— Это текст Священной книги, — пробежавшись по буквам, заключил герцог. — Вы переводите ее на хайлигландский? Божий человек смиренно кивнул. — Я не настолько хорошо знаю местное наречие, и мне потребуется помощь писарей, но да, пытаюсь. Десять лет назад я перевел главный религиозный текст с антика на имперский. Но когда я представил итог своей работы в Эклузуме, на меня обрушилась волна всеобщего негодования. — Почему же? — нахмурился Грегор. — Это благое дело. — Считается, что чтение Священной книги — привилегия церковников и аристократии, ибо лишь эти сословия учат антик. Увы, Эклузуму это удобно. Церковь не хочет, чтобы остальные имели возможность обращаться к богу, читать священные тексты и размышлять над ними без участия наставников. Ведь в таком случае отпадет необходимость в церкви, и она лишится влияния. Поэтому духовенство сделало все, чтобы простой народ зависел от церкви: Святилища стали домами божьими, а наставники — его наместниками на земле. Я же не нашел тому ни единого подтверждения в текстах Священной книги, даже самых древних. И начал задаваться опасными вопросами. — Какими? Грегор не на шутку заинтересовался. Видя, что зерна падали на благодатную почву, брат Аристид не преминул пояснить: — Может ли простолюдин читать Священную книгу самостоятельно? Может ли он возносить молитву дома, а не только в храме? Где сказано, что Святилище — единственное место, где Хранитель нас слышит? И, если все мы — дети божьи и связаны с ним невидимыми узами, то зачем нам посредник в лице церкви? Почему человек не может рассказать о своих грехах самому Хранителю, а должен обращаться к наставникам за исповедью? — Я тоже задавался этими вопросами, — заметил Волдхард. — Но вслух их никогда не произносил. Монах стукнул металлическими шариками своих четок. — Прекрасно понимаю, почему. В конце концов я пришел к выводу, что большинство традиций и ритуалов, которые мы вынуждены соблюдать, были придуманы служителями церкви с целью обогащения. Когда я поделился своими мыслями с другими наставниками, то навлек на себя их гнев. Позже, после того, как я не отступился от своих убеждений и перевел Священную книгу на имперское наречие, и вовсе стал в их глазах еретиком. Мне пришлось покинуть университет Эклузума и отправиться в странствие, скрываясь от преследователей. В Миссолене меня и по сей день ждет костер. — Но ваши идеи кажутся мне правильными! — возмутился Грегор. — Для мирян — возможно. Но не для церкви. — Церковь стала излишне властолюбивой, — задумчиво произнес Волдхард. — Ей не мешало бы очиститься. Монах улыбнулся. — Согласен, ваша светлость. Поэтому и рассказал обо всем именно вам — чувствовал, что могу довериться. Никогда прежде я встречал столь праведного человека, радеющего за истинную веру, как вы. В этом и заключается причина того, что вы чувствуете, вернувшись из путешествия. Вы настолько преданы идеалам Пути, что не можете смириться с тем, как могут развратить их человеческие пороки. Нет, ваша светлость, вы не потеряли веру. Наоборот, в вас она слишком сильна. — Но я не праведник, наставник, — вздохнул герцог. — Хотел бы я закончить на этом исповедь, но должен признаться еще в одном грехе. — Хранитель слышит. Откройте ему сердце. Волдхард развернулся и побрел к фонтану, хрустя гравием. Брат Аристид шел рядом. Усевшись на бортик, Грегор предался воспоминаниям. — Мы познакомились несколько лет назад. Тогда она впервые прибыла в Эллисдор с посольской миссией — основала приют для сирот, чьи родители пали в борьбе с рундами. Мы встретились на торжественном открытии — я был в почетном карауле, как брат Ордена. Сам не знаю, что произошло, но, едва я ее увидел, меня словно поразила молния. Я влюбился, как мальчишка. Впрочем, им я тогда и был. Ее красота и ум меня ослепили, а преданность Пути — восхищала. Она была такой чистой и праведной. — А что потом? — Вскоре я узнал, что это взаимно, — улыбнулся Грегор. — Помню, сначала меня охватило ощущение неземного счастья, а затем… Затем я испугался. Ведь я должен был стать братом-протектором, уже дал обет целомудрия… — Не стоит бояться любви, путник. Сам Хранитель и есть ее сущность. К тому же ты описал достойнейшую из женщин. — Так и есть, брат Аристид, — склонил голову герцог. — Ведь она нареченная следующего императора. Но именно из-за меня отвернулась от своего предназначения, отдавшись мне. Согрешила. Да, тогда с меня уже сняли обет безбрачия, но ничего не меняет. Мне нет прощения. Я нарушил священную клятву защищать леди Ириталь и сделал нас обоих грешниками. — Сколько раз это происходило? — уточнил монах. — Если ты остановился… — Я поддался страсти всего единожды, а на следующий день уехал в столицу. Когда вернулся, узнал, что на ее жизнь покушались. Теперь я не могу избавиться от мысли, что это — кара Хранителя за мою слабость. Монах щелкнул шариками четок. — Мне так не кажется, — сказал он. — Что же это в таком случае? — Вы великий человек, Грегор Волдхард. Полагаю, сам Хранитель благословил вас в момент вашего рождения, ибо только он мог даровать одному человеку столько благородных черт: бескорыстность, храбрость, веру, сочувствие, праведность… Но бог ничего не дает просто так. Он щедр, но требователен. Одарив вас этими благами, он посылает и жестокие испытания. Чем вы сильнее, тем сложнее будет ваш путь. Но ни одному путнику не дается ноша тяжелее, чем тот способен вынести. Это не кара, а испытание, лорд Грегор. Мне думается, что у Хранителя имеются особые планы на судьбу вашей светлости. — Будет ли мне позволено узнать, какие? — Почему бы и нет? — лучезарно улыбнулся монах. — До сегодняшнего разговора я сомневался, но сейчас убедился окончательно. Мне кажется, Хранитель собрался сделать вас защитником истинного Пути. Вера вашей светлости столь сильна, что вы не можете спокойно смотреть на то, как ее развращают другие. Вы презираете себя за то, что всего лишь единожды оступились. Единожды! Но я уверен, бог намеренно заставил вас совершить этот шаг, дабы вы поняли, что искупление возможно для всех. Именем Хранителя, я отпускаю твой грех, Грегор Волдхард, — проговорил брат Аристид, осеняя Волдхарда священным символом. Герцог удивленно замер. — Это… Все? — Вы достаточно себя наказали, ваша светлость. Довольно самобичевания. Хранителю вы нужны не для этого. — Что же тогда я должен делать? — герцог все еще не мог прийти в себя от удивления. — Не знаю, какой кары вы ожидали, но напомню, что Хранитель не жесток. Жестоки люди, которые сделали Учение средством достижения своих низменных целей. И я верю, что вы — посланник, чье предназначение — избавить людей от их пагубного влияния. Я убежден, что именно вы должны возглавить тех, кто жаждет следовать истинному Пути. Вы, именно вы, Грегор Волдхард, сбросите испорченных роскошью наставников с их роскошных тронов. — Хотел бы я в это верить, — робко проговорил герцог. — Но обстоятельства… Монах непонимающе посмотрел на Грегора. — Какие еще доказательства вам требуются? — возмутился он. — Вы избраны самим Хранителем, и он подал вам множество знаков. Вы — один из потомков императора и принадлежите к ревнителям веры. У вас есть власть и все возможности для достижения богоугодной цели. Даже сама нареченная императора отказалась от лживого предназначения, ибо чувствовала, что ее место рядом с таким праведником, как вы! Хотите избежать божьего гнева — женитесь на ней и дайте начало династии поистине преданных богу правителей. Очистите Хайлигланд от предателей, отрекитесь от погрязшей во грехе империи и станьте первым королем Хайлигланда! Первым, кто объединит истинно верующих! — пламенно вещал монах. — Вы не свернули с дороги, Грегор Волдхард. Все это время вы блуждали во тьме, но сейчас вам открылся истинный Путь, ибо таково ваше предназначение. Примите же его и действуйте во славу Хранителя. Ошарашенный пылкими речами монаха, Грегор нетвердой походкой подошел к стене. Солнце склонилось к горизонту, окрасив небеса в кровавый цвет. Стая ласточек пересекла небо и с криками унеслась на юг. — Я всегда этого хотел, брат Аристид. — помолчав, сказал он. — В глубине души я надеялся, что создан именно для этого. Монах молчал, наблюдая за птицами, теперь ставшими лишь маленькими точками на небосводе. Герцог продолжил: — Всем сердцем я желаю справедливости и готов отдать жизнь за очищение веры. Я хочу, чтобы империя вновь вспомнила об истинных правилах Пути. О чести, единстве, бескорыстной помощи нуждающимся. — Волдхард повернулся к монаху. — Благословите ли вы меня на Священный поход? — Будет кровь, — тихо проговорил божий человек. — И много огня. Я повергну каждого, кто попытается помешать мне восстановить истинный порядок. Монах повернулся к герцогу и встретился с ним взглядом. Грегор увидел, что лицо еретика исказилось сладострастной гримасой. Глаза его горели, а рот скривился в жадной и торжествующей улыбке. Руки монаха дрожали, металлические шарики постукивали друг о друга. — Значит, так тому и быть. Начните со своих владений, приведите эти земли к праведности. А затем, когда наведете порядок в Хайлигланде, возьмите Эклузум, вытащите Великого наставника из его золотых хором и проведите в рубище к месту казни. Благословляю вас. Да свершится задуманное. Глядя в глаза брата Аристида, Грегор Волдхард перестал понимать, кто из них в большей степени стал одержим этой идеей. — Я дам вам столько писарей, сколько потребуется, — сказал герцог. — К концу лета Священная книга должна быть переведена на хайлигландский язык и разослана во все уголки Хайлигланда. — Да будет на то воля Хранителя, — на выдохе произнес брат Аристид. Этого момента он ждал почти пятнадцать лет. * * * — Ну что, парни, еще по одной? Артанна силилась сфокусировать взгляд на глиняной кружке, в которую вцепилась дрожащими пальцами. После нескольких неудачных попыток вагранийка пришла к выводу, что поминальный пир затянулся, а с выпивкой следовало заканчивать. Еще пара тостов, и самостоятельно подняться в свои покои она бы уже не смогла. — Без меня, ребята, — сказала наемница, тяжело поднимаясь из-за стола. Эта, казалось бы, простая задача, удалась ей со второго раза. — Ух, твою мать… Кто, скажите мне, кто принес эту бутылку? — Я! — подал голос энниец. — Смерти моей хочешь, Медяк, не иначе. Где взял? — В замковых закромах. Это рундская огнивица — так мне сказали. Артанна закашлялась и с отвращением вылила остатки выпивки на пол. — Драные рунды. То ли я старею, то ли раньше кастелян предпочитал пойло послабее. Джерт с опаской покосился на командира: — Тебя проводить? — Да уж как-нибудь справлюсь. Я к этому дерьму привычная. — Ну, если ты свалишься с лестницы и повыбиваешь себе зубы, боги мне свидетели, я пытался это предотвратить. Но зубы таки побереги — пригодятся. — Да к черту тебя! — отмахнулась вагранийка и нетвердым шагом вышла на улицу. — Ага, и тебе хорошей ночи. Джерт проводил ее взглядом и вернулся к Белингтору. Черсо спал мертвецким сном, уронив голову на руки. Поразмыслив, энниец вытащил из кармана менестреля трубку и принялся ее туго набивать. Табак был так себе, да и Джерт не имел привычки курить, но торчать в казарме без дела не хотелось. А сон все никак не шел.