Сроки сжатые, нам грозят неустойкой, а я уже не понимаю, что не так в моем переводе. Серьезно. И глаз уже замылился, и я пропахала текст вдоль и поперек. Меня от него уже тошнит. Самое кошмарное, что от этого клиента меня ждет еще перевод брэнд-бука и еще один документ, который я пока не открываю. Только последний нужно переводить уже на родимый русский. Вроде здесь затыков быть не должно, но у меня появился инстинктивный ужас. Стоит мне представить, что мне вернут перевод на доработку с требованием «актуализировать русский», как меня начинает трясти. Изматерившись про себя, открываю очередное письмо от начальника, в котором мне пересылают новые правки. Начальник мой – Алексей Константинович – мужик не вредный, и уже откровенно мне сочувствует. Насколько мне известно, он уже предлагал этому заказчику другого переводчика, но тот уперся, черт его знает, почему. Я устала, я больше не могу. Слезы бессилия капают на клавиатуру. Мне надо еще дипломом заняться, и хоть немного поспать. Я уже не говорю про такие незначительные мелочи, как приготовить себе поесть. Хотя бы яйцо сварить, не говоря уже о чем-то более существенным. Это истерик, по-другому и не назовешь, требует именно мой перевод, и строчит на меня жалобы за мою некомпетентность. Что не так с этими людьми? Завтра с самого утра надо быть в универе. Меня ждут на кафедре, принимать договоры на практику. Я просто не выдержу еще одну ночь без сна. Алексей Константинович в письме успокаивает, что клиенты бывают всякие. Хотя мне кажется, что его и самого уже подмывает отказать козлу в услугах. Что его останавливает, я не знаю. Ясно же, что человек – галимый не адекват. Может, солидный мэн? Контракт-то на серьезную сумму. А я еще не понятно, останусь работать или нет. И мне все больше хочется свалить домой. Каждый раз, когда я вижу уведу об электронном письме, я вздрагиваю. И ведь уволиться не могу, где я сейчас найду место для практики, на котором еще и платят? А диплом мне нужен. И деньги. Вот и сейчас: второй час ночи, а я корпею над этим дьявольским контрактом. Я уже учебники по юриспруденции проштудировала и российские, и английские, и американские. Похожие контракты просмотрела, все нормально с моим языком! Что еще ему нужно? Трясущимися руками закрываю вкладку с документом. Я больше ничего не могу тут изменить, если только не написать внутри как ненавижу конкретного клиента. Там было тридцать листов. Тридцать это звездец. И я переводила все четыре раза за два дня. Где-то у меня есть успокоительные. Черт, я с них спать захочу, а глотать кофе… У меня и так сердце не перестает колотиться. С бренд-буком полегче, там в основном картинки и надписи к ним. Так что я попробую взяться сразу за последний файл. На русский переводить все-таки проще. Но через несколько минут чтения меня начинает колбасить еще сильнее. Все встает на свои места. Придирки клиента становятся понятны. Просто кто-то решил лишить меня и этой подработки, и шанса на диплом. Сукин сын! Ненавижу! Но если я могу еще понять, зачем он меня изводит – слово держит, не дает спокойной жизни, хотя это как-то мелко на фоне того, что творилось в моей жизни прошлой зимой. Прямо даже не существенно для Демона, словно детский сад, дерганье за косички. Не будь я так измотана морально событиями последней недели, я могла бы отнестись к этим перипетиям с переводом намного спокойнее. То за каким хреном он прислал это, я ума не приложу. Этот текст целиком и полностью посвящен мне. Более того, кроме важных и ценных для меня вещей, которые этот ублюдок просто не имеет права после всего упоминать, последний кусок настолько личный, что у меня вышибает дух. Снова всплывают болезненные воспоминания. Мне больно это читать, но я не могу себя остановить. Твою ж мать! Как это переводить? Да, все обезличено, но мне кажется, что все сразу поймут, что это про меня. Я снова и снова пробегаю глазами по строкам. Пульс сто сорок. « – Малыш, пожалуйста, не гони меня, – я больше не мог терпеть. – Мне страшно… Я еще никогда… – Я не сделаю ничего, чего ты не захочешь. Просто позволь мне. Она закусывает губу и смотрит на меня испуганно, потом, зажмурившись, кивает. – Девочка моя, ты не пожалеешь, – клянусь я, укладывая я ее на постель. Забираюсь под юбку и стаскиваю с нее уже влажное белье…» Ублюдок! Он оказывается, еще все помнит! Зачем? Зачем он это прислал? Чтобы что? Меня буквально скручивает. А он все-таки мастак сделать больно. Ударить в слабое место. Хорошо же. Я дам сдачи. Умывшись холодной водой, я сажусь за перевод. Глава 12 Инга Утром в универе, я скорее напоминаю зомби. Длинные фразы не воспринимаю вообще. После первых двух слов речь превращается в белый шум, воспринимаемый мозгом, как колыбельная. Я пытаюсь не моргать совсем, потому что, стоит мне медленно моргнуть, как я выпадаю из реальности. Отправив вчера «перевод» напрямую заказчику, я рухнула спать уже около четырех утра. Я много раз стирала и начинала заново, но, в конце концов, у меня получилось. Это было больно, словно я сдираю корку с едва затянувшейся раны. Я пережила эту пытку не без потерь, но если и это не заставит его оставить меня в покое, то я не знаю, что мне еще поможет. Пусть изводит, я вынесу, но видеть, как он марает мои чувства и топчет их в грязи, невыносимо. Безжалостный будильник поднимает меня в шесть тридцать, и сейчас я практически не соображаю. И ничего не чувствую. С пустым взглядом я сижу за столом и перекладываю договоры. К обеду у меня сами собой закрываются покрасневшие глаза. Все, чего я хочу, даже не кровать, а чтобы все просто заткнулись и не хлопали дверями. Меня уже знобит от недосыпа. Неудивительно, что происходит неизбежное. В перерыве, когда все сваливают с кафедры в кафетерий или просто на свежий воздух, я, подложив под щеку руки, выключаюсь на рабочем столе в солнечном пятне, распластавшемся на гладкой поверхности. Муть, принимающая меня в свои объятия тревожная, полная болезненных воспоминаний. Хочу вырваться из этих тисков, но не могу. Нет сил. И мной завладевают кошмары прошлого. Они всплывают, обрастая выдуманными деталями. Мне хочется убежать, спрятаться. Хочется, чтобы кто-то заслонил меня от всего, и сознание сжаливается надо мной. Туман беспросветной боли рассеивается постепенно. Сначала в мрачную картину врывается знакомый запах сигарет и парфюма с горьковатыми нотками. И вместе с ним мрак сменяется теплым светом. Мне снится, что-то из сладкого прошлого, когда все хорошо, и самая серьезная проблема – пропущенный сеанс маникюра. «Ты моя, слышишь?» – требовательный низкий голос. – «И никто тебя не получит! Ты поклялась!» Даже во сне хочется плакать. Особенно, когда знакомым жестом рука скользит по моим волосы и пропускает пряди через пальцы.