Павел Иванович понял намек. - Что ж, придется вас устроить. В одном укромном месте. Там сейчас кругом пусто и все заколочено. Помолчав, он сказал: - Хочу, кстати, поинтересоваться. Дело, как говорится, прошлое. Но каким образом вы тогда устроили со мной эту… аферу, что ли? Довольно ловко, кстати сказать. Антонов усмехнулся. - Это, дорогой, секрет фирмы. И случай, конечно. - Вы знали моего сотрудника, Моткова? - Нет, я его не знал, - покачал головой Антонов, но больше ничего не счел нужным пояснить. Да и зачем было рассказывать Павлу Ивановичу о той случайной цепочке, которая привела к нему, о том, что Мотков жил в одном доме с Васькой Резаным и кое-что однажды болтанул ему, а Васька передал Косому, и тот уже, к слову как-то, упомянул об этом в разговоре с ним, Антоновым, а вернее, не Антоновым, эта фамилия была придумана специально для Павла Ивановича. Словом, все это рассказывать не стоило, даже не следовало. Главное сейчас было в другом. Они быстро договорились. Напоследок Антонов, хитро подмигнув, сказал: - А потом мы с вами провернем одно выгодное дельце. Такое вам еще не снилось, дорогой. Олег Полуянов пришел к Лосеву через час после того, как Виталий отправил ему повестку. Было ясно, что Полуянов пришел сам, это было ясно и по его виду, решительному, сосредоточенному и осунувшемуся, без тени обычной рисовки. - Все, - сказал он. - Сажайте. Отсюда я не уйду. Виталий посмотрел на него с откровенным презрением. - За что же вас сажать, Полуянов? - Вы думаете, я только пижон и спекулянт? Я еще, между прочим, человек! - Вы еще трус и предатель. - Верно! - запальчиво воскликнул Полуянов. - Но все-таки я еще и человек! Сажайте! Именно за предательство! Васька на моей черной совести, - он вдруг скривился, и глаза наполнились слезами. - И ничего не вернешь назад, это тот случай. Виталий посмотрел на него с интересом. Нет, парень не притворялся. - Я был сегодня у Веры Григорьевны, - тихо сказал Полуянов. - Я ей все рассказал. Поверьте мне, это было нелегко. - Неужели она вас… - Она меня прогнала. Она так плакала, что… Я, конечно, подлец и циник. Но я не выдержал. Даю слово. Горе есть горе. И мать есть мать. Вам моя мысль понятна? - Насчет горя - да. А вот насчет того, чтобы сажать вас… - Пожалуйста! Поясняю. Вы говорите «предатель». Нечетко. Есть статья, соучастник в… - голос его дрогнул, - в убийстве. Раньше я не знал, что такое совесть. Не знал! А теперь… Васька перед глазами стоит, как живой. Смеется, ругается. Я на лунатика сейчас похож. Я… я, если хотите, себя не узнаю. Ни в бога, ни в черта не верю! А в совесть поверил. Есть! Я думал сам себя… Утром сегодня залез на подоконник, окно открыл. Шестой этаж. Внизу люди, машинки бегут. Глаза зажмурил, шагнул на край, считаю до пяти… Не смог! Инстинкт проклятый! А раз так - сажайте. Я себя там изведу… Я не хочу жить, понятно вам?.. Полуянов говорил захлебываясь, с надрывом, вытирая рукой слезы. И чувствовалось, как переполняет, душит его незнакомое, страшное чувство - совесть. И Виталий поверил. Не мог не поверить. И со свойственной ему горячностью откликнулся на этот взрыв человеческих чувств. - Да бросьте вы, Полуянов! Жить все равно придется. И вину свою искупить тоже придется. - Жить должен тот, - убежденно, как нечто вдруг твердо решенное, сказал Полуянов, - кто может свою вину искупить. Хоть чем-нибудь. А мне искупать нечем. Просто нечем. Васи нет и не будет. Вам эта мысль понятна? Не будет его, никогда не будет. Виталий уже забыл о своей еще недавней ненависти к этому парню. Он так ясно вдруг представил себе, как Олег стоит на подоконнике и считает про себя, и на секунду даже пережил этот ужас, который не позволил тому сделать шаг вперед. Виталий искал и не находил слов, которые надо сейчас, немедленно сказать, чтобы Полуянов перестал бессмысленно терзать себя. В этот момент в комнату вошел Откаленко. Вернее, он зашел чуть раньше, но Виталий только что заметил его. Игорь с непроницаемым, как у Цветкова, лицом постоял минуту у двери, потом не спеша, деловито подошел к столу и сел напротив Полуянова. Он, видимо, уловил характер происходящего разговора и смятение, в котором находился сейчас его друг. - Вот что, Олег, - сухо сказал он, однако называя Полуянова по имени и тем давая почувствовать ту крупицу доверия, которую в этот момент питал к нему. - Вот что. Надо нам помочь. Сможешь? Полуянов горько махнул рукой. - Я, знаете ли, даже себе помочь не смог. Духу не хватило. Так что чего уж там… - Ты эти нервы свои оставь, - резко ответил Откаленко. - Захочешь, так сможешь. И Васю раньше времени не хорони. Жив он пока. И врачи обещают: будет жить. Вот он его спас, - и Откаленко кивнул на Виталия. Полуянов ошалевшими глазами посмотрел на Игоря. - Жив, говорите?.. - Именно. - Тогда… тогда я что хотите сделаю! Тогда я… - Ну, то-то. А теперь вспомни, - Игорь говорил напористо и веско. - Позавчера в ресторане ты передал одному человеку записку. Так? - Ну, передал… - Неужели ты в нее не заглянул? Полуянов слабо усмехнулся. - Такое не в моих привычках… бывших. - Значит, заглянул. Что там было? - Всего два слова: «Встретимся у слона». Разве тут чего поймешь? - Что сказал тот человек, когда прочел? - Сказал, что будет ждать там перед обедом. Но тут вдруг вмешался Виталий. - А не помнишь, - быстро спросил он, - как «слон» было написано, с большой буквы? - Помню, - ответил Полуянов. - С большой. Как имя. Откаленко решительно хлопнул ладонью по столу, точно так, как это делал Цветков, заканчивая разговор. - Пока все. Ступай, Олег, домой и… - Не пойду, - упрямо помотал головой тот. - Арестовывайте. - Ты нам не диктуй, кого когда арестовывать, понятно? - прикрикнул на него Откаленко и многозначительно добавил: - Может статься, ты нам еще пригодишься. И глядишь, кого-то - кого-то! - от большой беды спасешь. Для такого дела стоит себя поберечь, понятно? И нервы свои тоже. Так что давай, давай ступай. И чтоб спать сегодня. Такой тебе приказ. Безапелляционный, уверенный тон Откаленко, без тени сочувствия и утешения, внезапно подействовал на Полуянова. Он пожал плечами, встал и, неловко простившись, направился к двери. Вслед за ним поспешно вышел и Откаленко: его вызвал по телефону Цветков. Оставшись один, Виталий нерешительно посмотрел на телефон, потом все же снял трубку и набрал номер. Откликнулся строгий женский голос, и Виталий сказал: - Будьте добры, можно Светлану Борисовну? - Она еще в командировке, товарищ, - ответил голос, неожиданно смягчаясь. - Но вечером приезжает. Так что завтра уже будет на работе. А кто ее спрашивает? - Мне, видите ли, по делу ее надо, - озабоченно произнес Виталий. - Спасибо, я тогда позвоню завтра. И поспешно повесил трубку. Казалось, он уже привык свободно разговаривать с самыми разными людьми на любую интересующую его тему. А вот как на личную, так на тебе, дурацкое какое-то стеснение нападает. Виталий встал из-за стола, убрал в сейф бумаги и, проверив в кармане пистолет, собрался было уходить, когда вернулся Откаленко. Вид у Игоря был озабоченный и хмурый. Словно продолжая размышлять вслух, он досадливо сказал: - Ко всем нашим хлопотам недоставало еще только Слона. Тут что-то надо придумать, старик. Ты не находишь? Какой-то фокус. Я так полагаю. И фокус был придуман. Правда, не ими. Павел Иванович отличался манерами величественными и неторопливыми и умел весьма ловко подавлять в себе всякую суетливость. Но на этот раз, сидя напротив мнимого Антонова в маленькой полутемной комнате с заколоченным снаружи окном, он все же не сумел удержаться и невольно забарабанил пухлыми пальцами по столу, а потом намертво сцепил их между собой. Он не верил своим ушам!