В руководстве полиции кое-кто по-прежнему упрямо настаивал на том, что у Лундгрена нет никакого алиби относительно убийства в Ванадислундене, и подвергал сомнению надежность его свидетельских показаний. Это привело к тому, что Гюнвальд Ларссон поставил одну женщину в весьма неприятное положение, а другая женщина поставила Колльберга в еще более неприятное положение. Гюнвальд Ларссон набрал телефонный номер в районе Ваза. После чего состоялся следующий разговор. – Янсон слушает. – Добрый день. Криминальная полиция, у телефона старший криминальный ассистент Ларссон. – Слушаю вас. – Могу я поговорить с вашей дочерью Майкен Янсон? – Да, пожалуйста. Секундочку. Мы как раз завтракаем. Майкен! – Алло, Майкен Янсон слушает. Голос был звонкий и воспитанный. – Полиция, у телефона старший криминальный ассистент Ларссон. – Да? – Вы сообщили, что вечером девятого июня были в парке Ванадислунден, куда ходили немножко подышать свежим воздухом. – Да. – Что было на вас надето, когда вы ходили подышать? – Что было… секундочку, да, на мне было черно-белое короткое платье. – А еще что? – Босоножки. – Ага. А еще что? – Ничего. Подожди, папа, он всего лишь спрашивает, что было… – Ничего? Больше ничего на вас не было? – Н-нет. – Я имею в виду, у вас случайно не было чего-нибудь под платьем? – Ну да, естественно. На мне, естественно, было нижнее белье. – Ага. А какое нижнее белье? – Какое нижнее белье? – Да, именно об этом я вас и спрашиваю. – Ну-у… на мне было, естественно, то, что… то, что обычно носят. Но папа, ведь это полиция! – А что именно вы обычно носите? – Ну, естественно, бюстгальтер, и… ну, как вы думаете? – Я ни о чем не думаю. У меня нет никакого априорного мнения, я всего лишь спрашиваю. – Ну, в таком случае, естественно, трусы. – Ага. А какие трусы? – Какие? Послушайте, я не понимаю, что вы имеете в виду. Самые обыкновенные трусы. – Маленькие трусики, похожие на плавки? – Да, но простите, я… – А как выглядели эти трусики? Они были красные, черные, синие или, возможно, телесного цвета? – Они были… – Да? – Это были белые сетчатые трусики. Да, папа, я сейчас его спрошу. Простите, вы не могли бы сказать, зачем расспрашиваете меня о таких вещах? – Я проверяю свидетельские показания. – Свидетельские показания? – Совершенно верно. До свидания. Колльберг приехал в Старый Город, припарковался возле собора, разыскал адрес и поднялся по каменной винтовой лестнице, порядком истертой. Звонка он не обнаружил и, поэтому, верный своей привычке, оглушительно заколотил в дверь. – Входи, – крикнула женщина. Колльберг вошел. – О Боже! – воскликнула женщина. – Кто вы такой? – Полиция, – строго сказал Колльберг. – В таком случае вынуждена вам заявить, что полиция умеет чертовски неприятно… – Вас зовут Элизабет Хедвиг Мария Карлстрём? – спросил Колльберг, демонстративно заглянув в бумажку, которую держал в руке. – Да. Вы пришли из-за вчерашнего? Колльберг кивнул и огляделся вокруг. В комнате царил милый беспорядок. Элизабет Хедвиг Мария Карлстрём была в синей полосатой пижамной куртке такой длины, что было видно, что под ней нет даже сетчатых трусиков. Очевидно, она только что встала и варила кофе, потому что стояла у газовой плиты и ждала, когда закипит вода. – Я только что встала и варю кофе, – сказала она. – Ага. – Я подумала, что это девушка, живущая по соседству. Никто другой так не колотит в дверь. И к тому же в такое время. Вы тоже хотите? – Простите? – Кофе. – Гм, да, – сказал Колльберг. – Ну, тогда присаживайтесь куда-нибудь. – Куда? Она показала ложечкой на низкий кожаный пуфик возле спинки широкой расстеленной постели. Он нерешительно сел. Она поставила обе чашечки на маленький подносик, левым коленом подтолкнула столик и поставила на него поднос, а сама села на постель. Потом скрестила ноги, причем кое-что обнажилось. В ее анатомии не было каких-либо необычных особенностей. – Угощайтесь, – сказала она. – Спасибо, – сказал Колльберг, глядя на пальцы ее ног. Он легко возбуждался, и в эту минуту у него было какое-то странное ощущение. Она чем-то сильно напоминала ему кого-то, очевидно, его собственную жену. Она озабоченно посмотрела на него и сказала: – Вы не возражаете, если я немного оденусь? – Думаю, это очень неплохая мысль, – прогудел Колльберг сдавленным голосом. Она тут же встала, подошла к шкафу, достала оттуда коричневые вельветовые брюки и надела их. Потом расстегнула пижамную куртку и сняла ее. Минуту стояла обнаженная до пояса, повернувшись к Колльбергу спиной, однако это не очень помогало. Немного поколебалась, а потом натянула свитер через голову. – Неудобство в том, что потом человеку становится ужасно жарко, – вздохнула она. Он сделал глоток кофе. – Вам нравится? – спросила она.