ежедневник при личной встрече. — Вот же урод, — рычу в бессилии и хочу пнуть высокий барный стул, но все же недаю воли этому глупому порыву злости. — Пообещал сдержать свое любопытство на сутки, — тихо продолжает бариста. —не больше. Он даже время засек. — Он меня еще шантажировать вздумал? — охаю я и выхватываю клочок бумажки из ее пальцев. — и он добавил, что это не шантаж, — слабо и извиняюще улыбается. — А лишь здоровое мужское любопытство. Номер тот же, что и пять лет назад. И я его до сих пор помню, как бы ни пыталась его забыть. Сколько раз я набирала эти цифры, стирала их и вновь набирала! — Там что-то важное? Молча рву бумажку. Что он за человек такой? И я тоже хороша. Уши развесила, рот открыла и обо всем забыла. Прощаюсь, выхожу и плетусь вверх по улице к автобусной остановке. Позорное увольнение, встреча с бывшим, который стащилмой ежедневник. Нет слов. И меня окончательно добивает рингтон на телефоне молодой женщины, что сидит рядом со мной в автобусе. Эта песня играла на нашем с Адамом первом свидании в тихой ночной кафешке. Май, летняя веранда, только прошел дождь и мы изучаем меню. Я даже чувствую запах влажного асфальта и слышу шелест листвы. — Вам звонят, — обращаюсь я к женщине. — До припева пусть доиграет, — отвечает она. — люблю эту песню. — да я ее ненавижу, — стискиваю ручки сумки до побелевших костяшек. — Твои проблемы, дорогуша, — равнодушно пожимает плечами и подпевает женскому вокалу. — Не оставляй меня. Встаю и ухожу вглубь автобуса. С трудом выдерживаю тридцать минут поездки, выскакиваю на своей остановке и буквально бегу к мрачному муравейнику из стекла, бетона и камня. Через пять минут проворачиваю ключ в замочной скважине, распахиваю дверь и кричу, почти на грани истерики: — Вань, я дома! Глава 4. Надо валить — Мама! — раздается восторженный визг — Мама! На меня налетает маленький ураган и чуть не сбивает с ног Я подхватываю Ваню на руки, и он целует меня липкими губами, обнимает и утыкается носом в шею. Тяжелый стал. Скоро и не подниму этого ласкового лосенка. — Ма, ты его сладким кормила? — повышаю я голос, уловив запах шоколада. —ма… — Нет — из кухни выплывает мама и бессовестно закидывает в рот кусочек шоколадки. — Только подразнила. — маааа, — недовольно тяну я и спускаю Ваню с рук, а он жмется ко мне. — Мы только его к зубному водили. Да, залет все-таки случился. И узнала я о своей беременности не в момент дикой истерики, а намного позже. Когда появился живот. Тест-полоски обманули меня отрицательными результатами, а округлилась я ближе к четвертому месяцу. И нет… У сына мои глаза, но вот брови ему достались от Адама. — Но он суп съел и котлетку, — мама пожимает плечами. — Десерт он заслужил. — Да, — Ваня поднимает лицо и улыбается. — Заслужил. — Шантажом его взяла? — Ага, — мама смеется. — Пока покупается, надо пользоваться моментом. — Да, — Ваня кивает. — Так, маме надо руки помыть, — строго командует мама, — переодеться. Ваня прижимается ко мне, а затем кидается в комнату, но мама его ловит, вытирает губы полотенцем, а он в ответ фыркает и убегает Плетусь в ванную комнату, намыливаю руки, и слышу тихое: — Мила. — Да? — Что случилось? — Меня уволили, — ополаскиваю руки под потоком холодной воды и вытираю ладони. — А еще? Смотрю на маму через отражение в зеркале. Она слишком хорошо меня знает, и не получится отвертеться от ее ласкового допроса. — Нам надо переехать. Желательно на Марс. — Тебя уволили, а потом ты убила шефа и поэтому нам надо на Марс? — мама приподнимает бровь. — С садиками там, наверное, проблема. Короткий смешок, и закрываю дверь ванной. Приваливаюсь к стене, в тоске и отчаянии глядя на обеспокоенную маму, и шепчу: — Лучше бы я убила шефа, честное слово. — Ты меня пугаешь. Я тогда маме так и не рассказала, кто отец Вани. Я лишь выла в ее объятиях, заливала слезами ее грудь, а она обещала, что все будет хорошо. Что я закончу университет, что она будет рядом и мы справимся. — Я встретила отца Вани. У мамы округляются глаза. Прижимает руку к груди, открывает рот и садится на бортик ванны.