- Великолепно вы Носова прижали, - сказал Кучанский. - Это, знаете, высший пилотаж. Но… - он задумчиво стряхнул пепел с сигареты, - он психологически сломался все-таки быстрее, чем можно было ожидать. Не находите? - Нахожу, - кивнул Игорь. - И тут есть одна мысль. Носов ведь связан ещё и с Анашиным, и с Булавкиным. Эта цепочка тоже ведёт к Лучинину. - Тут вы спешите, - заметил Савельев. - Лучинин два раза приезжал рыбачить к Анашину. О Лучинине, видимо, что-то хотел сообщить вам Булавкин. Это ещё не цепочка. - Но присмотреться необходимо, - мягко возразил Кучанский. - Советую все же не разбрасываться. Вторая цепочка пока гипотетична, а вот первая вполне реальна. Она все объясняет, вплоть до гибели Лучинина. - Видимо, да, - не очень уверенно согласился Игорь. Кучанский засмеялся. - Вам сейчас нельзя сомневаться! - энергично воскликнул он. - Вы вышли на финишную прямую. Как вы теперь собираетесь действовать? - У меня вот какой план. Глядите. К одиннадцати часам Игорь все-таки успел вернуться в горотдел. И почти вслед за ним пришла Филатова. - Да, - сказала она враждебно. - Ухаживал. Руку и сердце предлагал. Он даже к родителям моим ездил, их уговаривал. - У вас было с ним объяснение? - Было… - И что же? - Он сказал… что я его все-таки полюблю. Отвратительный человек. Игорь помолчал. Ему было неловко расспрашивать её о таких вещах. - Вы меня извините, что приходится… - Я понимаю, - перебила она. - Спрашивайте. - Он знал о ваших… о вашем отношении к Лучинину? - Наверное… Во всяком случае, догадывался. - Это его не остановило? - Его? Нет. Это не такой человек. Он мягкий и вежливый только с виду. И умеет притворяться. Я же вам говорила. - А он с вами не говорил о Лучинине? - Никогда. - Но, вероятно, ревновал? - Наверное… Да, конечно, ревновал. Я однажды поймала его взгляд, когда он смотрел на Женю… Глаза её вдруг наполнились слезами, и она поспешно закусила губу. - Он писал вам когда-нибудь? - Да… - У вас сохранились эти письма? - Что вы!.. - она удивлённо подняла на него глаза. - Да, конечно, - смутился Игорь. - Простите. И последний вопрос: он вам говорил что-нибудь о планах на будущее? - О, у него были самые широкие планы, - Филатова слабо усмехнулась. - Он очень честолюбив. Хотя… Но я вам уже сказала, что он умеет притворяться. - Ну, тогда ещё один вопрос: вы знаете кого-нибудь из его знакомых вне завода? Филатова задумалась, перебирая тонкими пальцами косынку, лежавшую на коленях. - Да, - сказала она, наконец, и посмотрела на Игоря. - Он мне говорил о том самом человеке. Они друзья. - Он не говорил, где они познакомились? - Кажется, они когда-то вместе учились. - Этого не может быть! - воскликнул Игорь, но тут же, усмехнувшись, добавил: - Впрочем, в жизни все бывает. - Да, - тихо повторила Таня. - В жизни все бывает. Потом она ушла. А через несколько минут в кабинет постучала Анна Николаевна Бурашникова, маленькая, очень полная, в круглых очках, тёмные, с сильной проседью волосы были аккуратно собраны в пучок. На руке у неё висела большая потёртая сумка, тонкий ремешок глубоко вдавился в пухлую складку у локтя. Круглое лицо Бурашниковой светилось такой очевидной застенчивой добротой, что могло показаться простоватым, если бы не мудрый, терпеливый взгляд светлых, чуть выцветших глаз из-под очков. Знакомство с ней произошло быстро, не успела ещё Бурашникова усесться возле стола, взгромоздив на колени свою сумку и вытереть мокрым, зажатым в кулак платком бисеринки пота со лба. - Заходил, как же, - ответила она на вопрос Игоря. - И наряды смотрел. - А из бухгалтерии выносил? - Чего греха таить - выносил. «Хочу, - говорит, - досконально все изучить». Я ему говорю: «Не положено». А он мне: «Сделайте, мол, исключение. Надо подготовиться. Из Москвы комиссия едет». Ну, что ты будешь делать? И чего ему надо? Бухгалтерия его не касается. А Валентина Григорьевича, как на грех, не было, болел он. При нем бы не осмелился. - Вы и другим позволяете в нарядах рыться? - Ни, ни. Это уж кто так, понахальнее. И то на моих глазах, - она смущённо улыбнулась. - Никак авторитет не внушу. Все «тётя Аня» да «тётя Аня». Что с ними поделаешь? Но чтобы что пропало, такого не было. - До первого случая, оказывается, тётя Аня, - усмехнулся Игорь. Ему было легко, и просто беседовать с ней, особенно после того тягостного, душу вымотавшего разговора, какой был с Филатовой. Что ж, горе есть горе, никуда от него не денешься, ничем не отгородишься, даже если это чужое горе. Впрочем, Игорь уже привык делить с людьми их горе - такая работа. Что тут поделаешь? А не взвесишь чужое горе на своих плечах, не ощутишь его непомерной горечи, тоски и гнева, что тебе делать тогда на такой работе, какой из тебя прок? И горе Филатовой это теперь и его, Игоря, горе: ведь погиб хороший, нужный всем человек. Тень пробежала по лицу Игоря, он невольно нахмурился, прогоняя эти, не ко времени возникшие мысли. И видно, Бурашникова заметила, перехватила что-то из них. Она тяжело вздохнула и вытерла платком лицо, будто смывая с него неуместную сейчас, добрую свою улыбку. И толстое лицо её стало сразу напряжённым и задумчиво-скорбным. Она, видно, тоже сейчас вспомнила Лучинина, Игорь готов был поклясться в этом. И он сразу ощутил, что лёгкость и приятность ушли из разговора, вернее, ушла видимость этого, которая появилась было вначале. - Если надо, так и подпишусь, - вздохнула Бурашникова. - Никто больше взять их не мог, кроме него. Это точно. - Но это ещё не все, Анна Николаевна. Игорь достал зеленую папку из прокуратуры и стал листать страницы допросов. Сейчас в этой папке были собраны все протоколы - и те, что были у Роговицына, и те, что передал Раскатов в первый день по приезде Игоря и Виталия в Окладинск. Наконец Игорь нашёл то, что искал, и, пробежав глазами исписанную страницу, сказал: - Вы говорили, Анна Николаевна, что видели Лучинина в тот самый вечер. И что шёл он не один. Бурашникова скорбно кивнула головой. - Видела, как же. Темно, правда, уже было. - Как видели, близко? - Ближе некуда. Мимо забора моего прошли. - Кто же с ним был? - Вот не знаю я того человека. - А если увидите, то узнаете? - Ой, милый, не скажу. Память у меня только нацифры и документы. Их, ночью разбуди, вспомню. А на личность, ну прямо, никуда. Ей-богу, никуда, - огорчённо повторила она и, словно желая утешить Игоря, добавила: - А насчёт того, точно вам говорю: никто больше взять их не мог. Я так вчера и Валентину Григорьевичу сказала, когда он меня конф… конф… как уж он объявил, не помню. В общем, секретно спрашивал, по душам. Вам одному и велел про то сказать. - Это очень важно, Анна Николаевна, - кивнул Игорь. Потом ушла и Бурашникова. А вскоре на её месте уже сидел, перекинув ногу на ногу и упёршись острым локтерл в колено, худой, усатый Симаков. Поминутно сдувая пепел с сигареты на ковёр и от волнения не замечая этого, он говорил: - Я, так-эдак, прямо скажу: уважения к нему нету. Чуть раскосые глаза его в упор смотрели на Игоря, а брови, сходившиеся как бы под углом, придавали этому взгляду какое-то укоризненное выражение. - …Я пока людям говорю: помогать, мол, надо, так-эдак, - продолжал Симаков. - Но сам все больше вижу: не тому помогаем. Носов во где у нас у всех, - Симаков похлопал себя по шее. - А он чего делает? Мы вот поглядим, поглядим да на партбюро его вытащим, так-эдак.