Хог: Не надо так, Санни. Дэй: Как именно не надо? Не надо на тебя обижаться? Хотеть тебе заехать? Ты же оскорбил мою жену. Сказал, что она стала бы мне изменять с этим… Хог: Я просто делаю свое дело. Дэй: Копаешься в мусоре? Ну уж нет. Хватит. Я не буду об этом говорить. Хог: Вы должны. Дэй: А то что? Ты все равно напечатаешь свое вранье? Не пытайся на меня наезжать, приятель. На меня наезжали и покруче ребята — до сих пор свои зубы по всему городу собирают. Хог: Санни, я не из «Энкуайрера». Нам надо с этим разобраться. Покончить с секретами. Вы как-то сказали, что Гейб разбил вам сердце. Именно в этом было дело? В том, что он спал с Конни? Дэй: Отключай запись. Интервью окончено. Хог: Тогда давайте поговорим о самой драке. Вы подрались в «Чейсенс» на следующий день после вашего дня рождения. Что случилось? Дэй: Отключай, черт возьми! Хог: Санни, до сих пор мы хорошо работали. Через многое прошли. Но это главный бой. Я знаю, что это сложно. Это вас задевает, ранит вашу гордость. Но отступать нельзя. Нам надо с этим разобраться. Дэй: Тебе, приятель, ни с чем разбираться не надо. Ты меня, конечно, прямо под дых ударил. После всего, что мы пережили, после всей моей любви к тебе… Хог: А, я опять уволен, так? Дэй: Убирайся. Все кончено. И это правда. Хог: Понятно. (Пауза.) Да, я понимаю. Теперь понимаю. Дэй: Что ты понимаешь? Хог: Последний вопрос, и я ухожу. Вы всерьез рассчитывали, что это сойдет вам с рук? Дэй: Что — это? Хог: Нежелание рассказывать правду. Весь этот проект — это просто рекламный трюк, так ведь? Вы хотели привлечь внимание, помочь своей карьере. Даже угрозы придумали. Правда в том, что вы и не собирались рассказывать про ту вашу драку. Вы решили… что же вы решили? Что привлечете больше внимания, если ничего не расскажете? Так? Дэй: Ты все неправильно понял, Хоги. Я хотел честно, но просто не могу. Разве ты не понимаешь? Я думал, что смогу, но когда подошел вплотную… Хог: Вплотную к чему? Дэй: Я ошибся. Я тоже человек. Хог: Вы настоящий мастер, вот вы кто. Вы всех обвели вокруг пальца. Издателя. Газеты. И меня. Вот это больно, Санни. Понимаете, я же перешел на вашу сторону. Я начал думать, что в вас есть что-то большее, чем то, за что вас годами ругали в газетах. Вы мне понравились. А вы все это время носили маску. Вы со мной работали, как с аудиторией в Вегасе. Давали мне то, что я хотел. Использовали меня. Дэй: Ты ошибаешься, Хоги. Поверь мне. Хог: С какой стати мне вам верить? Дэй: Потому что я говорю правду, черт возьми. Хог: Расскажите ее кому-нибудь другому. Дайте объявление в газете: «Требуется шестерка, опыт работы необязателен». Вот кто вам нужен. Вот кто вам всегда нужен. Прощайте, Санни. (конец записи) ГЛАВА 10 В Нью-Йорке еще не кончилась зима. Когда я вылез из такси возле своего дома, от резкого ветра с Гудзона меня пробрало сквозь тренч. По краям тротуара лежал старый почерневший снег. Квартира моя оказалась еще меньше и запущеннее, чем я помнил. Я налил Лулу воды, насыпал корма и плюхнулся в кресло. Надо было распаковывать вещи. Платить по счетам. Но это все могло подождать — у меня не было настроения. Лулу тоже приуныла. Свою макрель она только понюхала, а потом, недовольно поворчав, свернулась на тахте и сердито уставилась на меня. Не в состоянии сидеть без дела дома, я решил вывести Лулу на прогулку. Я переоделся в черную кашемировую водолазку, костюм из толстого шерстяного твида и непромокаемые туристские ботинки. Я достал кожаное пальто на меху, которое купил в Милане, потом нашел шапку, перчатки и трость, и мы вышли из дома. Уже стемнело. На улицах кипела жизнь, и во всю эту энергию, шум и суету хотелось окунуться с головой. Мы пошли по Бродвею. Я шагал бодро, Лулу переваливалась рядом, задевая комки грязного снега висячими ушами. Возле Линкольн-центра за углом я обнаружил музыкальный магазин «Тауэр Рекордc», которого там раньше не было. Мы зашли посмотреть, я купил себе несколько альбомов Эррола Гарнера. Оттуда мы направились к Сентрал-Парк-Уэст. Нью-Йорк город маленький, и мы внезапно оказались прямо напротив того самого здания, в котором когда-то жили. Окна с видом на парк стоимостью 895 тысяч долларов ярко светились. Наверняка Зак организовал для нее вечеринку в честь возвращения домой — нечто стильное, модное и тупое. Лулу заскулила. Она хотела подняться наверх и поздороваться. Я рыкнул на нее и повернул к центру города. Она не тронулась с места. Я дернул за поводок. Она все равно не тронулась с места. Я дернул сильнее. Победил я: я же больше. На Коламбус-Серкл мы свернули на восток по Пятьдесят девятой и двинулись к «Клубу Ракетки». Я выписал чек на всю сумму своей задолженности и оставил Лулу с любезными сотрудниками за стойкой. На час я отдался в руки массажисту, потом пошел в парную. Раскрасневшийся и распаренный, я повел Лулу по Парк-авеню к Центральному вокзалу. Я избежал соблазна свернуть на Мэдисон полюбоваться на витрины «Пол Стюарт» — все равно неустойку от издателя Санни, сколько бы ни удалось выбить, спущу на одежду. На новый «Ягуар» все равно не хватит. Ну хоть что-то новое я из этой истории узнал: в литнегры я не гожусь. Мы зашли в «Ойстер-бар», я взял дюжину устриц и «Кровавую Мэри». Потом настала пора «Алгонкина». Тамошний метрдотель родился в бруклинском районе Бенсонхерст, но успел где-то обзавестись фальшивым британским акцентом. Он встретил нас как старых друзей и посадил за столик в углу. Майкл Файнстайн негромко играл на рояле приятное попурри из мелодий Гершвина. Шампанское отлично легло на устриц. И ростбиф с красным сухим из Медока — тоже. Своей девочке я, как всегда, взял порцию холодного вареного лосося. Настроение у нее сразу улучшилось. Как ни странно, я думал про Ванду. Я с ней не попрощался. Надо было это сделать, но слишком сложные чувства меня одолевали. Сексуальные желания при этом так и не пробудились. Ванда, конечно, сумасшедшая. Зато с ней было не скучно, а меня уж точно не радовало сидеть тут в одиночку. Я съел большой кусок шоколадного торта, выпил кофе и рюмку коньяка «Курвуазье». Подумал было выпить еще одну, но вместо этого взял такси до ближайшего к моей квартире винного магазина и купил там целую бутылку. Шел мокрый снег. Пока мы добрались до дома, на нос Лулу успели упасть несколько снежинок. Она только фыркала, и чем ближе мы подходили к двери, тем больше спешила. «Курвуазье» и Гарнер отлично сочетались. Я сел в кресло и впустил их в душу, пока снег стучал в окно в потолке кухни, а Лулу дремала у меня на коленях. Гарнеровская версия I Cover the Waterfront особенно мне понравилась. В точности под настроение. Грустное. Через несколько часов я задремал прямо в кресле под звуки снега и музыки Гарнера. Часа в четыре утра меня разбудил телефонный звонок. Кто-то всхлипывал в телефонную трубку. Думаю, вы и сами догадаетесь, кто именно. — Я больше не могу, Хоги. Мне не вынести этой боли. — Так примите аспирин, Санни. — Это не такая боль. Да ты знаешь. Это… — Это что? — Я потерял твое уважение. Это невыносимо. — Лучше б вы раньше об этом подумали — до того, как втянули меня в свои игры. — Не надо так, Хоги. Не отталкивай меня. — Санни, сейчас ночь. — Да знаю я, знаю! Сижу тут в кабинете, смотрю на твой эвкалипт. Я там прожектор установил. Просто сижу тут и все. — Вы пили? — Было дело, — признал он. — А ты? — Было дело. — Ну и что теперь делать, а, Хоги? Что нам делать? — Идти спать. А утром встать, и вам заняться вашей жизнью, а мне моей. — Моя какая-то до ужаса пустая, Хоги. — Угу. — Возвращайся, Хоги. Возвращайся домой. — Я дома. — Может, обсудим еще какие-нибудь идеи? Фильм, например. — Забудьте. — Твоя прежняя комната тебя ждет. — Санни, моя жизнь здесь. Мне нужно возвращаться к собственной карьере, какой бы она ни была. — Так пиши свой следующий роман здесь. Работай спокойно, живи сколько хочешь, и мы сможем по-прежнему завтракать вместе, разговаривать и… — Санни, я вешаю трубку. До свидания. — Я оторвал трубку от уха. И тут он выпалил: