– Проклятье, это единственный клочок суши в округе, – воскликнул Кулак Кенеб. – Кто-нибудь умеет изгонять призраков? Нет?.. Вот Худов дух. Клюв, а что они с нами могут сделать? – Вгрызутся нам в мозги, станут внушать ужасные мысли и в итоге заставят перебить друг друга. В этом вся суть Войн справедливости: они бесконечны, потому что бог справедливости слаб и у него слишком много имен. Лиосаны звали его Серканос, ассейлы – Ринтан. Но на каком бы языке он ни обращался к своим поклонникам, его никто не понимал. Речи его слишком запутанны, и потому бог не имеет власти. Каждый толкует его слова по-своему и не соглашается с другими, так что конца войнам не видать. – Клюв замолчал, глядя на бледные лица соратников, потом пожал плечами. – Но, может, я сумею с ними договориться. Давайте я вызову кого-нибудь, и мы побеседуем. – Не стоит, Клюв, – сказал Кулак. – Так, всем подъем, двигаемся дальше! Никто даже слова против не сказал. Фарадан Сорт отвела Клюва в сторону. – Теперь мы их оставим. В какую сторону надо идти, чтобы поскорее отсюда выбраться? Клюв указал на север. – Далеко? – Тысяча шагов. Там проходит граница старого Омтоз Феллака. Она проводила взглядом Кенеба с его батальоном. Они сошли с островка и, шлепая по болоту, направились точно на запад, в глубь материка. – Сколько им еще надо пройти в том направлении? Я имею в виду – на запад. – Шагов тысяча двести, если не забредут в реку. – Ладно, от лишней пары сотен шагов не развалятся. Ну что ж, Клюв, на север так на север. Веди. – Слушаюсь, капитан. Пойдем по старинке, пешком. Она засмеялась, но над чем – Клюв не понял. На войне есть особый звук, когда при осаде, за мгновения до штурма, единым залпом выстреливают онагры, баллисты и по?роки. Огромные снаряды врезаются в каменные стены, укрепления и здания, в результате чего рождается нестройный хор падающих камней и кирпичей, крушащихся крыш и колонн. Даже воздух дрожит, словно потрясенный подобной жестокостью. Именно этот звук вспоминал сержант Шнур, стоя на уступе, наклонившись против порывистого ледяного ветра. В водах пролива, где когда-то находился Предел Фентов, друг с другом схлестывались гигантские айсберги. Огромные пласты льда, словно куски крепостных стен, в тишине отделялись от глыб и обрушались в море. Спустя несколько мгновений ветер доносил грохот, поднятые ударом серебряные облака, брызги и… – Горный хребет, бьющийся в агонии, – прошептал откуда-то сбоку Эброн. – Осадные орудия, крушащие городские стены, – возразил Шнур. – Ледяная буря, – добавил из-за спины Хромой. – Нет, все не так, – вставил, клацая зубами, Хруст. – Это огромные глыбы льда… обрушивающиеся вниз. – Как… как возвышенно, Хруст, – заметил капрал Осколок. – Да ты прямо поэт, Худ тебя дери. Поверить не могу, что Моттские ополченцы отпустили такой талант. Нет, правда, Хруст, как такое могло случиться? – А у них выбора не было, – отозвался долговязый, кривоногий сапер, яростно растирая щеки. – Я просто взял и ушел, по-тихому. Взял рыбий скелетик и взломал наручники. Потому что нельзя арестовать главмаршала. Так я им и сказал. Нельзя. Ничего не выйдет. – Ну что, удалось поговорить с сестрой? – обратился Шнур к капралу. – Она не устала сдерживать льды? Мы-то не знаем. Непоседа и рад бы помочь, да только не понимает, как она вообще это делает. – Без понятия, сержант. Она и со мной не разговаривает. Спать она больше не спит, но и вымотавшейся я бы ее не назвал. Худов дух, я ее с трудом узнаю?. После И’гхатана Синн будто подменили. Шнур помолчал задумчиво, потом кивнул. – Ладно, тогда Непоседу отошлю. Адъюнкт вот-вот должна высадиться в форте. – Уже, – сказал Эброн, осторожно ощупывая нос. Вроде не отвалился. Как и Непоседа, взводный маг понятия не имел, каким образом Синн сдерживает ледяные глыбы. Мало того что это больно било по самолюбию, так еще и скрыть не получалось. – Бухта перекрыта, местный авторитет под домашним арестом. Все идет как задумано. – Хорошо, что ты не из суеверных, Эброн, – пробормотал Хромой. – Вы как хотите, а я спускаюсь отсюда. Не то, чего доброго, поскользнусь и ногу сломаю. – Давно пора! – рассмеялся Осколок. – Капрал, вы, как всегда, очень заботливы. – А то! Я пять джакат поставил на то, что ты до конца месяца оправдаешь свое прозвище. – Сволочь. Посмеиваясь между собой, они смотрели, как Хромой аккуратно спускается с уступа. – Осколок, а где сейчас Синн? – поинтересовался Шнур. – В старом маяке, вон там, – ответил капрал. – Отлично. Предлагаю и нам перебраться куда-нибудь под крышу, пока не попали под ту ледяную тучу. – Это ж надо!.. – взревел вдруг Эброн. – Сержант, она тут не просто сдерживает лед. Она его разрушает! Вот отчего вода прибывает так быстро. – Хм, я думал, он сам по себе разваливается. – И это тоже. А она еще и подгоняет: берет, знаете, Омтоз Феллак, как корзинку, и расплетает. Вот только прутья не выбрасывает, а складывает из них… что-то новое. Шнур смерил подчиненного мага недовольным взглядом. – Уж лучше б ты молчал, как Синн, чем говорил загадками. «Что-то новое» – это что? – Худова мошонка, да не знаю я! Не знаю! – Что-то корзин поблизости не видать, – заметил Хруст. – Свиньи болотные, Эброн, у тебя глаз хороший, погляди, а? Я вот даже сощурившись не вижу… – Хватит, сапер, – отрезал Шнур, еще поглядел на Эброна и отвернулся. – Ладно, пошли, а то у меня между ног сосулька, не говоря уже про все остальное. Они направились вниз, к рыбацкой лачуге, которую приспособили под штаб. – Вам бы избавиться от нее, сержант, – посоветовал Хруст. – От кого? – От сосульки, что у вас между ног. Руками, к примеру. – Спасибо за заботу, Хруст, но я еще не столь безнадежен. Как ни крути, а в Малазе жилось неплохо. Да, конечно, на «жемчужину» империи город не тянул, но зато ему не грозило развалиться на части и затонуть во время шторма. К тому же компания подобралась вполне сносная: среди разношерстных чудаков, наведывавшихся в таверну Купа, Вифал чувствовал себя как дома. Смелый Зуб. Норов. Банашар. Хорошо, что он здесь, кстати, – хоть одно знакомое лицо, помимо троицы нахтов и, естественно, жены. Естественно. Куда без нее. Когда Старший бог говорил про ожидание, Вифал думал, что оно затянется на подольше. А лучше и вовсе навсегда. Пропадите вы пропадом, боги. Вечно вмешиваетесь и используете смертных в своих целях. Даже проведя год на одном корабле с адъюнктом, Вифал так и не понял, что она за человек. Конечно, Тавор долгое время пребывала в трауре – еще бы, поговаривали, в Малазе убили ее возлюбленную, – и оттого казалась скорее мертвой, чем живой. Но вот только если сейчас она пришла в себя, то разницы он, мягко говоря, не видел. А богам все равно. Они решили воспользоваться ею – точно так же, как и Вифалом. В невзрачных глазах Тавор он читал хмурый протест. Но даже если она решила выступить против богов, то бороться ей придется в одиночку. У меня бы ни за что не достало смелости на такое. Даже близко. Ведь чтобы осуществить задуманное, ей придется отказаться от человечности. Или же стать больше, чем человеком? Одно из двух, видимо. А со стороны может показаться, что ее окружают друзья: такие, как Вифал, Банашар, Сандалат, Синн, Кенеб… Но это не так. Мы всего лишь наблюдаем. Ждем. Размышляем. И не можем решиться. Не этого ли ты хотел, Маэль? Нашей встречи? Да, я искал именно такую, как она. Правда, неизбежно возникает вопрос, весьма непростой: почему я? Да, он мог рассказать Тавор про меч. Про меч, который он сотворил и выковал по приказу Увечного Бога. Но что толку, если противопоставить этому оружию нечего? И все же адъюнкт была непреклонна. Она пошла на войну, которой не желали даже солдаты. Цель – повергнуть империю, а вместе с ней – Императора с его мечом. Императора, обезумевшего от собственной власти. Еще одну пешку в играх богов. Однако заставить себя отнестись ко всему этому спокойно, довериться отважному решению адъюнкта было непросто. Морпехов выбросили на берег летерийцев, но не всем скопом, не единым войском, а незаметно, по частям, под покровом ночи. И тут же, словно передумав, подожгли все корабли. Этим Тавор как бы во всеуслышание заявляла: Мы здесь. Отыщите нас, если осмелитесь. Или же рано или поздно вас найдем мы. Бoльшая часть армии, впрочем, осталась в отдалении от летерийского побережья. И только адъюнкту было ведомо, куда ушли хундрилы с изморцами. – Ты что-то стал мрачен в последнее время, муж.