— Доброй ночи, шкипер, — желает Донна. Крис снова просматривает меню. Он убить готов за порцию карри. Но захлопывает шкафчик. Если ты сам себя не любишь, то кто тебя полюбит? Глава 51 Ибрагим полусидя устроился в кровати. На столике рядом — сигара и стаканчик бренди, на коленях — открытый ноутбук. Он открывает присланный Донной файл — записи с камеры наблюдения. В Куперсчейзе вам будет непросто найти человека, который лучше Ибрагима разбирался бы в информационных технологиях. Очень непросто. — А теперь прошу слушать внимательно, — говорит Ибрагим. — Дугласа с Поппи убили где-то до пяти часов дня двадцать шестого, значит, нам нужно просмотреть записи от этого времени до четверга, когда Элизабет с Джойс открыли ячейку. Следующие три дня или около того. — Ясно. — Кендрик прислоняется головой к плечу Ибрагима. — Что, если я просмотрю на своем ноутбуке двадцать шестое, а ты на своем айпаде — двадцать седьмое? — Блеск! — отзывается Кендрик. — И если увидишь, как кто-то пытается открыть ячейку 531, сразу кричи. — Ладно, — соглашается Кендрик. — Только я не буду кричать, я просто тебе скажу. — Хорошая мысль, — кивает Ибрагим. — А пока смотрим, можем поговорить. — Чтобы не скучать, — подхватывает Кендрик. — Именно. — Ибрагим нажимает иконку воспроизведения. Просматривать удается самое большее с восьмикратным ускорением. Камера хранения работает с семи утра до семи вечера, значит, на каждый день уйдет девяносто минут. Вместе с Кендриком они за это время управятся с двумя днями. Может, это и не самое подходящее задание для восьмилетнего мальчишки, но в наше время с детьми слишком уж нянчатся. — Я свое уже запустил, — сообщает Кендрик. — А о чем будем разговаривать? Ибрагим просматривает черно-белое видео на своем экране. Камера охватывает все ряды ячеек. Даже на восьмикратной скорости там еще не мелькнуло ни единой души. — Как дела в школе? — М-м-м, нормально, — тянет Кендрик. — Ты о римлянах что-нибудь знаешь? — Знаю, — отвечает Ибрагим. На экране девушка запихивает в ячейку, расположенную в конце прохода, свой рюкзачок. — А кого больше всех любишь? — спрашивает Кендрик. — Из римлян? — Я — Брута. Тут прошла уборщица, но она ничего не украла. — Думаю, мне нравится Сенека Младший, — говорит Ибрагим. — Величайший философ-стоик. Он отлично владел теорией, но всегда старался давать и практические советы. Считал, что философия — не священный текст, а лекарство. — Вот здорово, мы его еще не проходили, — отзывается Кендрик. — А динозавр какой, по-твоему, лучший? Стегозавр? — Да, тут мы сходимся, Кендрик. — Ибрагим делает глоток бренди. — У тебя болит там, куда тебя били? — спрашивает Кендрик, не отрывая взгляда от экрана. — Я всем говорю, что нет, — отвечает Ибрагим, — но да, сильно болит. — Они, наверное, знают, — предполагает Кендрик. — Наверное, знают, — соглашается Ибрагим, — но ты единственный, кому я сам в этом признаюсь. — Спасибо, дядя Ибрагим, — отзывается Кендрик. — Сейчас кто-то забрал коробку из другой ячейки, это скучно. А что ты чувствовал, когда тебя ударили? Страшно было? — Очень хорошие вопросы, — произносит Ибрагим, глядя на то, как мужчина в костюме кладет в ячейку портфель, а следом снимает галстук и убирает его тоже. Потерял работу, а жене еще не рассказал. — Помнится, мне было очень страшно. Казалось, будто я попал в барабан стиральной машины. Глупо, да? — Вообще-то нет, — возражает Кендрик. — Что чувствовал, то чувствовал. — И я понимал, что могу умереть. Это я запомнил. Я об этом подумал. И подумал: «Ладно, но разве справедливо, что это случится именно так?» И еще подумал: «Эх, если бы знать заранее!» — Угу, — говорит Кендрик. — И я вспомнил твоего дедушку, и Джойс, и Элизабет тоже и понял, что мне будет их не хватать, а им будет не хватать меня. И понадеялся, что, возможно, я не умру. Что все кончится хорошо. — Я рад, что ты не умер, а то мы сейчас с тобой не сидели бы. Ибрагим закуривает сигару. Кендрик продолжает: — Если бы меня убивали, я тоже подумал бы о дедушке, а теперь еще и о тебе. И о Коди из нашей школы, и о Мелиссе, и о мисс Уоррен. А больше всего о маме. Ух, какая большущая сигарета! Тебе нельзя курить, ты знаешь? Ибрагим пускает дым. — Обычно я делаю то, что мне говорят, — так жить проще. Но не всегда. — Как и я, — поддерживает Кендрик. — Иногда я не сплю ночью, а мама об этом и не знает. — А о папе ты не думал бы? — интересуется Ибрагим. — Если бы тебя убивали? Кендрик минуту размышляет. — Я подумал бы, не рассердит ли его это. Ибрагим кивает и делает зарубку в памяти. — Я тоже о своем папе не думал. — У тебя же нет папы, дядя Ибрагим! Ему была бы тысяча лет сейчас. Некоторое время мужчины сосредоточенно занимаются делом. Ибрагим видит семь или восемь человек, проходящих вдоль ячеек, — все они не у нужного им шкафчика, и Кендрик видит примерно то же самое. Ячейку 531 пока никто не трогал. Они ведут непринужденный разговор. Ибрагим выясняет, что любимое число у Кендрика — тринадцать, потому что его жалко, а Кендрик озадачивает Ибрагима вопросом о планетах. Самая большая — Юпитер, лучшая — Сатурн. (Не Земля? — Земля не считается!) Экранные часы отсчитывают секунды в восемь раз быстрее, чем настольные. К концу дня появляется новая уборщица, и на этом все. — Так хорошо было, — говорит Кендрик. — А давай другой день опять вместе смотреть? Ибрагим соглашается. Ему приходит сообщение от Элизабет: «Есть новости?» — и он отвечает: «Да. Меня тревожат отношения Кендрика с отцом». Элизабет в ответ присылает рожицу, закатившую глаза. Она всерьез увлеклась эмодзи. Сделав перерыв на посещение туалета — Кендрик справляется с этим куда быстрее Ибрагима, — они включают запись того дня, когда Элизабет с Джойс открыли ячейку. Остановятся, как только их увидят. Снова мелькают черно-белые изображения. Ни Ибрагим, ни Кендрик не устали — кто же устает, когда так интересно? Ибрагим спрашивает, любит ли Кендрик читать, и тот отвечает, что иногда любит, а иногда нет. Сам он интересуется, бывал ли Ибрагим в других странах, и тот упоминает Египет, тогда Кендрик произносит это слово по буквам. Время подходит к обеду, когда Ибрагим видит на экране Элизабет с Джойс и замедляет прокрутку до нормальной скорости. Разговора он не слышит, но с этими двумя и так все понятно. Он видит, как им не дается замок, и Джойс лезет в сумочку, а потом Элизабет повторяет попытку, и дверца отходит. Качество записи не из лучших, но почти все можно разобрать. Элизабет достает пакетик из-под чипсов — тот, что утром показывала Ибрагиму, затем Джойс прячет его в сумочку, и они выходят. Кендрик просит показать ему Элизабет с Джойс и восклицает: «Ого, это же и вправду они!» Но больше они ничего не обнаруживают и вынуждены признать поражение. Итак, у ячейки никто не появлялся. Никто не пытался ее вскрыть до прихода Элизабет с Джойс. — Жаль, что мы не увидели преступника, — говорит Кендрик. — И мне жаль, — соглашается Ибрагим. — Элизабет будет недовольна. — А давай посмотрим за день до того, — предлагает Кендрик. — Просто так, на всякий случай. Ибрагим не спорит, потому что по окончании работы Кендрик вернется к деду. Они включают запись за двадцать пятое, накануне убийства Поппи и Дугласа. Или одной Поппи, если Элизабет права. Дуглас подделал собственную смерть? Хм-м-м… Сейчас они больше молчат, но молчать им уютно. Только раз Кендрик предлагает Ибрагиму угадать, с какой скоростью летит ракета, и все. Они смотрят вместе и вместе замечают пришельца. Идет между рядами так же, как проходила сотня других людей у них на глазах. Только этот одет в байкерскую кожаную куртку, и лицо закрыто шлемом. И останавливается он точно перед ячейкой 531. — Что у нас тут, Кендрик? — спрашивает Ибрагим. — Может, преступник? — Может, и преступник, — соглашается Ибрагим, выпуская облачко сигарного дыма. И кому это надо — выходить из дома?