Рон взволнован, потому что на следующей неделе к нему приедет погостить внук Кендрик, и Ибрагим тоже волнуется. Из Ибрагима вышел бы прекрасный отец и замечательный дед. Но не сложилось, как и многое другое в его жизни. «Глупый ты старик, — говорит он себе, поворачивая ключ в замке зажигания, — ты совершил самую большую из всех возможных ошибок. Ты забыл прожить свою жизнь, просто спрятался от нее, отсиделся в надежном месте». Что ему это дало? Как много решений он не принял из осторожности? Как часто пугался любви? Ибрагим вспоминает, сколько раз на своем пути разминулся с жизнью. Ибрагим всегда был мастером в том, чтобы «все хорошенько обдумать», но теперь решил взять пресловутого быка за рога. Захотел хоть немного пожить настоящим моментом. Научиться бездумной свободе — у Рона, неукротимому оптимизму — у Джойс и еще кое-чему — у той стенобитной машины с умом криминалиста, что зовется Элизабет. «Я вообще не рекомендовал бы вам заводить собаку». Так он сказал Джойс. Но, конечно же, она должна ее завести. Он скажет ей об этом, когда вернется. Позволит ли Джойс ему гулять с песиком? Наверняка позволит. Замечательная тренировка для сердечно-сосудистой системы. Каждому стоило бы завести по собаке. Всем мужчинам следует жениться на тех, кого они любят, а не сбегать от страха в Англию. У Ибрагима была целая жизнь на то, чтобы обдумать это решение. Он никогда не обсуждал его с друзьями. А может, следует однажды обсудить? От ворот Куперсчейза он поворачивает налево. Разумеется, осмотрев дорогу, а потом осмотрев еще раз. Перед ним — целый мир, и, как бы ни было страшно, он принял решение время от времени выбираться из Куперсчейза. И вот он здесь, посреди шума, уличного движения, множества людей. Отныне раз в неделю он будет садиться за руль «Дайхатсу» Рона и навещать Файрхэвен. Он проезжает указатель поворота к городку. Какой кайф! Он сам по себе, один. Пройдется по магазинам, посидит в «Старбаксе» с чашечкой кофе и газетой. И заодно посмотрит и послушает. О чем нынче говорят люди? Не выглядят ли они несчастными? Ибрагим беспокоился, что не сможет припарковаться, но место находится сразу. Он беспокоился, сумеет ли оплатить парковку, но и это ему удается. Какой психотерапевт боится жизни? Ибрагим подозревает, что каждый первый. Оттого-то они и становятся психотерапевтами. И все равно, ему не повредит впустить в свою рутину кусочек мира. В Куперсчейзе мозги кальцифицируются, если позволить им расслабиться. Одни и те же люди, одни и те же разговоры, одни и те же жалобы и воркотня. Расследование убийства явно пошло Ибрагиму на пользу. Он быстро разбирается и с кассой самообслуживания, и с бесконтактным платежом. Абсолютный минимум взаимодействия с людьми. Не приходится даже кивать незнакомому человеку. Подумать только, он мог бы все это пропустить! Ибрагим находит симпатичный несетевой книжный магазинчик, где никто не возражает, если вы просидите в кресле с книжкой в руках час-другой. Конечно, эту книжку он покупает. Называется она «Ты» и повествует о психопате по имени Джо, которому Ибрагим очень сочувствует. Он покупает еще три книжки, потому что хочет, чтобы магазинчик продержался до следующей недели, когда он сюда вернется. За кассой висит плакат: «Ваша местная книжная лавка — пользуйтесь, чтобы ее не лишиться». Пользуйтесь, чтобы не лишиться. Вот это правильно. Затем он сюда и пришел. Он выходит в уличный шум, к проносящимся мимо машинам, к орущим подросткам и бранящимся строителям. Ему хорошо. Не так страшно. Мозг чувствует, что живет. Пользуйтесь им, чтобы его не лишиться. Ибрагим смотрит на часы. Три часа пролетело, оглянуться не успел, теперь пора домой с полной головой впечатлений. Он скажет Джойс, чтобы брала собаку, а потом поведает ей все о бесконтактных платежах. Она наверняка уже знает о них, но, может быть, не в курсе, какая технология за ними стоит, а он ее просветит. Время летит, когда вы проживаете его по-настоящему. Он припарковал «Дайхатсу» Рона у файрхэвенской полиции — самое безопасное место для парковки. Возможно, однажды он заскочит повидать Криса с Донной. Разрешается ли навещать полицейских на работе? Он уверен, что они будут рады его видеть, но не хотел бы пустыми разговорами помешать, скажем, расследованию поджога. Новый Ибрагим готов рискнуть. Желаете кого-то повидать? Сходите и повидайте. Так поступил бы Рон. Правда, Рон не закрывает за собой дверь уборной, так что Ибрагиму стоит помнить: всему есть предел. На углу у полицейского участка он обходит троих подростков в капюшонах и с велосипедами. И узнает запах марихуаны. В Куперсчейзе много курильщиков марихуаны. Считается, что это помогает от глаукомы, но, по статистике, людей с глаукомой не так уж много. В молодости кто-то из богатых друзей уговорил Ибрагима покурить опиум. Он оказался слишком трусливым для того, чтобы повторить опыт, но, может быть, это дело тоже стоит внести в список. Он задумывается, где мог бы купить опиум. Крис с Донной должны знать. Полезно иметь знакомых в полиции. Эти трое — как раз из тех, кого Ибрагиму следует бояться, и он это понимает. Но они его вовсе не пугают. Молодежь вечно околачивается с велосипедами на углах улиц, так будет всегда. В Файрхэвене, в Лондоне, в Каире. Ибрагим видит впереди «Дайхатсу». На обратном пути он завезет ее на мойку. В первую очередь чтобы отблагодарить Рона, но еще и потому, что ему нравится мойка машин. Он достает свой телефон. Это первое, чему он сегодня научился. За парковку можно заплатить через мобильное приложение. Может, и неплохо, что теперь все смотрят в свои телефоны? Если у тебя в кармане — все знания и достижения человеческой истории, наверное, не грех потратить время на их изучение… Велосипеда Ибрагим не слышит, зато чувствует, как он проносится мимо, видит руку, которая тянется к его мобильнику и дергает так, что Ибрагим валится с ног. Он падает на бок и катится до самого бордюра. Плечо, ребра в тот же миг пронзает боль. Рукав пиджака порван. Удастся ли зачинить? Он надеется, что да, — это его любимый пиджак, — но разрыв выглядит неприятно, белая подкладка торчит, словно обломок кости. Он слышит шаги — кто-то бежит — и мальчишеский смех; шаги приближаются. Ибрагим ощущает два пинка — один в спину, другой в затылок. Его голова снова бьется о бордюр. — Райан, ходу! Дело плохо. Ибрагим это понимает. С ним произошло что-то серьезное. Он хочет шевельнуться и не может. Сырость из водостока просачивается сквозь шерстяную ткань брюк, во рту появляется вкус крови. Опять кто-то бежит, но Ибрагим не в состоянии защищаться. Лицо холодит бордюрный камень. Шаги смолкают, однако его больше не пинают. Он чувствует чьи-то руки на своих плечах. — Дружище. Дружище! Господи! Кристин, вызывай скорую. Да, приключения всегда заканчиваются скорой помощью, кем бы ты ни был. Насколько велик ущерб? Всего лишь переломы? Переломы в его возрасте — это достаточно плохо. А может, что похуже? Его ударили по затылку. Что бы ни случилось дальше, одно Ибрагим знает наверняка. Он допустил ошибку. Не следовало так рисковать. Больше не будет поездок в Файрхэвен и сидения с книжечкой в кресле. Где, кстати, его новые книжки? Мокнут на асфальте? Его кто-то трясет. — Дружище, открой глаза, не спи! «Но у меня же открыты глаза», — думает Ибрагим и тут же осознает, что это не так. Глава 6 Потягивая второй бокал «Мальбека», Элизабет слушает рассказ своего бывшего мужа Дугласа Миддлмисса о международной организации по отмыванию денег. Из этого рассказа постепенно становится понятно, почему Дугласу в его возрасте понадобилась нянька. — Мы давно к нему подбираемся, к этому Мартину Ломаксу. Прекрасный большой дом, куча денег, при этом все доходы задокументированы. Ребята из отдела экономической безопасности его и пальцем тронуть не могут. Но что известно, то известно, верно? — Верно, — подтверждает Элизабет. — В его дом кто только не приходит в любое время дня и ночи. Русские, сербы, турецкая мафия. Всех тянет в жилище отшельника на окраине сонной деревушки. Хэмблдон, знаешь такую? Там изобрели крикет. — Прискорбно, — говорит Элизабет. — «Рейндж-роверы», «Бентли» так и снуют по сельским дорогам. Арабы на вертолетах, словно они там на службе целый день. Однажды главарь ирландских республиканцев выпрыгнул с парашютом из одномоторного самолетика и приземлился прямо у него на лужайке. — А чем он занимается? — спрашивает Элизабет. — Неофициально. — Страхованием, — отвечает Поппи. — Страхованием? — Он типа банка для крупных криминальных группировок, — поясняет, подавшись к Элизабет, Дуглас. — Скажем, турки закупают в Афганистане героин на сто миллионов фунтов. Сразу всю сумму они не выплачивают. — Так же, как за холодильник, — полный расчет после доставки, — добавляет Поппи. — Спасибо, Поппи, — благодарит Элизабет. — Что бы я без вас делала? — Ну вот, они вносят страховой депозит миллионов на десять надежному посреднику, — продолжает Дуглас. — Как залог доверия. — А посредник — Мартин Ломакс? — Да, они все ему доверяют. И ты доверилась бы, если бы познакомилась с ним. Удивительный парень: злодей злодеем, но надежный. Среди злодеев редко найдешь такого, на которого можно положиться. Сама знаешь. Элизабет кивает. — Так что, у него полный дом налички? — Бывают наличные, бывает и более экзотический товар. Бесценные полотна, золото, бриллианты, — говорит Дуглас. — Один узбекский наркоторговец заложил первое издание «Кентерберийских рассказов»[3], — вставляет Поппи. — Любое ценное имущество, — кивает Дуглас. — Он хранит его в комнате-сейфе в собственном доме. Если сделка проходит благополучно, Ломакс возвращает заклад, и его нередко используют повторно. А если срывается, заклад уходит на компенсацию. — Полагаю, это хранилище достойно внимания, — говорит Элизабет. — Уверен, что в любой момент там найдется полмиллиарда наличными, столько же в золоте и драгоценностях, в похищенных полотнах Рембрандта и в китайском нефрите стоимостью в миллионы. И все это — в нескольких милях от Винчестера, представь себе. — Откуда вам все это известно? — Мы несколько раз побывали в этом доме, — объясняет Поппи. — Установили в стенах микрофоны, в светильниках — камеры. — Ну ты знаешь все эти трюки, — добавляет Дуглас. — И в хранилище? — В эту комнату попасть ни разу не удалось, — качает головой Поппи. — Но там и по дому много чего раскидано, — говорит Дуглас. — Когда я туда вломился, на бильярдном столе лежала картина Ван Эйка. — Ты вломился? — Не без помощи, разумеется. Помогали Поппи и паренек из Особой лодочной службы[4]. — Вы тоже взломщица, Поппи? — обращается Элизабет к сидящей на подоконнике и болтающей ногами девушке. — Я просто оделась в черное и делала что велят, — отмахивается Поппи, устраиваясь поудобнее. — Что ж, в этом — вся суть секретной службы, — кивает Элизабет. — Итак, вы двое и некий участливый друг вломились в дом, до отказа набитый сокровищами? — Точно, — говорит Дуглас. — Просто чтобы осмотреться немножко, понимаешь? Прикинуть, что к чему, снять пару кадров и смыться, пока никто не узнал. Мы с тобой сто раз такое проделывали. — Понимаю. Но при чем здесь квартира со старыми креслами и запертой спальней, а главное — предложение бывшей, к великому счастью, жене поработать твоей нянькой? — Вот с этого момента, честно говоря, у меня и начинаются маленькие проблемы. Ты готова? — Валяй, Дуглас, — говорит Элизабет, в упор разглядывая его. Огонь в глазах совсем не померк. Тот огонь, который наводил ее на совершенно безосновательные мысли о мудрости и обаянии. Тот огонь, который заставил ее отправиться к алтарю с мужчиной на десять лет моложе и пожалеть об этом уже через несколько месяцев. Тот огонь, который довольно быстро превращается в свет маяка, предупреждающий о близости рифов. — Могу я сперва уточнить? — спрашивает с подоконника Поппи. — Пока мы все не рассказали.