— Кажется, да. — Иди туда и спроси адрес. Не отсоединяйся, дорогу переходи осторожно… Главное, на связи будь. — Мне придется отсоединиться. Телефон заряжен не полностью. На индикаторе батареи только одна полоска. Я с заправки позвоню. — Нет! Кайли, не отсоединяйся! Пожалуйста! В трубке короткие гудки. — Нет! Пять напряженных минут тишины, и телефон звонит снова. — Так, мам, я на шоссе сто один, возле заправки «Саноко», но со стороны «Данкин Донатс». — У какого города? — Не знаю, мам, а снова спрашивать не хочу. Странновато заявляться в кофейню в это время суток и не знать, где находишься. — Боже, Кайли, просто спроси в кофейне! — Мам, а ты просто прогугли! Я в Нью-Гемпшире, на шоссе сто один, совсем рядом с автомагистралью Ай-девяносто пять. Рейчел гуглит: — Это «Саноко» возле Эксетера? — Да, тут есть указатель с надписью «Эксетер». — Я буду там через двадцать минут. Подождешь двадцать минут? — Да, мам. — Если нет денег на еду, сходи воды попей. — Нет, они дали мне денег. Я куплю пончик и колу. Я просила вернуть мне телефон, а похитители сказали, что у них его нет. — Мы нашли твой телефон, — говорит Рейчел, спеша к машине. — Сможешь привезти? — Потом. Я уже в машине. — Что ты сказала Стюарту? — Стюарту — что ты болеешь, твоему отцу — что ты уехала в Нью-Йорк. Боже, Кайли, это правда ты? Ты правда вернулась ко мне? — Мам, это правда я. Умираю с голоду и собираюсь купить пончик. Или два. Я заканчиваю разговор, чтобы купить пончик. — Не отсоединяйся! Я приеду через минуту! — обещает Рейчел, но слышит короткие гудки. До I-95 буквально пара минут езды. Рейчел гонит на восьмидесяти милях в час, выжимая из «вольво» почти полный максимум. Карты «Гугла» приводят ее прямо к съезду на трасу 101, и вот на, пожалуйста, заправка «Саноко». Кайли в одиночестве сидит у окна «Данкин Донатс». Каштановые волосы, веснушки, тонкий серебристый ободок — это впрямь она! В ярком освещении кофейни она кажется такой маленькой и хрупкой. — Кайли! — кричит Рейчел. Она ставит «вольво» на парковку, открывает дверь и забегает в кофейню. Мать и дочь обнимаются и плачут. Кайли в слезах. Рейчел в слезах. Это правда! Это чистая правда! Ее девочка вернулась. Желтой стрелы нигде нет, но Кайли снова с ней. Спасибо тебе, Господи! Спасибо! Спасибо! — Ах, мамочка, я так боялась, что больше тебя не увижу! — плачет Кайли. Рейчел боится поверить в происходящее. Радость и облегчение, которые она испытывает, могут затопить целый мир. — А я знала, что увижу тебя! Знала, что верну. — Она крепко-прекрепко обнимает Кайли. Доченька пахнет, как пахла всегда. Она дрожит от холода. Она наверняка голодна и сильно-сильно испугана. Слезы облегчения и счастья льются рекой. Слезы непонятного, нелогичного, несдержанного счастья. — Есть хочешь? — спрашивает Рейчел. — Нет, я уже съела пончик, и те люди кормили меня, пока у себя держали. — Чем они тебя кормили? — Обычной едой. Сухими завтраками. Крекерами из муки грубого помола. — Ну, поехали отсюда. Я отвезу тебя домой. Там ждет дядя Пит. — Дядя Пит? — Да, он помогает мне с этим разобраться. — Папе ты ничего не сказала? — Нет. — Из-за Тамми? Рейчел кивает. — Мне велели помалкивать: мол, болтовня опасна для нас всех, — говорит Кайли. — Мне тоже так велели. Ну, поехали домой! — Мне нужно в туалет. — Я с тобой! — Нет, мам, ничего страшного не случится. — Я выпущу тебя из вида! — Мама, в туалет ты со мной не пойдешь. Я быстро. Рейчел ведет дочь к уборной и ждет у двери. Уборная одноместная, так что вряд ли там прячется злодей, который утащит Кайли в окно, и тем не менее… Рейчел хочется держать дочь в поле зрения каждую секунду. Рейчел ловит взгляд немолодой кассирши. — Это ваша девочка? — Моя. — Я уже копам хотела звонить. Думала, беглянка. Рейчел улыбается и пишет Питу, что у Кайли все хорошо. — Глаз до глаз нужен за девчонками, когда они подростками становятся. Возраст сложный. Уж я-то знаю, у меня четыре дочери. — А у меня на целом свете только она. — За девчонками глаз да глаз, — повторяет кассирша, кивая.