Он долго пристально вглядывался в фотографию, то отводя телефон подальше, то приближая к глазам. — Ну надо же, — протянул он наконец, вернув телефон Большакову. — Вот никогда бы не подумал… Пропал — и пропал, больному, как говорится, легче. — Вы его знаете? — с любопытством спросила Вера. — Лично — не удостоился чести, — усмехнулся Валерий Олегович. — Но персона известная в определенное время и в определенных кругах. Подпольный миллионер, маклер по живописи и антиквариату. Имени его не помню, вернее, помню, что имен было не то пять, не то шесть, и какое из них настоящее — точно не скажу. — Но имя «Филипп Хмаренко» среди них было? — Не помню, — признался генерал. — Столько лет прошло… И кличка у него была какая-то художественная, связанная с живописью… Я в те годы квартирными кражами занимался, у нас фотография этого деятеля была в альбоме, который мы терпилам показывали, вот лицо и примелькалось, запомнилось. — Запомнилось, значит, лицо, — недоверчиво заметил Константин Георгиевич. — Может, путаете? — Может быть, — со вздохом согласился Шарков. — Но вряд ли я ошибаюсь, это ведь было в моей молодости, а долговременная память, как нас учила наша Вера, не ослабевает с годами. Что в молодости запомнил, то навечно вбито в голову. И учитывая, в каких сферах предпочитала вращаться мадам Пескова, подобное знакомство более чем вероятно. А если принять во внимание все прочие ее характеристики, то можно смело утверждать, что знакомство это было весьма интимным. Большаков молча прошел по комнате от окна до двери и обратно, покусывая губы. — Вопрос в том, так ли это на самом деле или вы ошибаетесь и Мишка-Мишка этот тоже или ошибается, или врет, — сказал он. — Вопрос не в этом, — тут же возразила Вера, — а в том, поверил в это Песков или нет. Если поверил, то это многое объясняет. Шарков посмотрел на часы, протянул руку к лежащему на столе телефону полковника и переслал фотографии себе, проверил, дошли ли, после чего отправил их еще кому-то, приписав короткое сообщение. — Кому? — спросил Большаков. — Хану. Он — единственный крутой спец по организованной преступности, которому я могу доверять. — Думаете, он знает? — Думаю, он точно знает, у кого нужно спросить, — усмехнулся Валерий Олегович. — Хан и спросит аккуратно, и сам болтать не будет. Он хотел еще что-то добавить, но в это время завибрировал телефон Шаркова: на время совещания генерал отключил звук рингтона. На дисплее высветилось имя вызывающего абонента: Алекперов. — Удивили вы меня, товарищ генерал, — прозвучал в трубке твердый спокойный голос Хана. — Я был уверен, что вы сами прекрасно знаете, у кого можно и нужно спрашивать об этом персонаже. — У кого же? — У Олега Дмитриевича Шаркова, вашего батюшки. Он, наверное, единственный, кто скажет вам правду. Если не он — тогда вообще никто. Все остальные или только предполагают, что там произошло, или будут молчать умышленно. Генерал медленно спрятал телефон в карман пиджака, потом зачем-то вынул, долго рассматривал, вертя в руках, потом снова убрал. — Да, дорогие мои, — неторопливо и негромко произнес он, — кажется, мы с вами попали… Пока не понял куда: не в то в болото, не то в дерьмо, но место поганое. Дзюба Отправив сообщение Большакову, Роман снова принялся листать страницы в поисках либо знакомой фотографии, либо упоминания имени Екатерины Песковой в нужном контексте. Потом сообразил, что можно включить в поиск и сочетание «Екатерина Пескова Надежда Хмаренко». Пока что находились только обе фотографии в посте «Найди десять отличий». Ленивый Мишка-Мишка додумался только до того, чтобы оформить спорные снимки в виде теста, но на то, чтобы сделать сам тест, не хватило то ли мозгов, то ли возможностей, то ли энтузиазма. Интересующиеся или просто любители подобных тестов нажимали на ссылку, честно ломали глаза в поисках отличий, потом обнаруживали, что занимаются этим впустую, ибо никакого инструментария к тесту не прилагалось: ни пометок, ни стрелок, ни даже банальных «вопрос-ответ». Наверное, злились, а может, смеялись… Некоторые из них делали репосты, дескать, посмотрите, как вас можно развести. Некоторые даже писали комментарии, адресованные автору поста. Естественно, гневные, оскорбительные и издевательские. — Гудвин, ты в Нанске был когда-нибудь? — А? — очнулся Дзюба. — В Нанске? Был пару лет назад в командировке. А что? — Похоже, эта фотка у «Пицца-хат» сделала в Нанске. Он подскочил к Анне, встал у нее за спиной, сощурил уставшие глаза, чтобы лучше видеть слова на экране. — Ты что делаешь? — С Мишкой-Мишкой переписываюсь. Сейчас он живет в Перми, а в девяносто пятом жил в Нанске. — Аня! Он в ужасе схватился за голову. — Ну а что такого? Я вижу — он в сети, так почему не попробовать? Занятный такой парень, отвечает охотно, сразу видно, что ему скучно, готов поболтать с незнакомкой. Она обернулась к Дзюбе: — Ты чего так побледнел? — Аня! — только и смог повторить он. — Да брось ты, не укусит он меня. Это же Интернет, великая сила и она же великая защита. Смотри, я ему написала, что стала рассматривать фотку и узнала нашу пиццерию, типа мы туда с подружками любили ходить. Ну, вроде того, что я тупая и не сообразила, что фотка-то девяносто пятого года и за двадцать лет все сто раз поменялось уже. И город назвала другой, не Серебров. Этот Мишка тут же начал меня лечить, что это Нанск и теперь на этом месте узбекский сетевой ресторан, и вообще ту пиццерию еще до миллениума закрыли. А сам он с родителями переехал в Пермь в самом начале двухтысячных. С грамотностью у него, конечно… Анна фыркнула и рассмеялась. — Мне как филологу трудно такое читать, а уж тем более соответствовать при переписке, но я стараюсь, знаками препинания пренебрегаю, всякие скобки-двоеточия вместо смайликов рисую. Ну чего ты, Гудвин? Пацан сам готов общаться, грех же не попользоваться. Давай, говори, что нужно у него узнать. — Насчет Надежды Хмаренко и ее мужа, — вздохнул Дзюба. — Только ради бога, Мышонок, очень осторожно, чтобы он ни в коем случае не прочухал, что тебя интересует именно его соседка. Про золотое детство, про фотоаппарат, ля-ля-тополя… Потом незаметно переходи к тесту, обсуждай с ним сходства и различия и таким путем выводи на обсуждение личности. Поняла? Сама никаких прямых вопросов не задавай, но сообщения формулируй так, чтобы стимулировать Мишку отвечать то, что нужно. Сумеешь? — Я вообще-то филолог, а не психолог, — огрызнулась Анна. — Как умею — так и работаю. А почему нельзя прямые вопросы задавать? — Мышонок, мы с тобой не знаем, кто такой этот Мишка и что у него за семья. А вдруг его родители поддерживают тесный контакт со своими бывшими соседями? А вдруг сам Мишка продолжает дружить с их сыном Кирюхой, с которым они в один детсад ходили? Если супруги Хмаренко имеют отношение ко всему нашему делу, а мы с тобой сейчас натопчем, как слоны в посудной лавке, то они через час будут знать, что кто-то ими интересуется. А может быть, уже давно знают, ведь фотография Екатерины Песковой висит в сети полгода. Но полгода ничего не происходило, и они могли успокоиться. А мы сейчас поднимем волну — и все, они забеспокоятся и мало ли чего натворят. Анна внимательно посмотрела на него. — Гудвин, а если я накосячу и сделаю что-то не так, тебя за это накажут? — Само собой, — усмехнулся Дзюба. — Выговор объявят? Или уволят? — Могут и уволить. Зависит от масштаба ошибки. — Но ведь ошибка-то будет моя, а не твоя. Меня они не уволят. — Мышонок, — он вздохнул, потер глаза, зевнул. Господи, как же он устал! — Задание дали мне, и ответственность вся тоже на мне. Как бы дело ни повернулось, виноватым все равно буду я. И это правильно. А мы питаться будем или как? — Ой! Анна вскочила, едва не сбив стоящего за ее креслом Романа с ног. — Вот же я курица! Я же мясо бросила размораживаться, хотела фрикадельки накрутить… Отвлеклась на Пескову и забыла про все. Она дошла до двери, резко повернулась и снова подошла к включенному компьютеру. — Нельзя так уходить, Мишка может решить, что я совсем свалила, и если ему сейчас больше не с кем поговорить, то тоже может выйти из сети. И жди его потом, пока появится. Черт, не надо бы мне прерываться, а то сорвется с крючка. Она снова села, быстро набрала в окне сообщений несколько слов. — Ладно, — решился Дзюба, — фрикадельки я, конечно, не одолею, но давай хотя бы бутерброды сделаю. — Ага, — кивнула Анна, не оборачиваясь, — сделай. Он поплелся на кухню, радуясь, что появился законный повод минут пять не таращиться на экран, от вида которого его уже тошнило. Большаков молчит, ничего не отвечает. И никакой ясности нет. Большаков — У меня есть маленькая идейка, как нам еще чуть-чуть высветить характер Фокина, — внезапно сказала Вера Максимова. — Может быть, ничего и не получится, но если получится, то я попытаюсь что-нибудь вытащить. — Говори! — потребовал Шарков. — Сама видишь, у нас такое положение, при котором ничем пренебрегать нельзя, хватаемся за соломинки, как утопающие. — Вызовите Романа, я поговорю с девушкой и проинструктирую ее. Константин Георгиевич, не говоря ни слова, подключился к скайпу. Через несколько секунд на экране появилось лицо Дзюбы: глаза красные, губы пересохшие, налитые обычно щеки ввалились. В углу рта застряла хлебная крошка, похоже, сидит за компьютером с бутербродом в руке.