Какой-то частью сознания я понимала, что, по сути, это ерунда и совсем не конец. У меня есть сбережения, у меня еще есть часть клада, который я до сих пор не реализовала, у меня, наконец, есть я. Все можно исправить. Все. Но почему тогда так больно? — Айя! — Олаф порывисто меня обнял, прижимаясь лбом к моей груди. — Мы со всем разберемся, обещаю. Найдем, накажем. Восстановим и сделаем лучше прежнего. — Да-да… — Я задумчиво погладила его по голове, соглашаясь со всеми словами, но при этом думая уже о своем. Кто? Кто эта мразь, подписавшая себе смертный приговор? За пять лет моей жизни в Москве я не раз сталкивалась с глупцами, думающими нажиться на мне и моей лавке, но еще ни один не заходил так далеко. Обычно все решалось на уровне переговоров и, хотя я несколько раз физически доказывала, что достаточно сильна для этого города, чтобы вести дела самостоятельно, еще ни разу дело не доходило до прямого ущерба лавке. Да и не трогали меня уже больше двух лет… Кто? Ответа не было. Пока не было. — Я, наверное, пойду. Убрала руку с волос Олафа, опуская ее на мужское плечо. Немного надавила, желая получить свободу передвижения, но никто меня отпускать не спешил. — Вместе, — решительно заявил викинг, подняв голову и глядя мне в глаза. — Мы едем разбираться вместе. — И, словно предупреждая все мои возражения, торопливо проговорил: — Эта ночь моя, и без меня ты никуда не пойдешь. Категоричность тона разозлила, но я удержала раздражение внутри. Олаф был в своем праве, и я не смела его отнимать. И так, наверное, будет лучше… Да, определенно вместе будет лучше. — Хорошо. Идем вместе. Я вложила пальцы в протянутую мужскую ладонь и впервые за многие годы позволила себе слабость принять помощь. Впервые за многие годы она была мне действительно необходима. До лавки добрались очень быстро. Город засыпал, вечерние пробки давно рассосались, жители мегаполиса отдыхали от последнего трудового дня недели и делали это кто дома, кто в клубе, а кто и в иных злачных местах. Ночные улицы, сияющие сотнями неоновых огней, были практически пусты и безлюдны, по крайней мере, по сравнению с часами пик, и лишь напротив моей лавки суетились пожарные, вездесущие зеваки и жители самого дома. Лавка сгорела полностью. Я поняла это еще издалека, увидев зияющий провал лопнувшего от жара окна и закопченный дверной проем. Мне буквально пришлось вынуждать себя выйти из машины и, вцепившись в руку Олафа, подходить ближе. Отключив эмоции, в первую очередь гнев и ярость, я внимательно осматривала каждый сантиметр фасада лавки. Попасть внутрь пока не было возможности — пожарные еще трудились, укрощая огненную стихию и побеждая верно, но слишком медленно. Слишком медленно… Хотела уже отвернуться, чтобы не видеть эти безобразные останки своего детища, но тут взгляд зацепился за обугленный дверной косяк. До него было больше пяти метров, подойти ближе не позволяли ограждение и один из пожарных, бдительно следящий за порядком, но даже отсюда я видела, что в косяке что-то торчало. Кажется, рукоять… Она тоже подверглась воздействию огня, но не настолько сильно, чтобы он ее уничтожил. Скорее даже она практически не пострадала, лишь закоптившись от дыма, который испортил не только фасад первого этажа, но и часть второго. Определенно это было послание. Но от кого? Я обязана это выяснить! — Дамочка, не подходите! — раздраженно прикрикнул на меня молодой огнеборец и жестом потребовал отойти подальше. — Ну что за люди пошли? Вам бы только селфи поснимать, о безопасности вообще не думаете! — Это моя лавка, — тихо произнесла я, глядя ему прямо в глаза, и он осекся. — И если бы я не думала о безопасности, то не установила бы новейшую систему пожаротушения с тревожной кнопкой, подключенной на пульт пожарной охраны. Когда вы приехали? — Да часа полтора как, — не слишком уверенно протянул пожарный, косясь на стоящего рядом со мной хмурого Олафа. — Поступил сигнал, сразу и выехали. Только поздно уже было. Полиция, конечно, еще разбираться будет, но я вам так скажу — поджигатели к делу серьезно подошли. — То есть, считаете, лавку подожгли преднамеренно? — Ну сами посудите. — Мужчина оживился. Было видно, что ему очень хочется проявить свою осведомленность и поразить нас своими выводами. — Горело так, будто там бочку бензина разлили — все и сразу. Жители опять же говорят: слышали хлопки, и моментом все заполыхало. Да и температура запредельная окно вышибла. Система пожаротушения опять же ваша — загорись что мелкое, сумела бы справиться самостоятельно. Так что верно говорю — поджог. — Спасибо. — Я скупо улыбнулась словоохотливому пожарному и жестом указала на дверь лавки. — А там что такое торчит? Не обратили внимание? — Там? — Огнеборец проследил за моей рукой и недовольно поморщился. — Да, обратили уже. Только достать не смогли — вплавилось намертво. Позже достанем, когда ребята освободятся. — Что? — Да то ли штырь какой, то ли нож… — неуверенно пожал плечами мужчина и, немного воровато оглядевшись, жестом позвал меня ближе. — Гляньте сами, может, признаете. Руки пожарного были защищены толстыми огнеупорными перчатками, и именно одной из них он воспользовался, чтобы взяться за неопознанную рукоятку и частично очистить ее от копоти и нагара. — Знакомо? На моем лице не дрогнул ни один мускул, хотя я моментально узнала один из своих кинжалов, выставленных для продажи. Точнее, его рукоять. Сам же кинжал на всю длину лезвия был воткнут в дверной косяк и уходил дальше в бетон. — Вот у кого-то дури… — задумчиво пробормотал Олаф, не отходящий от меня ни на шаг. — И что? Совсем не достать? — А ты попробуй, — панибратски хмыкнул огнеборец, успевающий не только общаться с нами, но и контролировать периметр, а также одним глазом следить за тем, как его товарищи заканчивали работу внутри лавки, и протянул викингу свою перчатку. — На, держи, чтоб не обжечься, горячее еще. Олаф взял. Надел. Потянул. Нож не поддался ни на миллиметр. Я видела, мой спутник прикладывал немало усилий: напряглись мышцы плечевого пояса, вздулись вены на шее и лбу — но это не решило ровным счетом ничего. Интересно… — Дай мне. Оба мужчины посмотрели на меня так, будто я произнесла что-то крамольное. Но если пожарный тихо хмыкнул и отвлекся на своего товарища, а затем и вовсе отошел, то Олаф лишь протянул мне перчатку и отступил, чтобы не мешать. Дергать не спешила. Сначала просто прикоснулась, прислушиваясь к своим ощущениям, но они молчали. Мешала толстая ткань огнеупорной перчатки, пропитанная каким-то особым составом, и в итоге я ее сняла. Вернула Олафу и, не обращая внимания на его обеспокоенный взгляд, прикоснулась к рукояти обнаженными пальцами. Она действительно была горячей, но уже не раскаленной, как совсем недавно, и я спокойно выдерживала ее жар. Волчья кость, немного металла, полудрагоценные камни — огонь почти не повредил их. Я заметила лишь несколько тонких продольных трещин в кости, но в них проглядывал металл, и это озадачило еще сильнее. Это какой же должна быть температура, которая расплавила клинок, и сердцевина заполнила собой эти микротрещины? Но опять же — почему тогда такое несоответствие повреждений? Что-то тут не то… Выдохнув сомнения, сомкнула пальцы на рукояти покрепче, сосредоточилась и одним мощнейшим рывком выдернула клинок из этих своеобразных ножен. Получилось шумно и грязно — из-за моих усилий довольно сильно повредился не только обуглившийся косяк, но и стена. Образовалась большая безобразная дыра, тогда как в моей руке остался кинжал, который, по сути, кинжалом уже не являлся. Как я и подозревала, это оказалось послание. На металл явно воздействовали не только огнем, но и магией, потому что невозможно было сотворить такое вручную. Больше всего это походило на причудливо изогнутый язык пламени, причем металл до сих пор был раскален и от него несло жаром. На этом странности не заканчивались. Кроме неестественной формы и температуры от кинжала несло еще и чем-то отвратительно звериным и до боли знакомым. А еще я наконец вспомнила, что именно этот нож больше двух месяцев назад отказалась продать одной глупой и несдержанной девчонке. — Я лично позабочусь о том, чтобы ты даже думать забыла о магии, — зло процедила я, обращаясь к кинжалу, но видя при этом Ольгу. Она. Больше некому. Магия огненного тотема во всей красе. Будучи стрельцом по знаку зодиака, Ольга получила в пользование тотем, владеющий этой стихией. И теперь меня настигла месть за пренебрежение и рану на стоянке торгового центра от зарвавшейся мелкой дряни, возомнившей себя великой магичкой. Я расшифровала твое послание, глупышка, и мой ответный удар уже не за горами. — Айя… — Ничего не понимающий Олаф тронул меня за плечо, а когда я перевела на него расфокусированный взгляд, обеспокоенно произнес: — Все в порядке? — Да-а… — Я была еще полностью в своих мыслях, так что лишь невразумительно отмахнулась. Краем глаза заметила, что к нам возвращается пожарный, и вручила изувеченный темной магией кинжал Олафу. — Подержи, я гляну, как там внутри. Но успела сделать всего пару шагов внутрь лавки, как меня тут же остановил другой пожарный, как раз выходящий из нее. — Эй-ей, дамочка! — Меня буквально грудью вытолкали назад. — Олежа, чо за фигня?! На тебя вообще положиться нельзя? Что за туристы на объекте?! Олежа засуетился, попытался объяснить, что я хозяйка лавки, но второй пожарный, оказавшийся его командиром, категорично выставил нас с Олафом за ограждение, умудрившись сделать это без единого матерного слова, но при этом высказав нам все, что думает о подобном беспечном поведении. В целом я его понимала. Неизвестно, насколько серьезны повреждения, как сильно пострадали пол и потолок, и поэтому нахождение внутри может быть смертельно опасно. Не для меня, естественно… Но это им знать совсем необязательно. Да и все, меня интересующее, я уже разглядела. Лавки у меня больше не было. Но что насчет квартиры? Позади послышалось завывание полицейской сирены, но у меня не было желания общаться с представителями закона прямо сейчас. Возможно, завтра, а может, и вообще как-нибудь на днях, когда клокочущая внутри меня ярость чуть поутихнет и я смогу мыслить здраво и относительно цензурно. — Идем. — Я поманила Олафа в сторону, и мы без труда сначала смешались с зеваками, а затем и вовсе обошли дом, чтобы зайти в него со стороны жилых подъездов. При этом как-то само собой получилось так, что Олаф забыл отдать пожарному перчатку, в которой до сих пор держал клинок. Вот так и пропадают улики… А в квартире нас ждала тишина. Электричество отсутствовало, в комнатах стоял мерзкий запах гари, успевший пропитать собой даже стены, но стороннего присутствия не ощущалось. Все верно, Ольга понятия не имела, что живу я там же, где работаю. Это знал лишь Павел, которому все рассказал его дед, но никак не племянница Одинцова. И к лучшему, иначе не было бы у меня еще и квартиры. — У тебя есть где остановиться? — хмуро поинтересовался Олаф, когда мы вместе обошли все без исключения комнаты и вернулись на кухню, освещенную фонарями с улицы. — Оставаться здесь нельзя. — Не знаю. — Я безразлично пожала плечами, открывая холодильник и доставая из него йогурт, так как голод, давший знать о себе еще в клубе, сейчас стал нестерпимым. — Поживу с недельку в гостинице, пока тут не выветрится. Правда, все вещи придется, скорее всего, выкинуть… А! — Я вспомнила об Олли-младшем и просительно посмотрела на Олли-старшего. — Хомяка возьмешь на время? Боюсь, с ним меня в гостиницу не пустят. — Да я бы и тебя взял, — осторожно, словно боялся сказать хоть слово лишнее, произнес викинг, при этом пристально глядя мне в глаза. — Дом у меня большой… — Да, я помню. — Отвернулась, чтобы не выдать своих эмоций, в которых еще сама не разобралась, и задумчиво уставилась в окно, периодически прикладываясь к йогурту. — Двухэтажный. Девятикомнатный. С бассейном… Я все помню, Олаф. Но не думаю… — Не думай. — Я спиной почувствовала, как он шагнул ко мне, а затем его руки сомкнулись на моей талии. В них больше не было ни ножа, ни перчатки, поэтому объятия получились крепкими, а следующие слова прозвучали прямо на ухо: — Перестань думать, просто сделай это. Разреши мне помочь. Я уже понял, ты очень сильная и самостоятельная, но иногда даже самому крепкому клинку нужен перерыв, иначе он сломается от перенапряжения. Слова Олафа вызвали усталую усмешку. Он был прав, и я понимала это. И спустя некоторое время, которое мы простояли в тишине и объятиях, даже нашла в себе силы признать это вслух: — Хорошо. С этим простым словом, которое далось мне с невероятным трудом, в груди вдруг поселилась уверенность, что я поступаю правильно. Доверяюсь. Удивительно, но это мне не претило, как раньше. Наоборот, было очень уютно в его руках, и казалось, что так же уютно будет и в его доме.