— Это не обсуждается! — рявкнул Волдхард. — Никто не говорит, что я буду держать его в тюрьме вечно. Но он точно что-то знает об этих убийцах. И я не хочу, чтобы он начал болтать раньше времени. Наемница подошла к Грегору и, прижавшись к нему плечом, прошептала на ухо: — Сегодня из-за тебя я потеряла убитым одного человека, а второго ты отправил в темницу. И это при том, что официально мы так и не оформили нашу сделку. До подписания контракта «Сотня» подчиняется законам Гивоя, но не твоим прихотям, пусть даже ты и герцог. Если с моим человеком что-нибудь случится, пока он будет находиться в твоей темнице, разгребать дерьмо, в которое влез по собственной глупости, будешь без моей помощи. После того, как явишься в суд. Грегор нервно расхохотался. — Ты перегибаешь, Артанна. Закон и суд здесь — я. — Я защищаю своих людей, — Артанна не дрогнула под пристальным взглядом Волдхарда, но инстинктивно сжала эфес меча. — И буду защищать их перед кем бы то ни было. Герцог отступил на шаг. — Как и я — своих, — бросил он. — И поэтому Джерт-энниец расскажет мне всё. Миссолен Ихраз влетел в казначейские покои, подняв ветер. Взглянув на брата, Лахель удивленно вскинула черные дуги бровей. «А ведь обычно он не тревожится по пустякам». — К чему такая спешка? Отравили колодец во дворе Эклузума? Сожгли флот в Рионе? — не отрывая пера от свитка, задал вопрос Демос. — Канцлер умер. Деватон отложил писчие принадлежности и поднял глаза на эннийца. «Проклятье». — Когда? — справившись, с собой, наконец, спросил он. — Около часа назад. Старый Кэйнич принес весть. — Быстро веди его сюда. — Нет нужды. Он здесь. — Телохранитель отстранился, пропуская вперед дряхлого старика, выглядевшего немногим моложе, чем сам Ирвинг Аллантайн. Демос поднялся навстречу верному слуге канцлера. — Соболезную. — Я пришел не за утешением, ваша светлость. Мне приказано исполнить последнюю волю господина. — И она касается меня, верно? — Ну письмо уж точно адресовано вам, — просипел Кэйнич. — Мне было приказано дождаться, пока вы не закончите его читать. Понятия не имею, зачем его покойной светлости это понадобилось, но я буду стоять здесь и ждать. Руки старика дрожали. Демос принял письмо с печатью в виде трех копий, пронзивших пылающее сердце. Лахель предложила слуге воды, и тот с благодарностью осушил стакан. «Неужели сейчас пришло время посвятить меня в твою тайну, Ирвинг? Не мог подождать хотя бы до похорон, старая ты перечница?» Казначей бережно вскрыл печать. Пробежавшись глазами по нескольким строкам, Демос, не отрываясь от чтения, резко приказал по-эннийски: — Убейте его. Лахель, оказавшаяся ближе всех к Кэйничу, метнулась к старику, резко пнула его сзади по ногам и поставила на колени. В следующий момент послышался хруст шейных позвонков. — Спасибо, — холодно произнес Деватон и взглянул на труп со свернутой шеей. — Этот человек должен исчезнуть. Слуги кивнули и потащили тело в другую комнату. Они не задавали вопросов. «Впрочем, вряд ли я бы смог им объяснить причину». Оставшись в одиночестве, он перечитал письмо. Убей человека, который принес это письмо. Немедленно! Итак, Демос, я умер. Поначалу я боялся втягивать тебя в эту интригу, но вскоре понял, что не могу не поделиться с тобой этим знанием. Ты — единственный человек во всем дворце, кому я доверяю. Теперь, сынок, у тебя будет выбор: забыть или ввязаться в игру, где даже мне не известны все действующие лица. Император Маргий и покойный лорд-губернатор Годо Дермид умерли не случайно. Мы втроем расплатились за излишне романтичное представление о будущем империи. Стремление к реформам сыграло с нами злую шутку, показав, что даже влиятельнейшие лица империи не способны повлиять на ее судьбу. Мы были идеалистами и проиграли, а потому я не позволю тебе совершить те же ошибки, что в свое время допустили мы. Именно поэтому я хочу, чтобы однажды ты все же добрался до ключа, который я тебе отдал, и применил его по назначению. Верю, что ты разберешься с этой головоломкой. Как мог, я замел следы и даже велел избавиться от Кэйнича, поскольку пытаюсь отвести их внимание от тебя. Когда слуга ушел, я принял яд и умер. Хочу уйти сам, пусть в таком случае не попаду в Хрустальный чертог и не встречусь с женой. Кэйнич тоже кое-что знает, и лучший выход для него сейчас — быстрая смерть. Мой старый друг заслужил место на небесах. А ты остаешься на этой земле. Сделай так, чтобы наша смерть не оказалась напрасной. Как писал малоизвестный, но талантливый поэт Анрэй Конлаокх: «Счастливец тот, кто, уходя, узрел покой». Наконец-то я его вижу. Надеюсь, ты преуспеешь. Но, что бы ты ни решил, умоляю, будь осторожен. Ирвинг. Демос поджег письмо от пламени свечи и бросил на серебряный поднос. Бумага нехотя догорала и упрямо цеплялась за жизнь. «Почти как я». Казначей вытащил из-под одежды цепочку с восьмигранным кулоном и снова принялся внимательно его изучать. Он крутил его в руках, проверял крем ногтя на предмет наличия потаенных отверстий и полостей — тщетно. Демос все еще не мог вспомнить, где же видел нечто-подобное. Вздохнув, он тщательно заправил ее обратно за воротник туники. Эллисдор Скользкий и холодный каменный мешок, в который бросили Джерта, не освещался. Воздух в темнице был тяжелым, влажным и вонял гнилью. Эннийца бил озноб. Он лениво отогнал крысу от подноса с остывшей едой — животное обиженно пискнуло и ретировалось в дальний угол камеры. Из коридора доносился тихий шепот, но Медяк, как ни напрягал слух, не смог понять, кто говорил. Наконец, в замке заворочался ключ, скрипнули дверные петли. Полоса яркого света резанула по привыкшим к мраку глазам. Джерт смог разглядеть только два силуэта, черневшие в проеме. — Только полчаса, — пробасил незнакомый голос. — Потом они вернутся, и мне влетит. Да и тебя по головке не погладят. — Поняла. Успею. Энниец удивился, узнав в говорившей Артанну. — Я постучу, когда время выйдет. — Угу, — буркнула наемница и закрыла дверь. Едва зайдя в камеру, вагранийка инстинктивно дернулась от резкого запаха и кашлянула. Факел в ее руках потрескивал. — Привет, командир! — усмехнулся наемник. — И ты бить будешь? — Ну у тебя тут и ароматы. — Уж извини. — пожал плечами Джерт. — Моей последней пищей была гороховая каша, сама понимаешь. — О да. После нее у нас в сортирах целый оркестр гастролировал — слышно, поди, было аж из Хрустального чертога. Как ты? — Жить буду, — тихо проговорил наемник. Артанна принялась его осматривать, но света не хватало. Одежда эннийца была перепачкана засохшей кровью, на лице красовались несколько синяков и ссадин. Картину довершала рассеченная бровь, но серьезных повреждений на теле Джерта вагранийка не обнаружила. — Переломы есть? — Вроде нет. Даже нос целый. — Вижу, — кивнула Сотница. — Везучий ты сукин сын. — Пить хочу. Дашь воды? Артанна отстегнула от пояса мех и подала эннийцу. — У меня мало времени и много вопросов, дорогой. Если нас застукают, всем будет очень неловко, так что давай в темпе. — Ты-то как сюда попала? Ко мне никого не пускают.