И они двинулись в темноту. На невысоких могильных холмиках стояли кресты, самые разные, деревянные и металлические, простые - две перекладины - и витиеватые, отлитые на заказ. Тропинки петляли в жухлой, прошлогодней траве между железными оградками могил. Ветер задумчиво шелестел в металлических листьях венков, уныло раскачивались редкие худосочные деревца, словно обрызганные первой зеленой листвой. Вдалеке, за вспаханным черным полем, виднелись последние ряды дач, с другой стороны к кладбищу взбирался по склону бронзово-зеленый вал соснового бора. Было тихо и пусто здесь в этот предвечерний час. Косой привел сюда Ваську после долгого блуждания по поселку. Он ни у кого не хотел спрашивать дорогу. - Наследим только, - говорил он Ваське. - На кой это надо? Мы лучше тихо, шито-крыто, и там… Васька согласился поехать сюда только после того, как Косой сообщил, что на кладбище припрятаны вещи с большой кражи и их надо непременно перенести в другое, надежное место. Косой не только обещал рассказать, что это была за кража и с кем он ее совершил, но и поделиться добычей. И Васька сделал вид, что ради доли в добыче он готов ехать куда угодно. Он хорошо помнил, что говорил ему напоследок Цветков: «Надо, Вася, выкорчевать это гнездо, и дело тут не в одном Косом. Смотри, слушай и запоминай, но на рожон не лезь, это я тебе строго говорю». А Васька решил все увидеть и ради этого «полез на рожон». Однако главное заключалось не в этом. Главное, из-за чего Васька нарушил строжайший приказ Цветкова и не поехал домой, заключалось в том, что Косой вдруг охотно согласился вернуть пистолет. - Валяй бери, - усмехнулся он, и усмешка эта была, как всегда, какой-то нехорошей и непонятной. - Я себе другую пушку нашел, пострашнее. Только он тоже там. И Васька поверил. От волнения у него задергалась щека, и он торопливо прижал ее рукой. Вообще в этот вечер Косой был необычно весел и покладист, так необычно, что в другое время Васька непременно бы обратил на это внимание. Но сейчас мысли его были заняты одним: он скоро получит назад отцовский пистолет, все узнает о Косом, чего раньше не знал, а потом… потом с ним посчитается. Они долго плутали по дачному поселку, пока не вышли к полю. Над свежей пахотой чуть заметно дрожал воздух. Вдали на бугре виднелось кладбище. В дрожащем воздухе кресты там, казалось, шевелились, манили к себе людей. На маленькой скамеечке около одной из могил они присели и молча закурили. Пустынная тишина кладбища действовала на обоих. Потом Косой усмехнулся и сказал: - Вот и подождем тут. - Чего ждать-то? - спросил Васька. - Каждый свое ждет, что на роду написано, - неопределенно ответил Косой, продолжая усмехаться и тягуче сплевывая себе под ноги. И тут вдруг Васька почему-то подумал, что Косой сильнее его и что у него в кармане наверняка лежит нож. Сумерки сгущались, и желтая пыльная дорога среди черного поля была уже едва видна. - Подойдет кореш, - мечтательно сказал Косой, - лопату приволокет. Могилку и отроем. - Это зачем? Голос у Васьки чуть заметно дрогнул. - Надо. Так надо, Резаный, - ответил Косой, и в голосе его прозвучали какие-то новые, не знакомые Ваське нотки. Это был страшный план. Лишний холмик среди могил найти будет трудно. Да и кому придет в голову такая кощунственная мысль? Даже Олег Полуянов не испугался, когда Косой велел ему прихватить на даче у знакомых лопату. Мол, он, Косой, сначала посчитается с Васькой, а потом будет ждать Олега, чтобы зарыть кое-какое барахло, которое они с Васькой привезут. Только и всего… Тихо было на кладбище, пусто и тихо. Лишь где-то внизу, во тьме, под порывами ветра глухо шумел лес. Двое сидели у чьей-то могилы и ждали, каждый по-своему представляя себе то, что должно произойти. Когда вышли из ресторана, Сердюк был весел и беззаботен, добродушно подтрунивал над Зерновым и перемигивался с Игорем. И Откаленко решил, что все это ему показалось, ничего Сердюк не заподозрил, да и что можно было заподозрить в том игривом разговоре, который был у того с неизвестной, но веселой и бесшабашной девушкой? Откаленко догадался, что с Сердюком говорила Тоня, секретарь их отдела, это ее, конечно, позвал Цветков. А Тоня была человеком надежным. На вечерних улицах уже зажглись огни. Было необычно тепло. До студии Зернова дошли быстро. Она находилась совсем недалеко, тоже в новом доме, на самом верхнем этаже. В квартире была только одна большая комната с низким потолком и непривычно длинным окном. Около стен лежали подрамники, на некоторых был натянут свежий, еще не загрунтованный холст. В углу стояла широкая старенькая тахта, рядом на маленьком столике горой лежали кисти, карандаши, стояла немытая чашка из-под кофе, металлический кофейник с черными потеками, тут же на тарелочке лежали хлеб и колбаса. У окна стоял мольберт с начатой картиной, изображавшей, видимо, уголок Москвы. Несколько больших портретов маслом стояли, прислоненные к стене. Старенькие, облезлые стулья дополняли обстановку. - Батюшки, что у нас тут творится! - схватился за голову Зернов. - И придут дамы. Сердюк махнул рукой. - Дело какое… А вот выпить есть у вас? - Выпить нет, - растерянно посмотрел на Игоря Зернов. - Я как-то… признаться, запамятовал, - и тут же суетливо прибавил: - Давайте я спущусь, не возражаете? Он опять обращался к Игорю. - Ради бога! Вы хозяин, - улыбнулся тот. - А мы пока приберем тут. Зернов был какой-то потерянный и нервный. И это начинало беспокоить Игоря. Тем более что тот все время настороженно следил за каждым движением Сердюка и обращался с ним как-то опасливо и отчужденно. Видимо, и Сердюк заметил эту перемену и тоже насторожился. Реплики его становились все суше и короче, безоблачное настроение явно портилось. Когда Зернов, наконец, ушел, Сердюк задумчиво сказал: - Хозяин наш чего-то не того. Задергался. И вообще бабами он не увлекается. - А нам с ним детей не крестить, - беззаботно возразил Игорь. - Крыша над головой есть, и ладно. Сердюк нахмурился. - Ладно, да не очень. - У вас что-нибудь получше есть? - весело осведомился Игорь. - Тогда предлагайте. - А ты парень, я погляжу, того, - Сердюк усмехнулся. - Шустрый. Игорь многозначительно подмигнул. - Я не только шустрый. Я еще и деловой. И всю Москву знаю. Где чего - будьте спокойны. Доверительный и залихватский тон его, видимо, понравился Сердюку. Он огляделся и презрительно заметил: - Художник тоже мне! Они, говорят, тыщи гребут. А этот… с хлеба на квас. Вот сегодня я был у одного… Он вдруг запнулся и не очень естественно воскликнул, решив, видно, перевести разговор на другую тему: - А картин он нарисовал до черта! И сколько же за это ему платят? - Чужие рублики считаю, когда они моими становятся, - засмеялся Игорь, тоном, однако, давая понять, что речь тут идет вовсе не о воровстве, и, в свою очередь, спросил: - А где ж это вы были сегодня? Но Сердюка не так-то просто было вызвать на откровенность. Улыбка вдруг стерлась с его узкого лица, он остро взглянул на Откаленко и отрезал: - Где был, там меня нет. - Но обстановочка понравилась? - Будь здоров! - рассеянно ответил Сердюк, что-то обдумывая про себя. - А с виду совсем человек незаметный. «Неужели ограбил кого-то? - подумал Игорь. - Его надо брать сегодня же. Такого водить нельзя, сорвется. И тогда…» Ему стало страшно от одной мысли, что Сердюк останется на свободе. Нет, нет, что угодно, только не это! В нем чувствовалась такая сильная и злая воля, такая бездушная, совсем звериная жестокость, сейчас лишь слегка прикрытая напускным добродушием, что даже ему, Откаленко, привыкшему ко многому, становилось не по себе. «Скорей бы приехала группа», - лихорадочно думал он. - А гости твои не подведут? - спросил вдруг Сердюк, и в голосе его Игорю послышалось что-то новое, что-то, видимо, решенное. - Будьте спокойны. А что? - А то, - медленно произнес Сердюк. - Мы им один сюрприз устроим. Тихо-тихо было на кладбище и уже совсем темно. Внезапно Косой насторожился, прислушался, потом поднялся со скамейки и, потянувшись, лениво, совсем спокойно сказал: - Ну, а теперь посчитаемся. - Это в каком смысле? У Васьки страшно задергалась щека, и он по привычке зажал ее рукой. - А вот в каком… Косой вдруг развернулся и с силой ударил Ваську кулаком в висок. В кулаке был зажат нож, Косой бил рукояткой. Васька со стоном повалился на землю, а Косой уже сидел на нем и, захлебываясь от долго сдерживаемой ярости, почти шипел ему в лицо: - Продать захотел?.. Мусором стал?.. Не уйдешь теперь… Его всего трясло.