим, как только выставим своих колдунов против их. Это тоже неважно. – Я вас не понимаю, господин. Трибан Гнол гневно смотрел на подчиненного. Куда тебе? Вот почему ты никогда так и не пробьешься наверх, жалкий головорез. – Когда утихомиришь лишних и подпишешь прошение о повышении нашего предприимчивого капрала, пойди к Каросу Инвиктаду и передай ему сообщение от меня. Лично. – Какое сообщение? – Приглашение. Я зову его во дворец. – Когда? – Немедленно. – Слушаюсь, господин. – Сиррин отдал честь. – Иди. Когда дверь снова закрылась, Трибан Гнол повернулся к столу и заглянул в открытую шкатулку. Внутри лежал небольшой пузатый фиал, полный на треть. Трибан Гнол часто с удовлетворением смотрел на содержимое шкатулки; само знание, что оно там, успокаивало его. Он вспоминал, как подливал жидкость из фиала в сосуд с вином, из которого должен был пить Эзгара Дисканар в тот последний ужасный день. В тронном зале. Эзгара вместе с никчемным Первым евнухом. А с ними – и Нисалл. Вот только не Брис. Кто угодно, но не Брис Беддикт. Жаль, конечно, но увы. Глава шестнадцатая