22:55 Бенджамин Фрей продвигался по темному лесу, вооруженный лишь фонариком и непреклонной решимостью выяснить истину. Стирал дождевые капли со своих пластиковых защитных очков и линзы камеры «Гоу-про», прикрепленной ремнем ко лбу. Он следовал вдоль густой ленты странствующих муравьев, поднимаясь вверх по ее течению. «Полнейшая бессмыслица… Это же никак на них не похоже…» В карманах его комбинезона позвякивали маленькие пробирки для образцов. Весь день он собирал муравьев и изучал их под микроскопом в своем шатре. Рядом с ним лежал айпад, на экране которого светились страницы энтомологического справочника – одной из сотен загруженных туда книг и журнальных публикаций по биологии. Он сравнивал анатомию пойманных особей, подмечая небольшие различия между ними. «Размер и угловой размах жвал, конфигурация торакса, подвижность усиков…» И все это говорило о том, что он имеет дело сразу с несколькими видами и подвидами муравьев рода Dorylus. До сих пор Бенджи определил их больше дюжины. Их названия звучали у него в голове, словно магнитофонная запись. «Dorylus moestus, Dorylus mandicularis, Dorylus kohli indolcilis и militaris, Dorylus funereus pardus, Dorylus brevis…» Хотя все эти виды были обычным делом в этих экваториальных джунглях, они никогда не собирались вместе в одной и той же колонии – обычно странствующие муравьи слишком воинственно настроены даже по отношению к близким «родственникам». И все же текущие через лагерь ленты представляли собой причудливую смесь всех этих видов. Это озадачивало его. Однако не эта загадка сама по себе находилась в центре его внимания, а скорее совершеннейшая неправильность происходящего. А Бенджи терпеть не мог, когда хоть что-то выходило за рамки правил или оказывалось не на своем месте. И так было всегда. Еще в одиннадцатилетнем возрасте у него диагностировали легкую форму болезни Аспергера – то, что теперь принято именовать расстройством аутистического спектра первой степени. Родился он на месяц раньше срока – или, как частенько говаривала его мать, «Бенджи и тогда был слишком уж нетерпелив, чтобы дожидаться всех девяти месяцев». Может, это и имело какое-то отношение к его состоянию, но он редко об этом задумывался. В школьные годы с ним работал психолог-бихевиорист, который обучил юного Бенджи использовать его гиперсосредоточенность и почти эйдетическую память[29], чтобы толковать выражения лиц и социальные сигналы. Со временем он научился довольно неплохо справляться со своим состоянием, но наибольшие сложности создавала ему излишняя одержимость, когда дело доходило до решения каких-то проблем и наведения порядка. В средней школе Бенджи научился складывать кубик Рубика менее чем за семь секунд. Ему всегда нравилось исправлять то, что было неправильно, возвращать хаос к порядку – это действовало на него успокаивающе. Но это же самое свойство существовало бок о бок с импульсивностью – качеством, которое он постоянно пытался обуздать. И все-таки эта обсессивно-компульсивная сторона его натуры немало помогла ему преуспеть в учебе, хотя в школе он не пользовался особой популярностью и частенько становился мишенью школьных задир – как по причине некоторой нелюдимости, так и из-за нервного тика, выражавшегося в быстром моргании глазами. Но при этом был и глубоко любим. Вырастила его мать-одиночка в муниципальном жилье в Хакенторпе, в Южном Йоркшире. Она души не чаяла в сыне, всячески подбадривала Бенджи и изо всех сил укрепляла его уверенность в себе. В первую очередь именно ее поддержка позволила ему поступить в Шеффилдский университет, расположенный всего лишь в шестнадцати минутах езды на автобусе от его дома. И вот теперь он оказался гораздо дальше от родного дома, чем когда-то мог даже представить. Эта поездка в Африку потребовалась, чтобы завершить его кандидатскую диссертацию по эволюционной биологии. Его научный руководитель в Шеффилде связал его со своим коллегой из университета Кисангани, который, в свою очередь, пристроил Бенджи в группу медицинской помощи ЮНИСЕФ. Лагерь для беженцев, расположенный в самом эпицентре обрушившегося на регион паводка, предоставлял редкостную возможность провести полевые исследования для диссертации Бенджи, посвященной обусловленным стрессом мутациям и их наследственности. Бенджи надеялся, что его наблюдения за странствующими муравьями, спасающимися от потопа, могут в этом плане оказаться весьма полезными. С этой целью в голове он и двигался сейчас вдоль их пути. Увиденный в лагере рой крылатых муравьев наводил на мысль, что их матка где-то неподалеку. Вскоре в безостановочно движущейся черно-рыжей ленте насекомых стали попадаться белые вкрапления, отмечающие присутствие специализированных рабочих – переносчиков потомства, – которые спасались от паводка, унося с собой из гнезда личинок и куколок, не способных передвигаться самостоятельно. Бенджи уже собрал несколько разновидностей личинок и куколок, следуя против движения муравьиной орды. Он рассчитывал, опять оказавшись в Кисангани, изучить ДНК этих муравьев, а особенно эпигенетические модификации, которые могли привести к этой новой модели поведения, выразившейся в межвидовом сотрудничестве. Но он все еще охотился за своим главным призом – особью, жизненно важной для изучения передачи подобных модификаций по наследству. И тут Бенджи наконец заметил то, ради чего так далеко забрался в джунгли. «Так-так…» В самом конце бурлящего потока личинок и куколок появился куда более крупный муравей, как минимум двух дюймов в длину. Это и была королева колонии. Ее сопровождала целая свита рабочих, помогающих ей убраться подальше от затопленного гнезда. Упав на колени, Бенджи достал из нагрудного кармана комбинезона длинный пинцет. Осторожно подобрал им королеву с тропы. Стряхнул нескольких вцепившихся в нее сопровождающих и сразу бросил здоровенного муравья в пробирку. Быстро заткнул ее пробкой – и чтобы королева не удрала, и чтобы исключить попадание в воздух любых феромонов, которые она могла выделять. Не хватало ему еще привлечь внимание всей этой армии, чтобы та бросилась в бесполезную погоню за своей владычицей. Все странствующие муравьи – слепы, реагируют они лишь на запахи и вибрации. Если их не беспокоить, остальная часть колонии спокойно продолжит движение по заранее запрограммированному маршруту, в конечной точке которого все это муравьиное войско либо со временем зачахнет без своей откладывающей яйца королевы, либо появится другая, чтобы занять ее трон. Со своей добычей в руке Бенджи развернулся и направился обратно в лагерь. По его прикидкам, пройти предстояло не больше мили. Шагая вдоль сплошной ленты муравьев, он то и дело посматривал по сторонам на предмет признаков какой-либо угрозы – когда за спиной вдруг послышалось негромкое ворчание. Тому ответило нечто вроде кашля или кряхтения чуть дальше справа. Продолжая пробираться через темные джунгли, Бенджи полуобернулся. Посветил назад фонариком. Ничего не увидел. И все же прибавил шагу. Навострил уши – нет ли каких-то указаний на то, что там у него на пути. Ничего не услышал. Но это ему точно не почудилось. 23:10 – Мы больше не можем ждать, – объявил Джеймсон. Слова педиатра подчеркнул громкий треск грома. Маленькое окошко шатра осветилось вспышкой молнии. Гроза была готова разразиться в любой момент. Шарлотта прикусила нижнюю губу, пытаясь выдумать хоть какое-то оправдание, позволяющее отложить отъезд до возвращения Бенджи. Шатер уже освободили от большинства пациентов. Один из грузовиков КИОП с доктором Поллом и первой партией больных успел уехать. Второй дожидался отставших. В шатре оставался лишь один пациент. Шарлотта бросила взгляд на молодую женщину из народности балуба и ее сына. Та отказывалась отходить от Шарлотты, явно намереваясь заставить врача выполнить обещание помочь ее ребенку. Джеймсон махнул Бирну на койку. – Давай этих двоих в машину! Высокий санитар-швейцарец, промокший насквозь, в перемазанном грязью защитном комбинезоне, бесцеремонно двинулся к ним. Мать отпрянула, прикрывая собой младенца. Шарлотта заступила санитару дорогу. – Я сама им помогу. А вы берите все, что нам еще может пригодиться. Бирн вопросительно посмотрел на Джеймсона, что задело Шарлотту. Педиатр раздраженно воздел руки. – Да без разницы. Хорошо. Но через пять минут мы уезжаем. Шарлотта подступила к женщине и мягко потянула ее с койки. – Дисанка, хебу туенде! Мы отвезем твоего китвана в безопасное место. Мать опустила ноги с койки, держа ребенка на руках. Начала уже вставать – когда какая-то суматоха за пологом шатра заставила ее отдернуться назад. Шарлотта повернулась туда в тот момент, когда в шатер ворвался Ндай, командир бойцов КИОП. Худощавый, мускулистый чернокожий мужчина лет тридцати пяти был одет в зеленую камуфляжную униформу, такой же расцветки кепи с длинным козырьком и высокие черные ботинки. На плече у него висел автомат. Шарлотта с надеждой посмотрела на него. Единственная уступка, которой ей удалось добиться от Джеймсона, это чтобы тот разрешил Ндаю и одному из его людей отправиться в пропитанные дождем джунгли на поиски Бенджи. Вместе с Ндаем в шатер зашел еще один мужчина, но это оказался не искомый аспирант. Чернокожий незнакомец разогнул свою сухопарую фигуру, выпрямившись с достоинством, которое говорило об облеченности властью. Его точный возраст было трудно определить, но, судя по седым косам, стянутым украшенным ярким бисером налобным ремешком, спутнику Ндая было явно под восемьдесят, а то и больше. На нем были свободные штаны и рубашка с расстегнутым воротом, открывающим толстое ожерелье в том же стиле, что и налобный ремешок. – Это Воко Бош, – представил его Ндай. – Старейшина шаманов бакуба – народа, который живет к западу отсюда. Шарлотта заметила проблеск острого ума в глазах мужчины. Его одежда и манера держаться были далеки от того, чего она ожидала от шамана, которых многие в этих краях до сих пор наделяют волшебными свойствами. Его спокойный взгляд обежал шатер и остановился на Дисанке и ее младенце. Обернувшись, старик резко позвал кого-то сквозь полог шатра. Ндай объяснил: – Я встретил шамана и его ученика, когда они подъезжали к нашему лагерю на пикапе. Он отправился в наши края еще два дня назад, привлеченный слухами о великой болезни – той, что распространяется по лесу и поражает как людей, так и сами джунгли. – Выходит, нечто подобное происходит и в других местах, – заключил Джеймсон. – Судя по всему, – подтвердил Ндай. Глаза его сверкали от беспокойства. Командир отряда КИОП вырос здесь, в Конго, но какое-то время учился в Англии, где получил диплом по антропологии, и в речи его проскакивали намеки на британский акцент. – Несмотря на разнообразие племен и враждующих группировок, эти джунгли – очень эффективное средство коммуникации. Так было всегда. Передающиеся из уст в уста новости быстро распространяются по лесу. Шарлотта подступила ближе. – Но почему этот шаман приехал именно в наш лагерь? – По его словам, он искал подтверждения присутствию какого-то древнего врага. С которым его народ сражался в незапамятные времена. Он уверяет, будто… Снаружи громыхнул гром, оборвав Ндая на полуслове. Налетел порыв ветра, встряхнув ткань шатра. – Хватит! – резко бросил Джеймсон, когда порыв стих. – У нас нет времени на всякую галиматью. Шарлотта вытянула руку, желая дослушать – не то чтобы она сама верила в нечто подобное, но если это позволит Бенджи выиграть чуть больше времени, чтобы вернуться в лагерь, то только к лучшему. – Мы должны его выслушать. Коренное население Конго живет в этих лесах многие тысячелетия. Если они обладают хоть какими-то знаниями касательно того, что здесь происходит, то нам не следует сбрасывать их со счетов. Ндай был явно с этим согласен. – У африканских племен есть устные предания, уходящие в настолько далекие времена, что в них уже размывается грань между историей и мифологией. Шарлотта кивнула. Перед приездом сюда она много что успела прочесть о прошлом Конго. Самые ранние местные обитатели – пигмейские племена – появились здесь еще во время позднего палеолита, около сорока тысяч лет тому назад. В шатер ворвалась крошечная фигурка, но это оказался не пигмей, а совсем юный парнишка, лет двенадцати или тринадцати – насквозь промокший, в заляпанных грязью сапогах, в одних лишь шортах и футболке, с синим рюкзаком «Дженспорт». Он быстро заговорил с шаманом на диалекте, который был Шарлотте незнаком, протягивая тому какой-то увесистый продолговатый предмет, завернутый в плотную ткань. – Это Фарайи, – представил его Ндай. – Племянник и подмастерье Воко Боша. Шаман взял у него сверток, положил себе на колени и развязал его. Внутри обнаружилась резная деревянная маска – наверное, погребальная, – затейливо украшенная раковинами, слоновой костью и окрашенными зернами, а также паутиной утопленных в дерево тонких железных прожилок. Несколько более ярких металлических прядей – судя по всему, золотых – очерчивали брови и ресницы. Это был настоящий шедевр туземного ремесла, однако сюжет оказался довольно необычным. Хотя черты лица на маске, довольно стилизованные, в общем и целом напоминали большинство африканских, вместо какого-либо церемониального головного убора или короны безвестный резчик изобразил нечто вроде куполообразного шлема с узкими полями, выложив его маленькими белыми ракушками – вида скорее колониального, нежели туземного. Прежде чем Шарлотта успела хоть что-то сказать, Воко приподнял маску, словно крышку, и оказалось, что лежащий у него на коленях предмет представляет собой нечто вроде полого сундучка или шкатулки. Ндай негромко охнул. – Это же нгеди му нтей… Шарлотта бросила на него взгляд. – Священный ларец бакуба, – объяснил он. – Этот народ славится такими резными изделиями, многие из которых украшают музеи по всему миру. В таких ларцах обычно хранят тукула – ритуальные мази и порошки, равно как и прочие церемониальные инструменты, использующиеся для исцеления, похорон – словом, все, что имеет большую ценность. Засунув руку в ларец, Воко вытащил из него небольшого резного идола, которого передал своему подмастерью. Фарайи принял его, словно смертоносную гадюку, осторожно касаясь одними только кончиками пальцев. Блестящее лицо фигурки, вырезанной из какого-то темного дерева, было практически черным, в то время как стилизованный наряд покрывала белая краска, растрескавшаяся и потускневшая от времени. Одежда и тут не выглядела туземной – больше походила на европейский костюм с пробковым шлемом. «Это, должно быть, человек, изображенный на маске…»