– Умеешь, – уперся Буссе. – Умеешь, только не хочешь. Вошла фру Оскарсон, взяла малыша с гитарой на руки и решительно унесла его из комнаты. Он ревел и размахивал руками, и мама успела еще сказать через плечо: – Я сейчас приду, а вы тем временем можете поговорить с Леной. Мальчики сказали ему, что Лене десять лет. Для своего возраста она была высокая и, несмотря на чуточку кислый вид, красивенькая. На ней были синие джинсы и хлопчатобумажная блузочка. Она застенчиво остановилась. – Садись, – сказал Мартин Бек, – так нам будет удобнее разговаривать. Она присела на краешек стула и сдвинула колени. – Тебя зовут Лена, – сказал он. – Да. – А меня Мартин. Ты уже знаешь, что произошло? – Да, – сказала девочка и уставилась в пол. – Я слышала… мне мама сказала. – Я понимаю, что ты, наверное, боишься, но должен спросить тебя кое о чем. – Да. – Я слышал, что сегодня ты была на улице вместе с Анникой? – Да, мы играли вместе. Улла, Анника и я. – Где вы играли? Она кивнула в направлении окна. – Сначала там внизу, во дворе. Потом Улле пришлось уйти домой на обед, а мы с Анникой пошли к нам. Потом за нами зашла Улла, и мы снова пошли на улицу. – Куда вы пошли? – В парк Тантолунден. Мне пришлось взять с собой Буссе, там есть качели, на которых он любит качаться. – Ты знаешь, когда приблизительно это было? – Наверное, в половине второго, в два, мама должна это знать. – Так значит, вы пошли в парк Тантолунден. Ты не видела, Анника там, возможно, встретила кого-нибудь? Может, она с кем-то разговаривала, с каким-нибудь мужчиной? – Нет, я не видела, чтобы она с кем-нибудь разговаривала. – Что вы делали в парке? Девочка несколько секунд смотрела в окно. Наверное, размышляла. – Ну, – сказала она, – мы играли. Сначала пошли на качели, ради Буссе. Потом прыгали через скакалку. Потом пошли к киоску с мороженым. – В парке были еще какие-нибудь дети? – Нет, когда мы там были. Вернее, в песочнице было два малыша. Буссе начал драться с ними, но потом их увела мама. – А что вы делали потом, после того как купили мороженое? – спросил Мартин Бек. Откуда-то из глубины квартиры до него донесся голос фру Оскарсон и яростный рев малыша. – Мы просто бродили. Потом Анника разозлилась. – Она разозлилась? Почему? – Ну, просто разозлилась. Мы с Уллой хотели играть в классики, а она не хотела. Она хотела играть в жмурки, но в жмурки нельзя играть, когда с нами Буссе. Он всегда бегает вокруг, подглядывает и каждому говорит, кто где прячется. В общем, она разозлилась и ушла. – А куда она пошла? Она сказала, куда идет? – Нет, она ничего не сказала. Просто ушла, а мы с Уллой как раз чертили классики и не видели, куда она пошла. – Так значит, вы даже не видели, в какую сторону она пошла? – Нет, мы об этом не думали. Мы играли в классики и тут увидели, что Буссе исчез и что она тоже исчезла. – И вы пошли искать Буссе? Девочка смотрела на свои руки, сложенные на коленях, и прошла минута, прежде чем она ответила. – Нет. Я подумала, что он где-то с Анникой. Он вечно за ней бегает. У нее нет… то есть, не было, ни брата, ни сестры, и она всегда была очень ласкова с Буссе. – А что было дальше? Буссе вернулся? – Да, он вскоре пришел. Наверное, он был где-то близко, но мы его не видели. Мартин Бек кивнул. Ему хотелось закурить, но он не видел нигде в комнате пепельницу и отбросил эту мысль. – А куда, по-вашему, ушла Анника? Буссе не сказал, где он был? Девочка замотала головой, и длинные светлые волосы упали ей на лоб. – Мы подумали, что она пошла домой. Буссе мы ни о чем не спрашивали, а сам он ничего не говорил. Потом так закапризничал, что мы решили пойти к нам домой. – Ты знаешь, сколько было времени, когда Анника ушла с детской площадки? – Не знаю. У меня не было часов. Но когда мы пришли сюда, домой, было три часа. А мы долго не играли. Примерно, полчаса, не больше. – Вы видели в парке еще каких-нибудь людей? Лена откинула назад волосы и наморщила лоб. – Мы на это не обратили внимания. По крайней мере, я. Думаю, там некоторое время была какая-то женщина с собакой. С таксой. Буссе хотел поиграть с ней; мне пришлось подойти и увести его. Она с серьезным видом посмотрела на Мартина Бека. – Он не должен играть с собаками, – объяснила она. – Это опасно. – И больше никого ты в парке не заметила? Подумай, может, кого-нибудь вспомнишь? Она покачала головой. – Нет, – ответила она. – Мы играли, и мне приходилось присматривать за Буссе, так что я не видела, есть ли там кто-нибудь еще. Может, кто-нибудь проходил мимо, но я этого не знаю. В соседней комнате стало тихо, и фру Оскарсон вернулась в гостиную. Мартин Бек встал. – Не могла бы ты мне сказать, как фамилия Уллы и где она живет? – спросил он девочку. – Мне пора идти, но, возможно, я еще зайду к тебе. Если ты о чем-нибудь вспомнишь – о том, что случилось или что ты видела еще, скажи маме, и она позвонит мне. Он повернулся к матери девочки. – Это может быть какая-нибудь, на первый взгляд, совершенно незначительная подробность, – сказал он. – Но я бы хотел, чтобы вы позвонили мне, если что-нибудь вспомните. Он дал фру Оскарсон свою визитную карточку и получил листок бумаги с фамилией, адресом и телефоном третьей девочки. Потом он вернулся в парк Тантолунден. У специалистов из технического отдела было еще полно работы в ложбинке у летнего театра. Солнце стояло низко и отбрасывало на газон длинные тени. Мартин Бек оставался там до тех пор, пока не увезли мертвое тельце. Потом он вернулся на Кунгсхольмен. – Трусики он снова унес, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Да, – сказал Мартин Бек. – Белые. Тридцать шестого размера. – Гнусная свинья, – сказал Гюнвальд Ларссон. Он ковырялся карандашом в ухе и бормотал: – А что на это говорят наши четвероногие друзья? Мартин Бек бросил на него критический взгляд. – Как поступим с Эриксоном? – спросил Рённ.