— Отвратительных рож, — любезно подсказал я замявшейся девушке. — Что же, я счастлив, прекрасная панна, что смог доставить вам хоть маленькую радость. Вашему бывшему слуге совершенно нечем заняться, а потому он поступает в ваше полное распоряжение. Насколько я понимаю, дело для него привычное. Так же я поручаю вас попечениям господина Анциферова, он будет следить за тем, чтобы у вас всего было в достатке и отвечать за вашу безопасность. — Благодарю ваше высочество за заботу, — Агнешка манерно присела в книксене, выглядевшем довольно нелепо принимая во внимание ее мужской наряд. — А что пан Анциферов тоже шляхтич? — Поверьте мне, дорогуша, — ухмыльнулся я на явный намек спесивой полячки, — с высоты его происхождения, разница между вами и королевичем Владиславом совершенно незаметна! Услышав это, панна Карнковска вздрогнула, как от пощечины и, поджав губы, стремительно вышла вон. Корбут пожирая ее глазами, был готов двинуться следом, но Первак удержал его. — Вот что, молодые люди, — внимательно посмотрел я них, — смотрите, чтобы все ладно было. Ты Янек, поди, и сам знаешь чего делать, а ты Акакий (ну и имечко тебе родители подобрали, прости господи!) сходишь к немецким маркитанткам и прикупишь для девицы чего положено. Рубашек там, на смену, или еще чего. Да скажи им, чтобы цены не задирали, а то я сам с ними торговаться начну. — Сделаю, государь. — Ну, ступайте. Дождавшись когда приятели, отвесив церемонные поклоны, выйдут, я подошел к походному трону и, усевшись на него, спросил у Михальского. — Как думаешь, Корнилий, слыхал твой пленник как я Петьку Пронского крыл? — Вы так кричали, ваше величество, что вас слышал весь лагерь! — Хреново, — буркнул я, но что именно хреново, уточнять не стал. Выйдя из шатра, Первушка с Янеком опять оказались рядом стоящими на часах податнями. Служивые дружно скрестили на них взгляды, как будто недоумевая, дескать, чего это вас живыми выпустили? Но говорить ничего не стали, и приятели двинулись прочь, обсуждая свалившуюся на них службу. — Для госпожи необходим отдельный шатер, — решительно начал Корбут, — совершенно невозможно, чтобы паненка жила под одной крышей с мужчинами! — Он так, — почесал голову Анциферов, давно сообразивший, в каком качестве путешествовала Агнешка, — кабы с королевичем, или хоть с воеводой каким… — Зачем ты так говоришь, — страдальчески поморщился литвин, — разве ты не видел, она ведь ангел! — Ладно, — отмахнулся от жертвы амура Первак, — я побегу к немцам, да приведу маркитантку, а ты подожди пока воевода Корнилий выйдет. Пусть скажет, где для нее шатер брать. — К какому воеводе? — Непонятливо переспросил Янек, — а ты верно, про пана Михальского… — Во-во, про него толкую. Он царев телохранитель, ему никто не откажет. — Но ведь его величество приказал… — Эх, Янка, — тяжело вздохнул его новый приятель, — ты вроде и латыни учен и семь свободных искусств ведаешь, а простых вещей не понимаешь. Государь, конечно, приказал, да только нам. А мы с тобой царевым спальникам не указ, и если мы его передадим, то они и пальцем не пошевелят. Если же им об сем Корнилий поведает, то они исполнять ринутся, так что подковки с каблуков потеряют. — Но можно же, обратится к царю… — Ты что совсем дурак! У него и без этой паненки хлопот хватает, иди, говорю, к Михальскому, а я побежал. Корбут немного помялся, но, в конце концов, мысленно осенив себя крестным знамением, побрел к своему похитителю. На самом деле, парень просто ужасно боялся бывшего лисовчика, справедливо полагая, что тому нет никакой разницы: что чарку выпить, что человека на тот свет отправить. Впрочем, ради прекрасных глаз Агнешки, он был готов и не на такие жертвы. Дождавшись, когда Михальский выйдет из царского шатра, юный литвин кинулся к нему, снимая на ходу шапку. — Чего тебе? — вопросительно взглянул тот на него. — Пан Казимеж, — жалостливым тоном начал Янек. — Прошу вашу милость простить меня, но мне не к кому больше обратится. Ведь вы единственный настоящий шляхтич здесь… — Говори, — коротко приказал Корнилий, поморщившись от велеречивости просителя. — Как известно вашей милости, его величество поручил моим заботам прекрасную панну Карнковску. Но не во гнев будь сказано, я же гол как сокол. Будь у меня свой шатер, я бы поселил ее у себя, а сам бы лег у входа, охраняя покой несравненной панны, но что толку говорить об этом, когда у меня нет шатра? — Ах вот ты о чем, — усмехнулся Корнилий, — а отчего ты не вспомнил об этом, пока был у государя? — Да разве мог я осмелиться побеспокоить его царское величество такими пустяками, когда у него столько забот! — Тоже верно, а ты не так глуп, как иногда выглядишь. Но не беспокойся, вон видишь мои люди ставят шатер? Это для панны Агнешки, несколько позже сюда принесут ковры, подушки и кое-какую утварь. Ты проследишь, чтобы все было как надо, а когда все будет готово, то дашь знать. Разумеешь? — Так пан, — поклонился Янек. — А где Анциферов? — Пан Незлоб, отправился к маркитанткам. — Как ты его назвал? — Засмеялся царский телохранитель, — надо будет сказать его величеству, он оценит! Хорошо, пусть маркитантки найдут ей одежду и устроят баню, а то от прекрасной панны смердит как от роты драгун. Когда Первак вернулся с двумя деловитыми немками, шатер был уже почти готов, а Корбут вместе с двумя ратниками их хоругви Корнилия раскатывал внутри него ковры. — Ишь ты, — подивился Анциферов, — уже и шатер готов. Молодец! — Не скажу, чтобы это было просто, — с гордостью отвечал ему литвин, — но, как видишь, я справился. — Где госпожа? — Прервала их беседу старшая из маркитанток. — Вы напрасно думаете, что у нас много времени. — Госпожу сейчас приведут, — так же по-немецки отвечал им Янек. — вы должны будете помочь ей вымыться, там уже греют воду… — Не учи ученых, — сварливо отозвалась вторая немка, — мы и без тебя прекрасно знаем свои обязанности и предпочтения нашего доброго кайзера. А теперь, вы оба, марш за водой и не вздумайте подглядывать за фройлян, это кусочек явно не для ваших зубов. Корбуту совсем не понравились намеки маркитанток, но перечить он не посмел и, потянув с собой Первушку, вышел вон. Когда они притащили воду второй раз, Агнешка уже была в шатре, но упрямые немки тут же вытолкали парней на улицу и взялись за свою подопечную. Смущенная их напором полька не стала перечить и покорно позволила себя раздеть и встала в большой таз. — Ах, как горячо, — едва не вскрикнула она, когда кампфрау принялись поливать ее из ковшей. Впрочем, кожа быстро привыкла, а мытье показалось девушке настолько приятным, что она не без удовольствия подставлялась под горячие струи и жесткие мочалки своих банщиц. Занимаясь своим делом, женщины, пересмеиваясь, попутно обсуждали между собой ее стати и возможное их применение. К счастью, Агнешка была не сильна в немецком языке, хотя откровенные жесты маркитанток были понятны и без перевода. — Ты посмотри-ка Клара, нежная кожа и высокая грудь, — пробурчала одна из них, вовсю орудуя мочалкой, — неудивительно наш Ганс позарился на эту красотку. — В ее годы я была не хуже, — отозвалась вторая, набирая в ковш воды — и уж точно не была такой дурой! — А отчего ты думаешь, что она дура? — Да оттого что будь она хоть чуточку поумнее, ее нежную спинку тер бы сейчас сам Странник! Едва договорив, немка принялась громко смеяться и к ней тут же присоединилась ее подруга. Отсмеявшись, они принялись за девушку с новой силой, не забывая обсудить каждую деталь. — Длинные ноги, и тонкая талия, такое нравится мужчинам. — Задница вот только подкачала, можно было бы и побольше! — Ничего, Ганс об этом позаботится, ты помнишь, какой тростинкой была госпожа Элизабет, когда он взял ее к себе? — Госпожа Элизабет, — фыркнула ее собеседница, — в ту пору ее звали Лизе, или в крайнем случае Лизхен, но уж никак не госпожа! — Это было раньше, а теперь она госпожа. У нее свой трактир, лавка и немаленький капитал… — И все равно она дура! — Отчего же? — Да как ее еще назвать? Родила нашему кайзеру одну единственную девочку, да и та носит фамилию рейтара, которому оторвало ядром причиндалы! Что, во всем Мекленбурге не нашлось завалящей баронии, чтобы дочка Странника носила подобающий ей титул? — Да зачем он ей? Если Ганс займется ее судьбой, то он и так найдет малышке жениха с титулом. — Вот я и говорю, что Лизхен — дура! Уж я бы на ее месте, родила бы ему за это время никак не менее полудюжины ребятишек, и хоть один из них непременно стал бы бароном, а то и графом! — Хватит мечтать, — прервала ее товарка, — давай вымоем ей волосы, а то уж больно они у нее засаленные. Пусть нам не так повезло, как Лизхен или этой польской шлюхе, но зато никто не скажет, что мы плохо знаем свое дело! Закончив процедуры, маркитантки насухо вытерли Агнешку грубыми полотенцами, закутали в одеяло и усадили на некое подобие оттоманки[52]. Затем они развернули перед ней несколько платьев, рубашек и другой одежды. — Просим прощения у вашей милости, — на ломаном польском обратились они к девушке, — вам нужна одежда, но нам к несчастью нечего вам предложить. — Фу, — наморщила носик панна Карнковска. — Эти платья хороши для какой-нибудь крестьянки, но уж никак ни для шляхтянки! К тому же в них, похоже, не одно поколение холопок ходило! — Воля ваша, — не стали спорить немки, — да только ваша одежда уж больно грязная. Мы ее, конечно, выстираем, но раньше чем завтра она никак высохнуть не успеет! Возьмите хотя бы эту рубашку, она совсем новая и ткань на нее пошла достаточно тонкая… — Хорошо, эту рубашку я возьму. А что в вашем обозе нет ни одной хорошей портнихи? — Портниха-то найдется, но найдутся ли у вашей милости деньги? Ответом на вопрос было только возмущенное фырканье прекрасной панны. Капфрау понимающе переглянулись, но возражать больше не стали. — Для того дела, что она нужна Страннику ей и одной рубашки много, а уж если постарается, то он не поскупится на наряды для нее, — шепнула та что постарше своей товарке. — Хорошо, ваша милость, — хором заявили они панне Карнковской, — мы пришлем портниху утром, и уж будьте уверены она сможет угодить вам. Пока Агнешка принимала водные процедуры, Янек и Первушка, кляня свалившуюся на них напасть, пытались решить вопрос с питанием. Анциферов вообще не очень представлял себе, чем питаются знатные полячки, а Корбут хоть и представлял, но решительно не знал где эти кушанья можно сыскать. Когда он служил у Карковских, готовкой занимался повар, а заботы юного литвина не простирались далее ухода за платьем и прислуживания во время обеда. Можно было, конечно, обратиться к царским поварам, но вся беда в том, что их не было. Сам государь в походе ел тоже, что и все его ратники, а потому повара остались в Кремле. То, что прекрасной панне Агнешке придется по вкусу каша с салом, были определенные сомнения, и парням наверное пришлось бы отправляться на поиски еды… На их счастье к только что поставленному шатру подошел рослый рейтар и смущенно улыбаясь спросил, не здесь ли находится царская полонянка?