Я еще какое-то время мнусь на месте, а потом все же кричу громиле вслед: – Стойте! Подождите! Я с вами пойду! Сама не понимаю, как принимаю такое решение, но перспектива остаться одной посреди лесного массива, да еще и в темноте без всяких средств связи пугает меня гораздо больше. Я когда об этом думаю, меня одолевает настоящий ужас. Побольше, чем от вида мужика с топором. Он не останавливается, но я, закрыв машину, бросаюсь за ним. Утопаю в глубоких сугробах, стараясь ступать по широким мужским следам. Мокрый снег облепляет лицо, одежда становится неприлично влажной. В сапогах образуются настоящие сугробы. – Да, стойте вы! Я не успеваю! – кричу ему в след. – Жить хочешь, поспеешь! – бросает он даже не оборачиваясь. Вот, урод! Деревенщина неотесанная и грубая. Я пыхчу, шмыгаю носом, но довольно быстро выбиваюсь из сил. От безысходности падаю прямо в снег, понимая, что дальше идти не смогу. Все. Выдохлась. От обиды всхлипываю. Как теперь вернуться к машине?! И даже не успеваю понять, как огромная лапища вытаскивает меня из сугроба, и я оказываюсь на плече мужика. А на другое он снова закидывает крупное бревно, с которым не расстается. Огромная ладонь со стальными пальцами приземляется на мою задницу. Даже через платье и колготки понимаю, какая она горячая, несмотря на лютый, как мне кажется, холод. – Эй! – одергиваю спасителя. – Вы не могли бы… руку подвинуть? – Так? – слышу в ответ и ощущаю, как лапища спускается ниже. Крупные пальцы теперь неприлично касаются моей промежности, и верзила безо всякого смущения, точно невзначай, надавливает на складочки. – Да вы… – давлюсь воздухом. – Если будешь строить из себя сраную принцессу, тут оставлю, – ладонь возвращается на прежнее место. – Что? – перестраиваю. Он совсем что ли? – Что слышала. Я гостей не жалую, так что лучше тебе не бухтеть. Вот и зачем я пошла с ним? Дура! Зачем вообще поехала сюда? Только теперь больше ничего не останется, и я безвольно повисаю на плече захватчика. Варвара настоящего. Сильного и, похоже, одичавшего. Страшно даже подумать, что он может сделать со мной? Но я ведь сама виновата и теперь ничего не исправить… Вскоре мы доходим до деревни. Дом на окраине. Слышу скрип калитки, потом вижу, как старенькая дверь захлопывается обратно, когда мы проходим. Кажется, бревно летит в снег. Несколько ступенек, снова скрип, и жар теплого дома захватывает меня в свои объятья. Незнакомец проходит в дом и без особых церемоний сваливает меня на кресло. Слежу за ним. Взгляда не спускаю. Спаситель хватает с полочки банку с таблетками, высыпает на ладонь пару штук, а затем отправляет их в рот, запивая водой из металлической кружки. «Что это? Наркоман что ли?» – думаю про себя, пока не замечаю на внешних сторонах его ладоней жуткие татуировки в виде когтистых медвежьих лап. Меня тут же охватывает первобытный ужас. Ведь я знаю, кому такие принадлежат… И… лучше бы он был наркоманом… Глава 2 Ассоль Цербер. Так его называли. Правая рука отца. Предатель, решивший сдать папу своей семье. Вот только его давно считают мертвым. – И? – спрашиваю, но больше сама у себя. – Что дальше? – Раздевайся, – гремит голос мужчины. Этот маленький старый дом будто полностью заполнен им. Его запахом. Терпким ароматом, который я стала отчетливо ощущать только теперь, осознав все. Его аурой. Силой, прямо сейчас сжимающей меня со всех сторон. Тогда я была еще ребенком, но много слышала про человека, способного на ужасные зверства. Говорили, не стоило вставать у него на пути. За это папа и ценил зверюгу. А потом… пришлось его усыпить. – Оглохла? – глядит на меня, как на мелкую мушку. Взгляд недовольный. А я пошевелиться не могу. Тело отказывается подчиняться. Деру бы дать, пока не поздно, но ноги не слушаются. Точно онемели. Да и куда бежать? По пути замерзну насмерть в каком-нибудь сугробе. И не факт, что эта зверюга в принципе меня отпустит. – Будешь в мокром сидеть, воспаление подхватишь. Не похоже, чтобы была привыкшая в сугробах прохлаждаться. Не заметив реакции, качает головой. Ставит чайник и сам начинает раздеваться. – Хочешь свалить – дверь открыта. Только сомневаюсь, что дорогу до тачки найдешь. Наши следы замело уже. Блин! Вот же попала! Глазам становится больно, и я зажмуриваюсь, точно это может хоть что-то изменить. Будто открою их, и лесного дикаря уже не будет рядом. Машина не застрянет в сугробе, а мне не придется искать спасения от холода. Когда нахожу в себе силы открыть глаза, мужчина уже оказывается голым по пояс. Он развешивает вещи на веревке, отходящей в сторону от печки, и теперь я могу, не стесняясь рассмотреть его шикарное тело. Руки, полностью забитые всякими рисунками. Железные мышцы на спине. Спаситель открывает дверцу печи. Под треск горящих дров, подкидывает еще несколько поленьев. Наблюдаю за напряжением стальных канатов мышц, как надуваются вены и без того слишком раздутые, отчетливо проступающие даже под чернотой татуировок. Захлопнув дверцу, мужик снова поворачивается ко мне. Демонстрирует идеальное сложение, широкую грудь, что тяжело, но медленно вздымается, и напряженный рельефный пресс. Каждое движение кричит о силе, перекатывая живую сталь под кожей. Да, такой разорвет и даже не запыхается. Я не могу спросить его напрямую. Вдруг мужчина не узнал меня, ведь столько лет прошло, я была малышкой. Сдавать себя не хочется, но знать нужно. – Что значат ваши татуировки? – стараюсь, чтобы голос был ровным, но от одолевших меня холода и волнения, в нем слышится напряг. – Ничего, – сухой ответ. – Я слышала, на ладонях звериные лапы просто так не набивают, – продолжаю допытываться, что выглядит, наверное, очень странно. – Ты не захочешь узнать ответ, – безразлично. В нем будто вообще нет никаких чувств. Как робот. Без души и сердца. А у меня клокочет все в груди. – И не узнаешь. Потому что сдохнешь от воспаления легких. Очередной короткий безразличный взгляд в мою сторону, и его тон меняется на сердитый: – Чего застыла? Раздевайся, я сказал. И шагает к старому полотняному шкафу где-то в углу. Достает оттуда какие-то вещи. Возвращается ко мне. Подходит почти вплотную. Нависает скалой. Съеживаюсь. А звероподобный мужик всего лишь протягивает мне одежду и уже более спокойно произносит: – Надевай. Мокрое у печки повесишь. До завтра просохнет. Под его внимательным взглядом выхватываю вещи и прижимаю к себе, будто уже голая и пытаюсь закрыться. Такой взгляд у него… Точно лапает. Хватает руками, задевая самое сокровенное. Мужчина хмыкает. Накидывает на плечи свой тулуп и выходит из дома, даже не застегнув его. Быстро подрываюсь и начинаю раздеваться. Нужно успеть, пока он не вернулся. А то, что-то не вижу здесь других мест, где можно переодеться, укрывшись от чужого взгляда. Мне выделены безразмерные носки, свитер крупной вязки и здоровенная футболка. Без одежды становится теплее. Мокрыми оказываются даже бюстгальтер и трусики. Долго раздумываю, что с ними делать, но все же решаю снять. Вещи такие огромные, что почти полностью скроют меня, так что ничего страшного… наверное. Как только успеваю расправить на себе мягкий свитер, дверь в дом распахивается, впуская морозный холод. Хозяин жилища входит с охапкой дров в руках. Кладет ее у печи. Пройти и повесить мокрые вещи, получается лишь протискиваясь между мужчиной и столом в комнате. Понимаю, что совершаю ошибку, когда приходится прижаться к его торсу своим телом. Мне кажется, его жар успел прожечь меня даже через объемный свитер. Заинтересованный мужской взгляд сразу стреляет к зажатым в руке вместе с другой одеждой трусикам. Дура, блин! Идиотка несчастная! Я ведь совсем не подумал о том, что белье будет висеть на веревке вместе с другими вещами. Но мужчина лишь хмыкает, никак не комментируя происходящего. А мое лицо заливает жгучая краска. Сквозь землю провалиться готова! Пока развешиваю одежду, свитер то и дело задирается. Не такой уж он и длинный, как я на радостях подумала. Ловлю взгляд хозяина дома, направленный на мои оголенные бедра. Он смотрит без стеснения. Вообще не парится, как это выглядит со стороны. И это смущает еще больше. Я будто чувствую его власть надо мной. Точно так и должно быть. Закипает чайник. Мужик кивает в сторону стола, и я усаживаюсь на стул. Передо мной ставится горячая кружка, порезанный хлеб, нож, пачка масла и отрез вареной колбасы. – Ешь, – все, что говорит хозяин дома прежде, чем снова выйти на улицу. Выдыхаю и оглядываюсь. Громила пока меня не трогает, и это хороший знак. По крайней мере, мне хочется в это верить. Сижу в основной комнате, отгороженной от подобия кухни тонкой деревянной перегородкой и здоровой печью с лежанкой. Здесь, кроме стола, нескольких стульев и шкафа, имеется и кровать. Одна единственная. И не сказать что широкая.