Парень на другой стороне улицы вытирает пот со лба, дрожит, явно колеблется, потом решительно поворачивает назад. Человечек над его плечом беснуется, гримасничает, вопит. Я не различаю слов, но мне ясно, что это малюсенькое существо проклинает молодого человека. Тот застывает на месте. Выслушивает то, что говорит ему крохотный человечек в джеллабе, закрывает глаза, делает глубокий вдох. И наконец кивает. Он уступил. Еще мгновение, и чувствуется, что на него снизошел покой, безграничный покой. Маленькое существо, убедившись в своей победе, перестает злиться, говорит уже ровно и сдержанно, – видно, что оно все больше убеждается в покорности своего собеседника. Парень явно воспрянул духом, он улыбается и что-то коротко говорит человечку. Все улажено. Они пришли к согласию. И тут колокола умолкают. Молодой человек смотрит на часы и снова делает глубокий вдох, видно решившись на что-то; он идет в прежнем направлении широкими шагами. Потом сворачивает за угол. Я крадусь следом. Конечно, никаких новостей мне это не сулит, но меня крайне интересует загадочное существо, которое преследует парня, летая над ним, подобно воздушному змею, парящему в безветренном небе. Парень выходит на восьмиугольную площадь Карла Второго. На паперти церкви Святого Христофора толпятся люди в траурной одежде, они только что вышли после заупокойной службы. Следом выносят гроб. Парень подходит к церкви, поднимается по ступеням туда, где собралась толпа. Я иду туда же, как вдруг мне на глаза попадается нечто интересное: слева я вижу пластиковый контейнер с жареной картошкой, лежащий поверх кучи мусора в урне. Картошка явно еще не остыла, – похоже, ее только что туда бросили. Ну как тут удержаться?! Я плюю на слежку, хватаю коробочку и целыми горстями запихиваю в рот жареные ломтики, не веря своему счастью: неужели через несколько минут меня перестанет терзать голод?! Мои зубы жадно впиваются в теплую мякоть. Я оживаю. Или нет еще, я сейчас оживу! Так… а где же мой парень с его странным летучим спутником? Обернувшись, я вижу его за фонтаном, в метре от служащих похоронного бюро, которые загружают гроб в черный лимузин. И вдруг он распахивает свою парку, выкрикивает сорванным голосом какую-то фразу и делает резкое движение. Раздается взрыв. Что-то мелькает в воздухе. Меня подхватывает мощная воздушная волна. Я взлетаю. И падаю. 2 – Ну вот, он уже слегка порозовел… – Значит, приходит в себя… Я смутно различаю голоса. Но на сей раз не сквозь дремоту – сейчас вокруг меня какая-то черная бездонная пропасть, непроницаемый мрак, где я покоюсь в блаженном забытьи. – Месье! Мне тепло в этом мраке. Тепло и легко, все стало невесомым – и мое тело, и мои мысли. Освобожденный от того и от другого, я перестал быть самим собой. И это непривычное облегчение мне приятно. – Да откройте же глаза! Ну вот, опять… – Откройте глаза! В словах, обращенных ко мне, я улавливаю тревогу. Стоит ли реагировать? – Откройте глаза! Как, уже? – Умоляю вас, откройте! Нужно избавиться от этой панической обстановки, и я принимаюсь за дело, чувствуя, что способен выполнить приказ. – Пожалуйста, откройте глаза! – Как ты думаешь, он нас слышит? Ну конечно же слышу. И конечно, открою глаза. Только потерпите немножко, я сейчас… я постараюсь… – Месье, сейчас не время сдаваться, соберитесь с силами! По настойчивости голосов я оцениваю, насколько я слаб. Веки меня не слушаются, они налиты свинцовой тяжестью, горят огнем. Чтобы поднять их, нужна сила штангиста. Делаю глубокий вдох и – хоп! – последнее усилие. Ура! Меня заливает дневной свет. На фоне серого неба вижу два склоненных надо мной лица. – Прекрасно, месье! – Браво! – Как вы себя чувствуете? Пытаюсь что-то выговорить, но мне мешает сжавшееся, забитое чем-то горло. К горлу подступает рвота. И у меня хватает сил лишь на подобие слабой гримасы. Лица благодарят меня ответными широкими улыбками. – Вам не трудно дышать? Обеспокоенный этим вопросом, я сосредотачиваюсь на дыхательном процессе – вдыхаю, выдыхаю, медленно повторяю то и другое, мобилизуя бока, грудь и нос так старательно, словно впервые изобретаю дыхание. – В легких боли не чувствуете? Мотаю головой. – А в подвздошье? Реагирую так же. На обоих лицах написано облегчение. По-моему, я им угодил. Теперь я уже довольно ясно различаю черты моих спасателей: у паренька круглое полудетское лицо балованного ребенка; девушка, бледненькая, хрупкая, внимательно разглядывает меня нежно-голубыми глазами фарфоровой куклы. Как же мне хочется, чтобы они задали новые вопросы, лишь бы доставить им удовольствие! – Вы можете говорить? Хочу сказать «да», но слово застряло где-то в глотке. Как странно! Мне все же удается выдавить: – Мгм… Этот невнятный звук – максимум, что мне удается произнести. Собственно, меня это не тревожит. Зато по лицам ребят видно, что им этого мало. – Не обижайтесь, месье, но скажите: в обычное время вы способны говорить? Я улыбаюсь. – То есть вы подтверждаете, что в нормальной жизни вы не немой? Улыбаюсь еще шире. – Значит, это просто шок. – Или боль… – …которая мешает вам говорить? Я размышляю, потом поворачиваюсь к пареньку, который сказал о шоке. – А вы можете встать на ноги?