Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 9 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Почему? — Потому что влюбился в тебя. А тут я. Думаешь, ему приятно смотреть, как мы обнимаемся? — Тогда зачем же ты… — Для картинки. Роль нужно не только играть, но и доигрывать до конца, меня так учили. — Ладно, поняла. Ты уже встал или пойдешь досыпать? — Выспался уже, мне достаточно. Он огляделся по сторонам. — Ну и свинство мы тут ночью развели… — Никитич обещал горничную прислать. Слушай, Гудвин, все-таки мне кажется, что ты ошибаешься насчет этого козла. — Ошибаюсь? В чем? — Ну, что он мной интересуется. Я ничего такого не заметила. Вот ты меня обнимал, а ему как будто даже неприятно не было. Я специально смотрела, — задумчиво сказала Анна. — Мне даже показалось, что он радуется. — Радовался он тому, что нашел тебя и раздобыл ключи. И по сравнению с этой победой все прочее казалось ему мелким и несущественным. Тем более я сказал, что времени у нас мало. Это же означает, что я скоро свалю в свою златоглавую столицу и ты снова будешь безраздельно принадлежать ему. — Думаешь? — с сомнением спросила она. — Уверен. Скажу тебе больше: твой Никита ужасно нервничал. Он был так напряжен, что у него синева вокруг рта проступила. А с чего бы ему нервничать, если он к тебе равнодушен? — Гудвин! Он не «мой», он козел! — Не цепляйся к словам. Ты завтракала? — Кофе выпила с печеньем, все равно ничего больше нет, вы весь хлеб съели за ночь, даже котлету положить не на что. Она вовсе не собиралась его упрекать, но все равно слова эти прозвучали как-то недовольно. Анна услышала собственный голос будто со стороны и снова расстроилась: «Вечно из меня эмоции лезут, когда надо и когда не надо. И как это люди умудряются владеть собой при любых обстоятельствах?» И дело ведь не в том, что ребята съели весь хлеб! Съели — и на здоровье, они всю ночь работали. Дело в этом ужасном, отвратительном сочетании слов «твой Никита». Мало того что она не выносит этого имени — имени человека, который для матери оказался важнее и дороже Анны, так еще и местоимение! Вот она и разозлилась, и сорвалась. Но Гудвин ничего про мать с Никитой не знает, да и про саму Анну не знает тоже, поэтому для него злость в ее голосе прозвучала совсем иначе и относилась к тому злосчастному хлебу, которого ей не досталось на завтрак. «И почему я такая нескладная!» — сердито подумала она и снова уселась к своему ноутбуку. Орлов — Грэнни привезет нас… Малыш запнулся, вспоминая слово, и закончил по-английски: — Soon. — Скоро, — шепотом подсказала братику девочка-афроамериканка. — Да, скоро, — радостно повторил сероглазый мальчик с кудрявыми светло-каштановыми волосиками. — Значит, скоро увидимся! — радостно откликнулся Борис Александрович. — Учи русский язык как следует, здесь он тебе пригодится. Из четверых приемных детей троих взяли в семью в младенчестве, и двуязычие было для них абсолютной нормой: ребятишки одинаково свободно говорили и по-английски, и по-русски. А маленького Фрэнка усыновили в возрасте трех с половиной лет, и вторым языком он пока владел не очень хорошо. Скоро в Москву прилетит жена Орлова Татьяна с двумя внуками: пятилетним Фрэнком и семилетней Дженнифер — самой первой оказавшейся в семье дочери Орлова Алисы и ее мужа. Девочку удочерили сразу после свадьбы: молодожены с самого начала знали, что своих детей им иметь нельзя, и заранее решили, что будут брать приемных. Борис Александрович Орлов был человеком, что называется, семейным: в одиночестве, конечно, не тосковал и не пропадал, но все-таки чувствовал себя намного лучше, когда любимая жена Танюшка была рядом. А уж если двоих внуков привезет, то жизнь настанет просто-таки райская! Осталось потерпеть всего две недельки — и дом наполнится радостью, теплом и голосами, запахами компота и выпечки, повсюду разбросанными детскими вещами. Как Орлов скучал по всему этому! Он с сожалением выключил компьютер. Надо заняться делами. И первое и главное из этих дел — поручение Большакова. Все, что можно было извлечь из материалов, собранных покойным отцом, Александром Ивановичем, Борис доложил Большакову, но этого оказалось недостаточно. Требовалось снова встретиться с людьми, знавшими Игоря Пескова, и поговорить с ними. Оперативник, который уже проделывал эту работу, сам признался, что из-за нехватки времени сделал что-то не так. Что именно было «не так» — парень ответить не смог, а вот ощущение допущенной ошибки, или, как нынче модно говорить, косяка, у него осталось. Нужно попробовать исправить ошибку, если она вообще была, и делать это нужно быстро. Большаков очень просил поторопиться. Борис Александрович Орлов умел извлекать уроки из всего, что встречалось на его жизненном пути, и на одни и те же грабли старался по возможности не наступать. Прошедшая перед его глазами жизнь отца, Александра Ивановича, научила Бориса внимательно относиться к прошлому, причем не только к своему собственному, но и к прошлому своих родных. Поэтому, когда отец перед смертью попросил его «не бросать Игоря», Борис Александрович отнесся к этим словам со всей серьезностью и присущей ему ответственностью. Впервые Игоря Пескова Борис Александрович увидел в конце 1988 года в доме у родителей. Александр Иванович вел в суде защиту Вадима Пескова, обвиняемого в убийстве жены. Двенадцатилетнего Игорька в тот момент уже опекала тетка, сестра подсудимого, но паренек был таким жалким, тихим, отчаявшимся, что сердце разрывалось при виде его налитых слезами глаз. Стараясь собрать как можно больше сведений о семейной жизни супругов Песковых, Александр Иванович проводил много времени в разговорах с их сыном, и как-то так сложилось с самого начала, что разговоры эти велись всегда дома у адвоката Орлова. Мальчика кормили, угощали чаем и сладостями, иногда оставляли ночевать, особенно часто — перед началом судебного заседания: постоянно плачущая и истерящая тетка была бы Игорю плохой компанией. После суда, закончившегося вынесением сурового приговора, Игорь вплоть до получения решения по кассационной жалобе адвоката жил у Орловых. — А вдруг что-то хорошее решат про папу? — твердил он. — Вы узнаете — и я тоже сразу узнаю.
В удовлетворении кассационной жалобы было отказано, и Вадим Песков отправился в колонию усиленного режима отбывать срок, а его сын вернулся к тетке, у которой и прожил до самого ухода на армейскую службу. После возвращения отца из колонии Игорь снова объявился у Александра Ивановича. — Теперь законы новые. Можно что-то сделать, чтобы отца реабилитировать? — спросил он старого адвоката. — Можно, если твой отец приведет какие-то новые доказательства в пользу своей невиновности. Но это чисто теоретически, — честно ответил Александр Иванович. — На практике такого не бывает, насколько мне известно. Единственный возможный вариант — это найти того, кто признает свою вину в убийстве твоей мамы, более того, не просто признает, а сможет ее доказать. Убедительно доказать. Ты должен понимать, Игорек, что мы имеем дело с государственной машиной, которая очень не любит признавать свои ошибки и платить за них. Признать приговор неправосудным — задача трудная. Твой отец готов бороться? У него есть что сказать нового? — В том-то и дело, что нет, — удрученно ответил Игорь. — Папа и раньше был тихим, а теперь вообще стал блаженным каким-то. В Бога верит, в церковь ходит, устроился на работу сторожем, целыми днями какую-то религиозную литературу читает, ничего ему не нужно, всем доволен. Он не будет добиваться справедливости. А без него никак нельзя? — Никак, — развел руками адвокат. — Если только попытаться воздействовать на прокуратуру через прессу. Написать хороший яркий материал, поднять шум, взбудоражить общественность, тогда есть надежда, что прокуратура пошевелится и кому-нибудь дадут поручение изучить материалы дела. Других путей нет. Но и этот путь ни к чему не приведет, скорее всего. — Почему? — Потому что дело совершенно чистое, в нем нет ни одного процессуального нарушения, там придраться не к чему. Я же изучал его, поэтому могу судить. Была бы там хоть одна запятая не на месте — я бы использовал это на суде, можешь мне поверить. — Но папа не может быть виноват! — в отчаянии воскликнул молодой человек. — Я не верю! — Дружочек, — мягко проговорил Александр Иванович, — проверка материалов дела прокуратурой означает именно и только проверку самих материалов на предмет допущенных нарушений, а не новое расследование. Таков закон. Никаких нарушений в деле нет. Если ты добиваешься нового расследования, то нужны новые факты, новые обстоятельства, которые ранее не были установлены и проверены. До тех пор пока Вадим Семенович такие факты не предоставит, ничего не получится. — Все равно я попробую, — упрямо заявил Игорь. — Буду писать во все инстанции. Вы мне поможете? Подскажете, куда и на чье имя писать и как правильно сформулировать? Орлов-старший помогал и подсказывал, но результаты были предсказуемыми и одинаковыми: для пересмотра дела оснований не усматривается. — Игорь, а может быть, ты все-таки уговоришь отца? — как-то спросил Александр Иванович. — Если ему есть что сказать. — Не хочет он ничего говорить. И вообще ничего не хочет. И не разговаривает со мной об этом, — ответил Игорь сердито. — А с кем он разговаривает? Может быть, обратиться к тем, с кем он общается, и попросить воздействовать на него? — предложил адвокат. На самом деле Орлов-старший ни минуты не сомневался в виновности Вадима Пескова, хотя сам Песков вины своей не признавал ни на следствии, ни на суде. Он просто ничего не помнил. Был мертвецки пьян. И о том, как и почему совершил убийство, рассказать не мог. Но если мальчик хочет чего-то добиваться, то нельзя же не помочь! И потом: а вдруг и в самом деле есть какие-то обстоятельства, о которых Вадим мог бы рассказать и которые дадут основания для пересмотра? Чего в жизни не бывает? — Да ни с кем он не общается, — с досадой бросил Игорь. — Бирюк бирюком живет. Какие-то мужики то и дело появляются, он с ними поговорит полчаса, и они уходят. — Какие мужики? — Ну, я так понял, сидели вместе. — Отец с ними выпивает? — Нет, он как вернулся — ни грамма не выпил, совсем завязал. Я ж говорю: в церковь ходит, над кроватью икону повесил, молится. Каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним об… ну, в общем, о том, что случилось, он отвечает: «Я виноват. Не надо было водку пить. Грех это. Согрешил — отвечай. Я и ответил. Никакой другой справедливости нет и быть не может». Вот и весь разговор. Встречи с Игорем становились со временем все реже и реже. Но Александр Иванович искренне сочувствовал парню, так трагически потерявшему мать и не желавшему верить в то, что его любимый отец — преступник, убийца. Старый адвокат не забыл Игоря Пескова и просил своего сына, тоже адвоката, помочь Игорю, если возникнет необходимость. Все-таки пока Вадим жив — остается надежда, что он решится заговорить. Конечно, если ему есть что сказать. Александр Иванович Орлов умер, спустя несколько лет скончался и Вадим Семенович Песков, а потом на пороге квартиры Бориса Александровича внезапно появился Игорь. — Я хочу добиваться посмертной реабилитации отца, — заявил он, окрепший и возмужавший за эти годы. — Помогите мне получить его уголовное дело. — Дело тебе никто не даст, — рассмеялся Борис Александрович. — Оно в архиве Мосгорсуда. Получить его могут только прокурорские или судебные работники. — Но обвиняемый же имеет право знакомиться с делом! Я читал закон, я знаю! — Не обвиняемый, а подсудимый, — поправил его Орлов. — Это разные вещи. И потом, ты не подсудимый, ты — родственник осужденного, отбывшего наказание, на тебя это право не распространяется. Игорь помолчал, потом глаза его сверкнули решимостью. — Александр Иванович мне говорил, что очень тщательно изучил материалы дела. Он готовился к суду, делал много записей, я сам видел. Эти записи сохранились? Орлов пожал плечами: — Наверное. После смерти отца я собрал весь его домашний архив и перевез к себе, надо посмотреть, есть ли там что-нибудь. Ты все-таки учти, что прошло очень много лет, суд был в восемьдесят девятом, а до две тысячи третьего года отец еще активно работал, записи копились, папки громоздились, а квартира-то не безразмерная. Он вполне мог что-то выбрасывать. — Но вы все-таки посмотрите, — попросил Игорь. Борис Александрович пообещал поискать и обещание свое выполнил, хотя и не сразу: на то, чтобы разобрать отцовский архив, требовался не один день, а тут Алиса собралась замуж за своего американца, начались хлопоты с визами и подготовкой к свадьбе, а также бурное обсуждение кандидатуры ребенка, которого жених и невеста уже присмотрели для усыновления. Вопрос, собственно, состоял не в самом ребенке — пятимесячной афроамериканке Дженнифер, а в том, нужно ли так торопиться. Борис искренне не понимал, какая необходимость брать в семью ребенка сразу после свадьбы, но Татьяна полностью поддерживала молодых и считала, что чем моложе родители — тем лучше: больше сил, больше здоровья. — Не забывай: Лисик и ее жених очень больны, — говорила Татьяна. — Да, лечение их поддерживает, и они проживут, если бог даст, очень долго, но мало ли что… Пока у них все нормально и есть силы — пусть растят деток, пусть создают полноценную семью.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!