– Ну, чего замерла? – хрипло интересуется бандит. – Соси, давай! Хочу проверить твое заявленьице на вшивость. А я, будто нарочно, замираю. Застываю вся с его пальцем во рту. Ратмир возвышается надо мной, как гигантская гора. И я впервые за все время отчетливо понимаю, какой он огромный. И какая я мелкая… Какая хрупкая и уязвимая в сравнении с ним… рядом с ним… И этот приказ… как его исполнить? Нет, я понимаю, что нужно делать, но не выходит. Черт, это так… неправильно. И так… Боже, да у меня закручивается ноющая тяжесть внизу живота! Наверное, это от страха. Ратмир хмурится. Замечаю, как протягиваются глубокие складки на переносице. Потом сам проталкивает свой палец чуть глубже. Давит мне на язык. И я робко подаюсь ему навстречу, потому что понимаю, что выхода нет. Мне придется отрабатывать свое обещание. И придется принимать в рот… не только палец. От таких мыслей щеки прожигает стыдом. Как и мою грудь. Мне кажется, она горит изнутри. А внизу живота напряжение становится все сильнее. Еще чуть-чуть, и будет совсем невыносимо это терпеть. – Неужели, даже во рту члена не держала? Сейчас любая целка во всю трахается в рот и в задницу, – слышу сверху. В голосе реальное удивление. – Для меня что ли свои дырки берегла? Звучит очень неприятно. Потребительски. Я вновь понимаю, что хочу разглядеть проблески человечности там, где их нет вовсе. Его палец твердый и жесткий. Немного шершавый. И от этого начинает першить в горле. Но я вхожу во вкус и уже более интенсивно посасываю его, массирую языком и втягиваю губами. Зачем-то стараюсь заглотить глубже, и мой порыв не остается незамеченным. Наградой служит приглушенный мужской стон. Ратмир, кажется, на секунду закатывает глаза. Бросив взгляд на топорщащуюся ширинку его штанов, понимаю, что Цербер сильно возбужден. Очень сильно. Бугор такой здоровый, что вот-вот может прорвать ткань, натянутую так ощутимо, что она точно не в состоянии стать значимой преградой. И что будет дальше? На колени поставит? Заставит снимать его зверское напряжение в паху? Вслед за каждым моим движением, там происходит толчок. Член наливается все сильнее. Неужели, я так сильно возбуждаю Цербера? Пока думаю об этом, мое собственное возбуждение набирает обороты. Скапливается где-то во мне. Вызывает дрожь. Жар становится сильнее. Он идет изнутри. Но вместе с этим в груди клубится холод. Я боюсь. Боюсь близости с Ратмиром. А запах хищника будоражит. Рождает странные, какие-то животные чувства внутри. Жгучую одержимость. И я просто не понимаю, как так происходит? Почему? Как Церберу удается всякий раз будить эту озабоченную самку во мне? Ратмир вдруг вытаскивает свой палец из моего рта, и я покачиваюсь. Почему-то в миг теряю равновесие. – На колени, – хриплый тихий приказ. Даже по голосу Цербера можно понять, как сильно он возбужден. Дико. Удивительно, что до сих пор не накинулся. Не разорвал. Не вбился внутрь с силой и резкостью отбойного молотка. Как робот исполняю приказ. Не анализирую. Опускаюсь перед ним на колени. Пока делаю это, ощущаю, как скользко у меня между ног. Как набухли губки и теперь трутся друг об друга, лишь усиливая желание. Ратмир поглаживает свой член через ткань. Проводит ладонью по всему немаленькому размеру. А у меня темнеет в глазах. Как этот гигант во мне поместится? Во рту? – Открой рот, – новая команда, и теперь уже я пытаюсь протестовать: – Ратмир… – смотрю на мужчину перепуганными глазами. – Отк-рой рот, – в этот раз по слогам, с недовольством, и я повинуюсь. Чувствую, как по нижним губкам, щекоча кожу, капельками ползет влага. А потом впитывается в трусики. Инстинкты срабатывают. Низменные. До которых смог добраться только он. Только Цербер. Разворотил все нутро, заставив чувствовать похоть даже в такой унизительной ситуации. Пока я стою с открытым ртом, ожидая продолжения как кары и как чего-то особенно желанного одновременно, Ратмир освобождает свой член. Тот заметно пульсирует. Я, честное слово, вижу, как толчками бьется кровь в раздутых от похоти венах. Меня сжирает стыд. И колбасит так сильно, что я вот-вот закричу. Мощный член, с четко очерченной головкой и устрашающим узором из вен, пугает меня. В теле гуляет ощутимая дрожь. Скулы сводит от ожидания. Цербер берет свой прибор в руку и касается им моих раскрытых губ. Я судорожно и пугливо выдыхаю. Кажется, зажмуриваюсь. Бандит не спешит толкаться внутрь, водит плотью по моим губам, пока я дрожу, стоя перед ним на коленях. Головка оказывается горячей и бархатистой. У меня появляется странное неконтролируемое желание попробовать ее на вкус, дотронуться языком. Но я гоню его, как нечто отвратительное. Как что-то противоестественное. Против воли с шумом втягиваю воздух, точно стремясь ощутить мужской запах, запах его жгучего желания. Больная. Испорченная. Я не должна думать о таком. Не должна хотеть такого! А Ратмир все медленно водит разгоряченной твердой головкой по моим открытым губам. Дразнит. Будто нарочно ждет, что я сорвусь и заглочу его член сама, по собственной воле. Но я вдруг всхлипываю от обиды и разочарования в себе. И тогда Цербер отталкивает меня. – Ладно, гуляй! – распоряжается мне. – Насиловать тебя не стану. Глава 36 Ратмир Пиздец я добрый! Член от напряжения чуть не разорвало, а я – гуляй. Гуляй, бля! Не знаю, с чего это милосердие вдруг. Так хотелось выдрать. Затрахать до беспамятства. Но не мог, сука, смотреть на то, как девочка трясется передо мной от страха. Не по кайфу. И всхлип этот… Будто я ее расчленять собрался. Последний, блядь, вдох перед смертью испустила. А я к другому привык. У меня с бабами всегда просто было. Без вывертов. Бывалые телки знают как доставлять удовольствие и члена не боятся. А эта вон как сжалась. – Осмотрись. Умойся. Можешь душ принять. – С-спасибо, – зачем-то благодарит, и это еще больше бесит. Хорошо, я баб не бью. А то появляется навязчивое желание кого-нибудь прихлопнуть. «Спасибо», бля! Звучит как благодарность за помилование. – Спать будем вместе, – сообщаю, наблюдая за моментальной реакцией. Щеки у Ассоль загораются, а взгляд снова становится пугливым. Как у зверька загнанного. Смотрит на меня встревожено, точно пояснений просит. Обещания, что не трону. Что в следующий раз отпущу. Только хрен там! Не могу такого обещать. И не буду. – Не надо на меня так смотреть! Хоть дыру прожги – мое решение не поменяется. – Ты уверен, что здесь безопасно? – переводит тему, а у самой губешки дрожат. На член бы их. Прямо сейчас. Воспоминание о том, как я пару минут назад водил болтом по пухлым губкам, так зазывно приоткрытым специально для меня, послушно, по команде, чуть не лишает рассудка, который с таким трудом удалось вернуть. – Пока безопасно. Если, конечно, ты снова все не испортишь. – Я не собиралась подставлять тебя, Ратмир. И мне жаль, что твой дом сгорел по моей вине. Мне правда очень и очень жаль. От звука собственного имени меня передергивает. Но я, кажется, уже привыкаю, что Ассоль так называет меня. Я бы предпочел забыть все, что пережил этот парень. Вот только Алина считает, что двигаться вперед нельзя, не признав прошлое. Цербера бы не было без Ратмира. А Ратмира никогда бы не было без его отца. – Я… честное слово… – запинается, видно замечая мое недовольное выражение. – Прости, – очередное извинение слетает с губ девчонки, и я понимаю, что если она сейчас же не сгинет с поля моего зрения, я нахрен болт положу на все свои убеждения. Нагну малышку и трахну прямо на полу. Глубоко. Жадно. Долго буду долбить, пока из сил не выбьется. – Иди наверх. Повторять дважды не приходится. Украдкой взглянув на мой пах, где все еще горит и напрягается, Ассоль принимает правильное решение – сваливает. Пусть прячется. Подальше. Пусть забьется там в какой-нибудь дальний угол и сидит так, пока я еще могу контролировать собственное тело. Член стоит колом весь оставшийся день. Мы с Соловьевой прячемся друг от друга, пока на поселок не спускается ночь. Я решаю по телефону некоторые вопросы. В городе еще остались люди, готовые помочь мне. И только глубокой ночью заваливаюсь в спальню, где уже сладко посапывает девочка. Пару минут я просто стою у кровати, любуясь на нее. Разглядываю, точно хочу запомнить ее нежные черты. Жаль убивать. Она же не виновата, что отец такой гнидой оказался. Вот только за все в мире надо платить. И Соловей, уверен, уже платит. Представляю, как он рвал и метал, с пеной изо рта раздавая приказы парням, пока я в бойцовском клубе трахал его единственную дочурку. Драл как суку. А она мою сперму по себе размазывала. Кайф. Вот только все равно как-то паршиво внутри. А ведь мне казалось, что чувств больше нет. И давно уже. А, оказывается, даже гранит может дать трещину. Ложусь рядом с девчонкой и делаю глубокий вдох. Такой запах… Нежный. Свежий. Будоражит изнутри. Распаляет желание. Реально чистая девочка. Нетронутая. Была… Другие так не пахнут. А эта пахнет. Бессонница оказывается как никогда душной. Усни рядом с такой. Особенно, когда уже попробовал, когда знаешь, как там… внутри. Горячо. Узко. От одних воспоминаний кончить можно.