— Как пожелаете, — жестом умелого фокусника он сдернул мешок с развалившегося на стуле пленника. Плешивая голова наставника Тиллия безвольно свесилась набок, из уголка морщинистого рта старика текла слюна. Пленник тихонько похрапывал, перемежая эти звуки бессвязным бормотанием. — Но должен предупредить, что сначала ему крепко досталось по макушке, а затем, дабы его церковничество не набедокурил от переживаний, пришлось дать ему порошок цайказии. — Так ты опоил его? Юн присел на край стола и развел руки в стороны. — Прибегнул к хитрости. Подмешивал кристаллики снадобья ему в питье на протяжении всей дороги. Что оставалось делать, если старикашка попался шумный? Вопил, как прогоревший купец! Это, знаете ли, очень мешало делать работу тихо, а я помнил, что вы приказывали доставить его без лишнего шума. «Какая милая предосторожность». Канцлер медленно обошел мирно спавшего пленника. Сапоги тихо шаркали по грубо отесанным каменным плитам подвала, трость ритмично постукивала в такт его шагам. — Он будет в состоянии отвечать на вопросы? — Разбудим — увидим, — Юн нашарил за пазухой и вытащил на тусклый свет маленький стеклянный пузырек. — Настойка жадевии буролистной. Купил у одной канеданской травницы. Дивная вещичка, смею заверить! Снимает любой дурман. С цайказией точно справится. «Знаю эту траву. Правда, ты забыл отметить, что в больших дозах это зелье может убить». — Ну так приступай, у меня мало времени, — скомандовал Демос и уселся на свободный стул. — Но не переборщи с настойкой. — Что вы, ваша светлость! — оскорбился Юн. — Мы же его только допрашиваем! Конечно, я дам ему совсем немного. Как раз столько, чтобы… — Заткнись и просто сделай это, — раздраженно проворчал Демос. Юн запрокинул голову наставника, разжал зубы и аккуратно, по капле, влил немного мутной белесой жидкости ему в рот. — Скоро начнет приходить в себя, — сказал наемник и, устроившись на столе, принялся с невозмутимым видом чистить ногти маленьким ножом. — Признаться, я мечтаю о бане. «Как будто мне есть дело до твоих желаний». Ждать пришлось недолго, но Демосу это время показалось вечностью. Ожидание нервировало его, заставляло думать о каждом упущенном мгновении. Наконец церковник зашевелился. Он резко поднял голову, едва не потерял равновесие и почти свалился с пошатнувшегося стула. Наставник нервно озирался по сторонам и растерянно шевелил сухими губами, явно силясь понять, как очутился в этой тесной комнатушке. — Здравствуйте, наставник, — поприветствовал канцлер. — Как вы себя чувствуете? Тиллий что-то прохрипел и приложил худую морщинистую ладонь к горлу. — Пить хочет, — констатировал Юн. — Так дайте нашему гостю воды. Демос предусмотрительно скрыл лицо под капюшоном и отодвинулся подальше, дабы Тиллий не смог его увидеть. В том, что церковник знал его в лицо, Деватон не сомневался. «Ведь если он был вхож во дворец, то обо мне и моих шрамах наслышан. А я не хочу выдавать себя раньше времени». Тиллий закашлялся, когда Юн прислонил к его губам мех с водой. Через некоторое время взгляд наставника приобрел ясность, а сам он, вспомнив о своем статусе, с достоинством выпрямился и устремил надменный взгляд в сторону, где, скрываемый тьмой, сидел Демос. — Да благословит вас Хранитель, кем бы вы ни были, — сказал церковник. — Кто вы и что вам нужно от скромного божьего слуги? — Мне всего лишь нужно поговорить с вами. Соблаговолите ответить на пару вопросов, наставник Тиллий. Церковник снова огляделся по сторонам, убедился, что путь к выходу был отрезан, и с подобающим человеку его положения смирением вздохнул: — У меня нет тайн от господа, не будет и от вас. Спрашивайте. «Если бы каждый соглашался так легко… То была бы не работа — мечта!» — Прелестно, — улыбнулся под капюшоном Демос. — Тогда я начну с самого главного. Зачем сестра Таналь приезжала в Ульфисс? — Прошу прощения, кто? — Сестра Таналь, — отчетливо повторил канцлер. Тусклые глаза церковника лишь на миг округлились, но усилием воли он тут же стер это выражение со своего морщинистого лица. — Впервые слышу это имя, — сказал церковник. «Ну начинается…» — Полно вам, наставник! Зачем лгать? Еще мгновение назад у вас не было секретов… Пусть все так и остается. Я доподлинно знаю, что она провела около двух недель в Ульфисской обители. Соответствующие записи наличествуют в монастырских книгах. Ее существование — неоспоримый факт. Нас лишь интересует, по какой причине она совершила столь далекое путешествие и почему так быстро вернулась в Миссолен. — Но я действительно не знаю ни о какой сестре Таналь! — взвизгнул наставник внезапно прорезавшимся высоким голосом. Демос подался вперед, скрипнув стулом. — Неужели вы хотите, чтобы мы перевели наш разговор в иную плоскость? — вкрадчиво спросил он. — Кого вы защищаете, наставник? Стоит ли он раздробленных костей, отсеченной плоти, лопнувших глаз и содранной кожи? Почему вы просто не хотите нам помочь и отправиться обратно в Ульфисс живым и здоровым? Тиллий молчал. Но по промелькнувшей в его глазах тени ужаса Демос понял, почему. «Если ты разболтаешь хоть кому-нибудь, до своего монастыря уже не доберешься. Тебя в любом случае ожидает смерть. Даже если ты ничего не расскажешь нам, а ты все равно расскажешь, тебя не оставят в живых. Незавидная участь». — Мы сможем защитить вас, — попытался убедить Демос. — Спрячем, дадим возможность прожить остаток жизни в покое и довольствии. — Не сможете, — прошептал Тиллий. — Они следят за мной. Они должны знать, что я у вас. И они найдут меня, обязательно найдут. Вы не спрячете меня, не спрячете, не спрячете… «Он не просто запуган. Он в ужасе». — Мастер Юн, кажется, нашему гостю нужно еще воды. Наемник отложил ножик, ловко спрыгнул со стола и протянул старику свой мех. — Вы очень добры, — церковник улыбнулся, обнажив редкие желтые зубы, и сделал несколько маленьких глотков. — Понимаю, вам очень нужно получить эту информацию. Вы грозите меня покалечить, если я не буду разговорчив. Но вы не знаете, чем угрожали мне те, в чьих интересах сохранить все в тайне. Поверьте, такое чересчур желать даже заклятому врагу. Я очень хочу избавиться от этой ноши, я бы все отдал, чтобы никогда не принимать участие в… Мне не выйти из этой истории живым, теперь я это понимаю. — Шанс есть всегда, — напомнил Демос. Старик хрипло рассмеялся и взял в руки символ веры, висевший на толстой цепочке на его груди. — У меня не осталось шансов с того самого момента, как меня вызвали, как я пришел в ее покои… — Почему? — спросил Демос. — Почему вы ее увезли? Зачем? — Хотел бы я вам сказать… «Вот же упрямый старый пердун!» — Так скажите, наставник! Вы уже начали. Облегчите душу. — Нет, — решительно замотал головой церковник. — Все умирают, умру и я. Но я не хочу умирать предателем. Зачем вы все ее ищете? Оставьте ее в покое! Она — просто напуганная женщина! Демос не заметил, как это произошло — только смутное движение в свете одинокого факела. Юн как раз заталкивал пробку в мех, когда старик, проявив удивительное проворство, разломил свой выпуклый серебряный диск, который все еще держал в руках, и припал ртом к его содержимому, а всего спустя мгновение свалился на пол, сотрясаемый судорогами. — Проклятье! — заорал Демос. Он вскочил со стула, припал на больную ногу, оперся на трость и как мог быстро поковылял к Тиллию. Юн, поминая чертей и демонов, пытался удержать старика от нещадных конвульсий, но было поздно. Некогда белая роба, украшенная богатой вышивкой, стремительно пропитывалась влагой в области паха. Глаза церковника вылезли из орбит, в уголках рта запеклись пузырьки пены, надулись синие вены, грозя лопнуть — яд был чем-то неизвестным Демосу, но, определенно, сильнодействующим. Вскоре судороги начали утихать, в то время как и без того серое лицо Тиллия окончательно теряло краски. Юн виновато поднял глаза на канцлера: — Вот же старый осел! Демос рухнул на колени возле сползшего на пол наставника. — Скажи, зачем! — он тряс его за плечи, не веря, впрочем, что это могло помочь. — Скажи! Почему она сбежала? — Боялась, — прохрипел Тиллий. — Император… Ушел не сам. Она боится… Вас, Горелый лорд. Вас… — Я не желаю ей зла! Просто хочу найти и защитить. — Она уже под защитой, — слабеющим голосом проговорил наставник. — В надежном месте. Не ищите ее, оставьте ее в покое! Она сама придет… Тиллий прохрипел что-то невнятное, а затем закатил глаза и перестал дышать. — Вот дерьмо, — только и мог сказать Юн. Канцлер доковылял до стула и потянулся в карман за паштарой. «Еще одна нить оборвана». — Умер, — заключил Юн, поднимаясь на ноги.