— Маати-кво, — сказала она. — Я не ожидала, что сюда кто-то придет. Он принял позу извинения, она просто отмахнулась. В холодном свете месяца она выглядела призрачно. Казалось, что глаза и рот андата поглощают свет, его кожа светилась. Маати подошел ближе. — Мне кажется, что меня гложет беспокойство, — сказал он. — Сегодняшний ужин мне показался… неловким. — Я тоже думала об этом, — сказала Ванджит. — Им трудно. Ашти Бег и остальным. Мне кажется, им очень трудно. — Что ты имеешь в виду? Она пожала плечами. Андат на ее бедре что-то прожурчал, с восторгом рассматривая собственные пальцы, коротенькие и бледные. — Все они вложили в это так много времени, так много сил. И, вдруг, они видят, что другая женщина закончила пленение и получила ребенка. Могу себе представить, как это грызет их. Ашти больно, и она сорвалась. Когда-то я знала одну собаку. Ее переехала повозка и сломала ей спину. Она выла и стонала всю ночь. Вы бы подумали, что она просила о помощи, но она пыталась укусить любого, кто подходил близко. Ашти-тя очень на нее похожа. — Ты так думаешь? — Да, — сказала она. — И вы не должны думать о ней плохо, Маати-кво. Я сомневаюсь, что она вообще понимает, что делает. Он сложил руки на животе. — Не думаю, что и для тебя это так просто, — сказал он. Он хотел проверить ее, хотя не мог сказать в точности, как. Лицо Ванджит осталось ясным и безоблачным, как небо. — Все совершенно, — сказала она. — Далеко не так трудно, как я думала. Хотя я сильно устаю от него. Но не больше, чем мать от новорожденного. Я уже думала об именах. Моего двоюродного брата звали Сиит, и он был примерно в том же возрасте, когда пришли гальты. — У него уже есть имя, — сказал Маати. — Ясность-Зрения. — Я имею в виду личное имя, — сказала Ванджит. — Которое будут знать только мы двое. Ну и вы, я думаю. Вы для него — почти отец. Маати открыл было рот, и тут же закрыл его. Рука Ванджит скользнула в его, ее пальцы обвились вокруг его ладони. Она улыбнулась, настолько искреннее, настолько невинно, что Маати только покачал головой и засмеялся. Десять вздохов они оставались единым существом — сидящая Ванджит, стоящий Маати и андат, нетерпеливо извивавшийся на ее бедре. — Как только Эя пленит Ранящего, — сказал Маати, — мы сможем вернуть все назад. Ванджит издала негромкий звук — то ли кашель, то ли вздох, то ли смешок — и выпустила руку Маати. Он посмотрел вниз. Ванджит глядела на него и улыбалась. — Это будет хорошо, — сказала она. — Но ей будет очень тяжело это сделать. Я бы хотела, чтобы мы как-то облегчили ей работу. — Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал Маати. — Этого будет достаточно. Ванджит не ответила, а потом подняла руку и указала на горизонт. — Самая яркая звезда, — сказала она. — Она уже взошла над деревьями. Вы ее видите? — Да, — сказал Маати. Это была одна из тех бродячих звезд, которые медленно проходят по ночным небесам. — Вокруг нее есть луны. Три. Он засмеялся и покачал головой, но Ванджит не присоединилась к нему. Ее лицо осталось спокойным и холодным. Смех Маати умер. — Звезда с… лунами? Ванджит кивнула. Маати снова посмотрел вверх, на золотое сияние над деревьями. Сначала он нахмурился, но потом улыбнулся. — Покажи мне, — сказал он. Глава 13 Флот покинул Сарайкет в первое по-настоящему холодное осеннее утро. Дюжина кораблей с яркими парусами и реющими с мачт флагами, как Империи, так и Гальта. Ота, стоявший на берегу, уже не мог различить отдельных моряков и солдат, толпившихся на далеких палубах, а тем более Синдзя, хотя и одетого в яркий костюм командира. Корабли Фаррера Дасина еще стояли на якоре, как и другие гальтские суда, которые пообещали участвовать, но еще не были готовы отплыть. В последний раз они виделись с Синдзя меньше полторы ладони назад, перед тем, как тот сел на маленькую лодку, чтобы в последний раз оглядеть флот. Ота удобно устроился в чайной на набережной, ожидая церемонии прощания с флотом. Дым фонарей десятилетиями оставлял копоть на стенах здания, пол усеивали пятна — память о пролитом вине. Сидя за задним столом, Ота чувствовал себя как павлин в курятнике. Синдзя, влетевший через открытую дверь, был одет в блестящее зеленое платье, с мочек ушей свисали золотые сережки, с шеи — шелковые шарфы. В сравнении с ним Ота почувствовал себя не таким смешным. — Ну, это твоя последняя возможность прекратить операцию, — сказал Синдзя, падая на стул напротив Оты так же небрежно, как обычный собутыльник. Ота пошарил в рукаве и вытащил письма, адресованные утхайему Чабури-Тана. Синдзя взял их, посмотрел на яркие нити, зашивавшие каждое из них, и вздохнул: — Я бы почувствовал себя лучше, если бы флот возглавил Баласар. — Мне кажется, ты решил, что он поступит лучше, организовывая подкрепления. — Согласился. Я согласился. Он решил. И это имеет смысл. Фаррер-тя и все остальные, кто последуют его примеру, проглотят это лучше, если ими будет командовать гальтский генерал. — И ждать, когда они будут готовы… — протянул Ота. — Безумие, — проворчал Синдзя, пряча письма в рукав. — Мы и так слишком задержались. Я не говорю, что план плох. Я бы хотел, чтобы это была замечательная, умело созданная схема, предполагающая, что Баласар-тя идет первым, а я следую за ним и смотрю, потопили ли пираты всех и каждого. Есть что-нибудь из Чабури-Тан? — Ничего нового, — сказал Ота. — Достаточно честно. Мы пришлем письмо, как только окажемся там. Последовало молчание, незаданные вопросы тяжело повисли в воздухе, как дым. Ота наклонился вперед. Синдзя знал о списке Идаан; Ота рассказал ему о нем в порыве откровенности и сейчас об этом сожалел. Синдзя знал, что не стоит спрашивать об этом там, где их могли подслушать, но неодобрение отразилось на его лице. — Есть подвижки в деле с Обаром, — сказал Ота. — Ашуа Радаани подкупил их посла и добыл список людей, которые ведут переговоры. Они хотят, при поддержке Обара, отделить восточные города от Империи. Две дюжины людей в четырех семьях. — Хорошая работа, — заметил Синдзя. — Он просит разрешения убить их. — Звучит очень хорошо, предполагая, что это правда и сам Радаани в этом не замешан. — Слишком хорошо, — ответил Ота. — Я приказал привезти их всех в Утани. Я хочу поговорить с ними. — А если Радаани откажется? — Тогда я приглашу только его, — сказал Ота. Синдзя принял позу одобрения. Ота какое-то время думал, что еще можно было бы сделать. — Другое дело? — Рассматривается, — сказал Ота. Его люди втайне проверили четырех людей из списка Идаан и объяснили странности в их поведении. Один скрывал от жены, печально известной взрывным характером, полдюжины любовниц. Двое других договорились подорвать торговлю стеклом на севере, построив мастерские рядом с залежами квасцов в Эдденси. Четвертый появился и в списке Ашуа Радаани, так что никакой связи с Маати не имел. Синдзя ясно дал понять, что самое умное — проверить действия Эи. Если именно она поддерживает Маати, лучше побыстрее найти ее и остановить всю эту историю. Если не она, лучше об этом узнать и спать спокойно. Холодный логичный довод, и Ота знал, что означает его сопротивление. Дочь повернулась к дяде Маати. Отвернулась от отца. Боль от этой потери было почти невозможно перенести. — Хорошо, — сказал Синдзя. — Мне лучше уйти, пока матросы не упились настолько, что не смогут отличить рассвета от заката и не высадят нас в Эймоне. Если я не вернусь обратно, позаботься, чтобы мне поставили статую. — Ты вернешься обратно, — сказал Ота. — Ты говоришь так только потому, что я всегда возвращался, — улыбнулся Синдзя. Потом нахмурился. — Проследи, чтобы Баласар отплыл побыстрее. Эти корабли могут устроить большое представление, но бой с пиратами будет коротким. — Присмотрю, — сказал Ота. Синдзя встал и принял позу прощания. Ота знал, что, возможно, видит его в последний раз. На это указывала осанка Синдзя и напускное безразличие его лица. На протяжении одного вздоха Ота чувствовал потерю, словно худшее уже произошло. — Эти последние годы… я бы пропал без тебя, — сказал Ота. — Ты это знаешь. — Я знаю, что ты так думаешь, — сказал Синдзя, подражая спокойному тону Оты. — Береги себя, высочайший. Делай то, что необходимо сделать. Сейчас, сидя на возвышении и глядя, как корабли уменьшаются и исчезают на горизонте, Ота подумал, что фраза была произнесена как завещание. «Делай то, что необходимо сделать». То есть найди Эю. Солнце встало из своего утреннего жилища на востоке; на набережную хлынули сотни языков, говоров и жаргонов. За пределами территории, охраняемой дворцовыми стражниками, торговцы установили высокие тонкие ларьки и рекламировали товары. Когда Ота освободит место, они займут и его. Вернуться во дворец — все равно, что вынуть палец из воды. Дыры не останется. Иногда он задавал себе вопрос, изменился ли мир. Оказавшись в дворцах, Ота стоически перенес ритуал изменения одежды, последнюю церемонию после отправки флота. Он всем сердцем надеялся, что, когда будут отплывать подкрепления Баласара, он сможет избежать повторения этого бессмысленного упражнения. Надеялся, но сомневался. Как только прозвонила последняя цимбала, последний жрец произнес последнюю фразу и Ота исполнил последние императорские обязанности, он вернулся в свои покои. Там его уже ждали Данат и Иссандра. Ота приветствовал обоих позой, подходящей для близких родственников. Если и были какие-то основания для оптимизма, на лице женщины они не отразились. Она поставила на стол пиалу чая, и Данат встал на ноги. — Спасибо, что присоединились ко мне, — сказал Ота. — Я бы хотел знать… как продвигается ваша работа. Пара обменялась взглядами. — Мне кажется, что в одном отношении, — сказала Иссандра, — мы все делаем хорошо. Ана потребовала, чтобы ее отец присоединился к вашей морской экспедиции, и это вызвало что-то вроде напряжения между ней и Ханчатом. Он, кажется, считает, что она повела себя нелояльно по отношению к Гальту вообще и к нему, в частности. — Это я могу понять, — сказал Ота, опускаясь на подушку. — Боги знают, как она удивила этим меня. — Однако она считает, что этим жестом отдала все долги, — сказала Иссандра. — Если она и чувствовала себя должной Данату-тя за свое плохое поведение или милосердие, проявленное им к Ханчату, то сейчас уже нет. — Понимаю, — сказал Ота.