С.: Потом я уже не знала, что должна делать. Я пошла домой и принялась ждать. Стояла у окна и высматривала ее на улице. Г.: Когда вы позвонили в полицию? С.: Это было уже позднее. В пять или десять минут одиннадцатого я увидела, как возле парка остановился полицейский автомобиль, а потом приехала машина скорой помощи. Тогда уже начался дождь. Я надела плащ и побежала туда. Я… я говорила там с каким-то полицейским, но он сказал мне, что там ранена какая-то взрослая женщина. Г.: И вы пошли домой? С.: Да… и я увидела, что в квартире горит свет. Я так обрадовалась, думала, что она уже дома. Но я просто забыла выключить свет. Г.: Когда вы позвонили в полицию? С.: После половины одиннадцатого, я уже больше не могла выдержать. Я позвонила одной моей подруге, мы вместе работаем на фабрике. Она живет в Хёкаренгене. И она мне сказала, чтобы я немедленно позвонила в полицию. Г.: По нашим данным вы позвонили без десяти одиннадцать. С.: Да. А потом я пошла в управление полиции. То, которое на Сурбрунгатан. Они были очень любезны со мной, я должна была описать им, как Ева выглядит… как она выглядела, во что была одета. Я взяла с собой фотографию, чтобы они знали, как она выглядит. Они были очень доброжелательны. Тот полицейский, который все записал, сказал, что не проходит и минуты, чтобы какой-нибудь ребенок не заблудился или не остался на ночь у знакомых, но всегда через несколько часов это обязательно выясняется. И… Г.: Да? С.: Он сказал, что если бы что-то случилось, возможно, какое-нибудь несчастье, то им об этом уже наверняка бы доложили. Г.: Когда вы вернулись домой? С.: После полуночи. Я сидела и ждала… всю ночь. Ждала, что кто-нибудь позвонит. Полиция. Я оставила им свой номер. Но никто не позвонил. Я на всякий случай позвонила туда еще раз. Но тот господин, с которым я разговаривала, сказал, что у них есть мой номер и что они немедленно позвонили бы мне, если бы… (Пауза.) С.: Но никто не позвонил. И утром тоже. А потом пришел полицейский в штатском и… сказал… что… Г.: Думаю, можно не продолжать. С.: Да. Нет. М. Б.: К вашей дочери уже пару раз приставал один… ненормальный человек, не так ли? С.: Да, прошлой осенью. Дважды. Она говорила, что якобы знает его. Он живет в том же квартале, что и Эйвор, это та девочка, у которой нет телефона. М. Б.: Он живет на Хагагатан, да? С.: Да. Я заявила об этом в полицию. Мы были там с Евой, и все это мне пришлось рассказать какой-то женщине. Ей также показали множество фотографий в альбомах. Г.: У нас имеется рапорт об этом. Материал мы уже нашли. М. Б.: Я знаю. Но я бы хотел вас спросить, не приставал ли этот человек к вашей Еве еще раз. Я имею в виду, после того, как вы заявили об этом в полицию. С.: Нет… насколько мне известно, нет. Она ничего не говорила… а ведь она всегда обо всем рассказывала. Г.: Спасибо, фрау Карлсон, это все. С.: Уже все? М. Б.: Не сердитесь, что я спрашиваю, но куда вы собираетесь сейчас идти? С.: Не знаю. Только не домой, там… Г.: Я провожу вас вниз, и мы по дороге все это обсудим. Думаю, мы что-нибудь придумаем. С.: Спасибо. Вы очень добры ко мне. Колльберг выключил магнитофон, хмуро посмотрел на Мартина Бека и сказал: – Тот мерзавец, который приставал к ней осенью… – Да? – Его сейчас внизу допрашивает Рённ. Мы взяли его сразу же, вчера днем. – Ну и..? – Пока что это лишь большая победа современной вычислительной техники. Он ухмыляется и говорит, что это был не он. – Это что-то доказывает? – Конечно же, нет. У него вообще нет никакого алиби. Утверждает, что был дома и спал. У него однокомнатная квартира на Хагагатан. Говорит, что ничего не помнит. – Он был насквозь пропитан алкоголем, – сказал Колльберг. – Мы знаем, что он сидел в ресторане «Красная вершина» и хлестал до шести часов, а потом его выставили. Думаю, его дела неважные. – Что у него в прошлом? – Насколько я могу судить, он обыкновенный эксгибиционист. Лента с записью рассказа этой девочки у меня здесь. Еще одна победа современной техники. Открылась дверь, и вошел Рённ. – Ну как? – спросил Колльберг. – Пока никак. Ему нужно минутку отдохнуть. Похоже, он вообще не в состоянии что-либо соображать и невероятно устал. – Мы тоже, – сказал Колльберг. Он был прав. Рённ был неестественно бледен, веки у него опухли, а глаза покраснели. – А как, по-твоему? – спросил Мартин Бек. – Никак, – ответил Рённ. – Я просто-напросто не знаю. Думаю, что я заболею. – Когда-нибудь в другой раз, – сказал Колльберг, – но только не сейчас. Прослушаем эту ленту? Мартин Бек кивнул. Магнитофонная катушка снова начала вращаться. Приятный женский голос сказал: – Допрос школьницы Евы Карлсон, родившейся пятого февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Допрос проводит криминальный ассистент Соня Хансон. Мартин Бек и Колльберг наморщили лбы и последующие несколько фраз прошли мимо их внимания. Они слишком хорошо знали этот голос и это имя. Соня Хансон была той девушкой, которую два с половиной года назад едва не убили, когда они использовали ее как приманку в полицейской ловушке. – Просто чудо, что она осталась на службе, – заявил Колльберг. – Да, действительно, – сказал Мартин Бек. – Т-с-с, я ничего не слышу, – шикнул на них Рённ. Он не участвовал в расследовании того дела. – …и потом этот мужчина подошел к тебе? – Да. Мы с Эйвор ждали автобус на остановке. – Что он делал? – От него ужасно воняло, и он очень странно шел и потом сказал… что-то странное. – Ты помнишь, что он сказал? – Да. Он сказал: «Привет, девочки, вы не хотите сделать мне рентген бура?» – Ты поняла, что он имел в виду, Ева? – Нет, это-то и было странно, мы ведь знаем, что такое делать рентген. Как у герра доктора. Но мы ведь это не можем. Вот так, без того прибора или как он там называется. – И что вы сделали, когда он вам это сказал? – Ну, он это несколько раз повторил. А потом пошел дальше, а мы крались за ним. – Крались? – Ну, мы следили за ним. Как в кино или по телевизору. – Значит, вы не испугались? – Нет, вовсе нет, ведь ничего не случилось.