– Так меня зовут. Я на третьем курсе. Ты новенькая? Она выжидательно смотрела на Амелию. И та подумала, что у этой женщины плохо развит инстинкт самосохранения. – И что? – процедила сквозь зубы Амелия. – Как тебя зовут? – Не твое собачье дело. Это не слишком напоминало разговор на светских вечеринках с коктейлями, о которых Амелия читала в книгах. Хуэйфэнь кивнула, словно Амелия поделилась с ней ценной информацией. Это слегка смутило Амелию. – Знаешь, он новенький. Хуэйфэнь смотрела сквозь толпу гостей на коммандера Гамаша, который стоял с бокалом в руке и слушал кадетов. – А вид у него подержанный, – заметила Амелия. Хуэйфэнь рассмеялась. – А это… – она показала на крепыша, который проявил интерес к Амелии, – профессор Ледюк. Герцог. Прежде он руководил академией. Хуэйфэнь перевела взгляд с Ледюка на Гамаша, потом подалась к Амелии, и та отпрянула, но успела услышать, как Хуэйфэнь прошептала: – Держись от него подальше. Вижу, он тобой интересуется. Держись от него подальше. Потом Хуэйфэнь выпрямилась и рассмеялась, словно одна из них сказала нечто умное. Амелия посмотрела на Ледюка, потом на Гамаша. Она не поняла, кого из этих двоих имела в виду азиатка, предупреждая держаться подальше. – Странно, почему он здесь, – сказала Хуэйфэнь, и на этот раз было очевидно, что речь идет о Гамаше. – Так или иначе, – она взглянула на Амелию, – это должно быть интересно. Она вскинула брови и улыбнулась, потом двинулась через комнату, вроде бы не имея никакой цели. Но вскоре Амелия заметила, что цель у нее все-таки была. Попетляв немного, Хуэйфэнь остановилась рядом с Ледюком. Герцогом. На взгляд Амелии, он нисколько не походил на герцога. В нем не ощущалось ничего царственного. Он излучал грубую энергию. Что-то первобытное, становившееся особенно заметным на фоне благовоспитанных людей. Он одновременно отталкивал и привлекал. Не своей личностью, но тем, чем может привлекать сила. И Амелия не единственная чувствовала это. Вокруг него собралась тесная кучка кадетов. Хуфа, или как там она назвалась, разговаривала с ним. А потом он медленно повернул голову. И посмотрел на Амелию. Вот уже второй раз за вечер Ледюк разглядывал ее. Долгим, задумчивым, оценивающим взглядом. Так смотрят на кусочек пазла. Подойдет или нет? Пригодится или нет? И Амелия подумала, что эта Хуфа, вероятно, подошла к ней по его приказу. Интересно, о чем она ему наболтала? Мгновение прошло, связь разрушилась, и Амелия снова пустилась в одиночное плавание. Она попивала свой виски с имбирным пивом и наблюдала, как толпа гостей то наплывает на нее, то уходит в отлив. Внезапно она поняла, что за собравшимися наблюдает кто-то еще. Преподаватель старшего поколения. Он появился последним, все остальные уже давно пришли. Прежде Амелия не видела его. Ни в коридорах, ни в аудиториях, ни даже в столовой. Он был новым и старым одновременно. Этот человек стоял в одиночестве у двери, изящно держал стакан виски и оглядывал комнату. Он встретился взглядом с Амелией, и на мгновение ей показалось, что он собирается улыбнуться. Но его проницательные глаза скользнули по ней и ушли в сторону. Амелии стало любопытно, принадлежит ли он к старой гвардии, или это новый преподаватель, приведенный коммандером. Наверняка старая гвардия. По виду – точно. Старый. И вид гвардейский. Несколько мгновений она смотрела на него. Достаточно долго, чтобы он почувствовал на себе чей-то взгляд. Амелия делала это ради забавы, а еще потому, что любила играть с бритвенными лезвиями, иголками и ножами. Затем она переключила внимание на коммандера и его жену. Она увидела, как улыбается коммандер, потом смеется над чем-то, сказанным одним из кадетов. Они с женой сидели у камина, и на их лицах играл теплый отсвет пламени. В коммандере Гамаше ощущалась какая-то легкость. В том, как он смотрел на мадам Гамаш. В том, как он слушал и не чувствовал потребности доминировать. Амелия перевела взгляд и заметила, что профессор Ледюк расстался с маленькой группой, окружавшей его, и подошел к новоприбывшему. Пожал старику руку. Улыбнулся. Они обменялись несколькими словами, после чего Герцог посмотрел на коммандера. Взгляд был совсем недружеский. И тогда она тоже посмотрела на Гамаша. Любой человек, который может вызывать такую ненависть в другом человеческом существе, достоин того, чтобы понаблюдать за ним. «Да, – подумала Амелия, делая еще глоток из стакана и слушая, как бесится и завывает метель за окном, – в академии, может, не так уж и забавно, но азиатка права: будет интересно». Кадет Амелия Шоке не знала и не могла знать, как не мог знать и никто из находящихся в квартире коммандера, что не успеют еще сойти снега, как один из них будет мертв. И убьет его тоже один из них. Слово «интересно» даже близко не отвечало тому, что надвигалось. Глава восьмая – Сейчас не смотрите, – наклонившись, прошептал Бовуар на ухо Гамашу. – Бребёф и Ледюк нашли друг друга. Жан Ги наблюдал за тем, как Ледюк прикоснулся дружеской рукой к локтю человека постарше. Confreres, подумал Бовуар. Собратья. Одной крови. Коммандер Гамаш даже не собирался смотреть в ту сторону. Вместо этого он показал на освободившееся кресло. Жан Ги осторожно взглянул туда. Кресло было из черной кожи и очень походило на пасть, которая вот-вот захлопнется. Сдавшись, Жан Ги сел и откинулся на спинку. – Merde, – прошептал он. Это было, без сомнения, самое удобное кресло из всех, в каких он когда-либо сидел. Кроме кресла, в комнате имелось немало других неожиданных вещей. Столько всего и так быстро произошло с тех пор, как Жан Ги принял должность заместителя коммандера, что у него не было даже возможности спросить Гамаша, почему тот оставил Ледюка. И почему пригласил Бребёфа. Оба решения он считал опрометчивыми. А вместе они казались безрассудными, на грани безумия. Сведение этих людей в одном кампусе и без того было достаточно рискованным, но пригласить их на одну вечеринку? И дать им выпивку? Бовуар вскользь подумал, вооружены ли они. Гамаш запретил персоналу носить оружие, даже офицерам полиции, временно приписанным к академии. И Жан Ги, вопреки воле и инстинктам, оставил свой пистолет в управлении Квебекской полиции. На глазах Бовуара эти двое вели все более оживленный приятельский разговор. Ледюк выглядел воодушевленным, а Бребёф – более сдержанным. Кивал, соглашался. Мишель Бребёф, бывший суперинтендант, был одним из самых влиятельных офицеров Квебекской полиции, перед тем как его с позором выгнали. Серж Ледюк был наиболее влиятельной фигурой в академии, при нем выпускались сотни кадетов, он давал им оружие, но лишал нравственной основы. Как тут не обеспокоиться, увидев, что эти двое разговаривают голова к голове? – Подойти к ним? – спросил Жан Ги, собираясь подняться из чертовски удобного кресла. – Зачем? – Чтобы остановить их, – ответил Бовуар. – Пресечь в зародыше. – Они найдут возможность поговорить в другом месте, – сказал Гамаш. – А здесь, по крайней мере, все происходит на виду у всех. – Это ведь не тинейджеры, приобщающиеся к выпивке, patron, – возразил Жан Ги, пытаясь говорить ровным голосом. – Это… – Он замолчал в поисках нужного слова. – Merde? – с улыбкой спросил Гамаш. Потом улыбка померкла, и лицо посерьезнело. – Хотя ты, наверное, искал другое слово – «зло». – Нет, – откровенно признался Бовуар. Он не мыслил в категориях добра и зла. Он даже не мыслил в категориях «плохой» и «хороший».