Вместе с голосом до Ирины докатился тяжелый запах давно немытого тела. Она резко обернулась и увидела совсем рядом существо неопределенного возраста и предположительно женского пола, облаченное в лиловый спортивный костюм немыслимого размера, покрытый пятнами всевозможных оттенков, как политическая карта Африки, и кокетливую соломенную шляпку с грязно-голубой шелковой лентой. В руке у этого колоритного создания была большая пластиковая сумка из сетевого супермаркета, наполненная какими-то подозрительными пакетами, свертками и коробками. Существо это имело круглое, излишне румяное лицо, на котором выделялись крючковатый нос и круглые, выпученные глаза. Все это в сочетании с соломенной шляпкой создавали сходство с Совой из мультфильма о Винни-Пухе. – Ляля – она все видит! – повторило существо и погрозило кому-то пальцем. – Кто это – Ляля? – удивленно осведомилась Ирина, стараясь держать безопасную дистанцию. – Так я же и есть! – ответила незнакомка и слегка присела, изображая что-то вроде книксена. – И что же вы видели? – А вот ты послушай… – Ляля схватила Ирину за локоть неожиданно твердыми пальцами и забормотала: – Есть трава сулея, она по кладбищам растет, особливо по заброшенным да запущенным, где кресты покосившиеся да могилы провалившиеся. Ее надо непременно в полнолуние собирать и бросать в корзинку через левое плечо. Она от головной боли и от душевных хворостей помогает. Еще есть трава – зовется ведьмины слезы, эта растет по оврагам, где кто-нибудь сгинул, где чьи-то кости лежат. Ее надо собирать перед самым рассветом, когда выпь закричит. Если ее в подол зашить, никто на тебя гневаться не будет. А еще есть кабурлык-трава, она на болотах растет. Как болотный огонь увидишь – иди за ним, он тебя непременно к той траве приведет. А трава это хорошая, кто ее отвар выпьет, тому всегда веселые сны сниться будут… – Еще есть разрыв-трава, – бормотал колдун, глядя перед собой пустыми белесыми глазами, в которых отражалось пламя свечи. – Растет она вдоль старых заброшенных дорог, собирать ее надо в тот час, когда утренняя звезда взойдет. Эта трава любой замок, любой запор легко откроет… – На что мне чужие замки открывать? – перебил колдуна молодой боярин. – На что мне чужая казна, чужие сокровища? У меня своих довольно! Ты мне, старик, такую траву дай, чтобы меня гнев грозного царя миновал, чтобы не попасть мне на дыбу и на плаху! Чтобы быть мне у грозного государя в милости да в почете! Признавайся – есть у тебя такая трава? Пламя свечи закачалось, едва не погаснув, но потом вспыхнуло ярче прежнего, осветив жалкую лачугу, ее хозяина – старого слепого колдуна и его ночного гостя – молодого боярина в дорогом кафтане и мягких сафьяновых сапожках. Видно было, что боярин неловко, неуютно чувствует себя в этой нищей лачуге, что привычнее ему богатые боярские хоромы и даже царские палаты. Не пришел бы он посреди ночи в эту лачугу, коли не было бы крайней нужды. – Есть, боярин, как не быть! – Колдун захихикал, пальцы его зашевелились, как белесые черви. – Та трава называется одолень, ее надо в ночь после Духова дня собирать, непременно чтобы на новую луну, а растет она на погостах… – Это мне знать без надобности! – резко оборвал его боярин. – Ты ведь уже ту траву собрал, дай мне ее, да дело с концом. А я тебе за нее звонким золотом заплачу. Ты ведь слепой, да не глухой, звон монет услышишь! – Твоя правда, боярин, твоя правда… – колдун открыл маленькую шкатулку темного дерева, и по его землянке расползся тяжелый, пряный запах. – Ох, духовитая эта трава! – огорчился боярин. – Как бы не почуял ее грозный царь! Как бы не обвинил меня в чародействе! Он с чародеями да знахарями суров! Вспомнил он, как на прошлое Крещение в Александровой слободе, где помещался теперь царский двор, казнили двух дворян и одного мещанина из немцев. Изобличили их в чародействе, схватили по доносу дворянского слуги да подвергли жестоким пыткам на сыскном дворе. Не выдержали все трое, признали свою вину, покаялись в том, что через свое чародейство хотели извести государя. По вине и казнь – закопали всех троих на выгоне в землю по самую шею да выпустили на тот выгон свиней… Ох, как кричали несчастные! Хорошо хоть, недолго – быстро их муки кончились. Некоторые опричники наблюдали за казнью, а сам молодой боярин отговорился тяжким похмельем – не любил он таких кровавых развлечений… – Не бойся, боярин! – проговорил колдун, поглядев на молодого боярина своими белесыми незрячими глазами, словно прочел его самые черные мысли. – Ты эту траву заверни в рыбий пузырь, запаха-то и не будет! Он достал из шкатулки маленький мешочек, обнюхал его со всех сторон и с неохотой протянул боярину. – Вот она – одолень-трава! Носи ее в ладанке, и не будет тебе беды от грозного государя! Боярин спрятал мешочек с травой на груди под кафтаном, бросил перед колдуном несколько золотых монет. – На, как договаривались – пять золотых ефимков… да вот тебе еще три, помни мою доброту! – Благодарствую, боярин! Колдун замолчал, словно к чему-то прислушиваясь, потом заговорил тихо, значительно: – Добр ты был ко мне, боярин! Добр и справедлив! И я не подведу тебя, открою тайну. Трава, что я тебе дал, сильная да чудодейственная, да только государь Иван Васильевич – не простой государь, в гневе он страшен да коварен… – Ох, мне ли этого не знать! – вздохнул боярин. – Часто, ох, часто вижу я его в лютом гневе! – Чтобы отвести его гнев, мало одной травы… может и не помочь эта трава… – Что же ты мне голову морочишь! – Боярин вскочил, схватился за саблю. – Погоди, боярин, не гневайся! Трава, что я тебе дал, хорошая, но, чтобы она в полную силу тебе помогла, нужно еще особое заклинание знать. – Ну, так говори его скорее! Говори свое заклинание! Не томи меня, старый чародей! – Погоди, боярин, не торопись! Колдун опустился на колени, подполз к дальнему углу своего жилища, отвалил от стены замшелый камень, пошарил за ним и вытащил небольшую старинную книжицу в потертом кожаном переплете, открыл ее. Желтоватые страницы этой книги были покрыты аккуратно выведенными, выцветшими от времени письменами. – Что это за книжица? – спросил боярин отчего-то дрогнувшим голосом. – Часослов это, – ответил ему колдун вполголоса, словно кто-то мог их подслушать. – Не похожа она на часослов! – Твоя правда, боярин. Не похожа. Потому как не простой это часослов. Черный это часослов… – Как это? – До меня принадлежал он великому чародею. Большой силы был колдун… часть его силы в этом часослове заключена. – Где же он сейчас? – Нет его. Сожгли его за чародейство. – Видать, не помог ему этот часослов! – Твоя правда – не помог. Видно, такая уж была его судьба. Но только в этом часослове большая сила скрыта. Не простые молитвы в нем написаны, а сильные заговоры да тайные заклятья. И не простыми чернилами те заклятья написаны – кровью казненных, кровью повешенных. – Чур меня! – Боярин отшатнулся от страшной книги. – Что ты такое говоришь, старик? – Правду говорю! Ты меня спрашивал, как царский гнев от себя отвести? Так вот заклятье на такой случай… – Он перевернул страницу и нараспев забормотал: – На дворе трава, на траве роса, не простая то роса, то кровь заговоренная, заколдованная… кровь трех странников, пяти калик перехожих, семи каторжников заклейменных, девяти колодников замученных… кровью той заклинаю, заговариваю – как коса скосит траву, так ты, роса утренняя, трава заговоренная, отведи от меня лютый гнев государев… Замолчал колдун. Тихо стало в его лачуге. Снаружи, за тонкой стеной, прокричал козодой. – Бери этот часослов, – проговорил наконец старик и протянул страшную книжицу боярину. – Много в нем мудрости. Не только от царского гнева он тебя защитит – научит, как получить великую власть и силу… – Власть и силу… – повторил боярин как завороженный. – Знаешь ты, старик, как сердце человека отворить. Читаешь в нем, как в открытой книге… – А не хочешь ли ты, боярин, узнать, что тебя ждет? Боярин замешкался, не зная, что ответить. – Что – али боишься? – усмехнулся колдун. – Я, Годунов? – Даже в полутьме землянки видно было, что лицо боярина вспыхнуло. – Я ничего не боюсь! Ладно, показывай, что у меня впереди! – То-то… – колдун повернулся к очагу, над которым булькало в закопченном котелке какое-то варево, голыми руками схватил этот котелок и поставил его перед своим гостем. Боярин хотел было заглянуть в котелок, но колдун остановил его властным жестом: – Погоди, боярин, погоди! Больно ты скорый, боярин, больно горячий! Сперва еще кое-что сделать нужно… протяни-ка мне свою левую руку! Боярин вытянул вперед левую руку, растопырил пальцы. Колдун неожиданно взмахнул своей костлявой рукой, в которой невесть откуда появился кривой, острый, как бритва, сарацинский нож, полоснул по ладони боярина. Тот вскрикнул – больше от неожиданности, чем от боли, и отдернул руку. Большая капля крови успела упасть в котелок, растворилась в нем. Варево в котелке забулькало, закипело, как будто под ним снова развели огонь. – Ты сдурел, что ли, старик? – прошипел боярин и потянулся к кинжалу, висящему на отделанном серебром поясе. – Не серчай, государь мой! Для верного колдовства нужна была малость твоей крови. Теперь можешь глядеть… теперь тебе твое будущее откроется… Варево в котелке тем временем утихло, успокоилось, поверхность его стала ровной и блестящей, как вода в замерзающем озере перед тем, как покрыться льдом. Боярин наклонился над котелком и застыл, пристально вглядываясь в него. – Что ты видишь, боярин? – Вижу коршуна черного… вижу, как клюет он гусей, да журавлей, да прочих птиц… клюет, так что кровь из них так и брызжет! Что сие значит, старик? – Видно, еще многих людей сживет со свету грозный царь, прежде чем за ним самим придет костлявая…