В ЗАЛЕ было так тихо, что шепот Томми Татла помимо собственной воли услышали все: – Ничего себе… Похоже, она – единственный в мире человек, которого боится сам Кингпин. Развернувшись, как огромный глобус на оси, Фиск взглянул в глаза парня. – Сейчас ты у меня узнаешь, что такое страх. Он двинулся вперед, без малейшего напряжения смахнув в сторону стол для заседаний. Когда-то Томми видел в видеозаписи атакующего бегемота и знал, насколько опасными могут быть эти неуклюжие с виду громадины. А Кингпин оказался вдвое проворнее. Однако первый удар не отправил Томми в блаженную отключку, и это позволяло надеяться, что взбучка будет не такой уж страшной. Томми понимал, что заслужил урок. Ему сроду не удавалось держать язык за зубами. Только после пятого удара, едва не расплющившего его широкую скулу, он понял, что Фиск нарочно держит его в сознании, чтобы охранник как следует прочувствовал каждый миг боли. – Никто не смеет ни словом заикаться о моей жене. Никто. Глава вторая УЖЕ ОПАЗДЫВАЯ на самую важную из назначенных на сегодня встреч, Питер бежал через центральную площадь Государственного университета Эмпайр. Он полностью сосредоточился на том, чтобы бежать не слишком быстро, и хлопок по спине застал его врасплох. – Ты ведь Питер Паркер, верно? Лицо приветствовавшего Питера парня было дружелюбным, но совершенно незнакомым. – В общем, да, если ты – не по поводу оплаты счетов… В ответ незнакомец подал ему руку. – Рэнди Робертсон. Робби Робертсон – мой папа. Улыбнувшись и пожав его руку, Питер попытался припомнить, говорил ли редактор отдела городских новостей, что его сын поступил в ГУЭ. – Понятно! – Папа сказал, что один из его внештатных фотографов здесь – особо важная персона. – Особо важная? Да я даже опоздать на минуту не могу. Рад познакомиться, но… – слова «я опаздываю» застряли у Питера в горле. С виду Рэнди был в кампусе таким же новеньким, как его кроссовки. Ладно. Еще минута задержки уже ничего не изменит. – Как тебе здесь? Нужно помочь что-то найти? Кафе? Туалет? Первое всегда влечет за собой второе, верно я говорю? Рэнди пожал плечами. – Нет, все в порядке, просто хотел познакомиться лично. Ты ведь тоже на акцию протеста, да? Он указал кивком головы на большую толпу, готовившую плакаты для акции всего в нескольких ярдах от них. «Ух ты. Как я не заметил? Их же не меньше сотни». В центре толпы стоял активист Джош Киттлинг, настоящая «особо важная персона». Стоило Питеру попасть под прицел его взгляда, звучный голос Киттлинга загремел, вырываясь на волю из тщедушной груди: – Паркер, хватай маркер и пиши! Если ты не с нами, ты против нас! Питер почувствовал себя так, будто минимум половина собравшихся уставилась на него. – Э-э… а именно? За что я – или против чего? – За студенческое самоуправление! – Киттлинг указал через площадь в сторону Выставочного зала. – Вот эти древние руины привлекают меньше пожертвований, чем рассчитывает администрация, и потому наше начальство планирует истратить десять миллионов на их ремонт. А мы хотим, чтобы эти деньги пошли на стипендии нуждающимся. Обычно Киттлинг был прав – однако не всегда. Опасаясь дьявола, который вполне мог скрываться в деталях, Питер не спешил обещать ему полную поддержку. – Ну, не знаю. Может, если отремонтировать старое здание, это принесет лишних денег на финансовую помощь. Вот и убьем двух зайцев одним выстрелом, разве нет? – С раздумьями покончено, дружище. Настало время действовать. «Тьфу ты! Он, конечно, хороший парень, но последний разговор с ним едва не привел меня на надувную лодку, гоняться за протекающими нефтеналивными танкерами. Я обеими руками за окружающую среду, но должен же кто-то и с суперзлодеями драться». – Все это очень интересно, Джош, но я опаздываю. – Да уж. Уверен, это куда важнее, чем помешать корпоративной культуре уничтожать наше образование. На этот раз толпа шикала на Питера, пока не подал голос Рэнди: – Легче, легче. Ты ведь не знаешь, куда и зачем он идет. Но Киттлинг лишь с вызывающим ярость снисхождением покачал головой. – С меня довольно того, что он отказывается отстаивать общие интересы. Питеру, книжному червю, вдоволь натерпевшемуся нападок и притеснений в школьные годы, до смерти захотелось рассказать всем, что он отстаивает в качестве Человека-Паука, но это было невозможно. Стараясь не обращать внимания на возмущенные «бу-у!», он скрипнул зубами и пошел прочь. Но как ни крепко были стиснуты его челюсти, когда он покидал площадь, он невольно разинул рот, едва завидев Гвен Стейси. Прислонившись к витрине кафе «Кофейное Зерно», она прижимала к груди стопку книг. Увидев, как прояснилось ее лицо при его появлении, Питер вдруг обнаружил, что погода на редкость хороша. – Эй, милый! – окликнула она Питера. Рысцой он подбежал к ней. Она выставила вперед щеку – для поцелуя, который он с радостью и обеспечил. – Видал этот бурный протест? – Ага, – пробурчал он. – Не хочешь составить им компанию? К тому времени, как мы вернемся из Квинса, Джош с остальными, вполне вероятно, успеют захватить Манхэттен, Бронкс и Стейтен-Айленд в придачу. – И остаться без твоих цитат из старых песен? Ни за что! Кроме этого, я уже подписала их петицию и написала нашему декану. – Они составили петицию? У нас есть декан? Хлопнув Питера по плечу, Стейси потянула его к метро. – И даже лекции. Я расскажу о них по пути к твоей тете. Стремительный бег поезда был слишком громок, чтобы беседовать, и Питер довольствовался тем, что разглядывал Гвен. Он был влюблен навсегда – даже если забыть о ее платиновых светлых волосах, оленьих глазах и миловидной фигуре. Дочь капитана полиции, она унаследовала от отца твердые нравственные принципы и не менее твердый, когда дело доходило до отстаивания собственных убеждений, характер. В отношениях с ней Питера беспокоил только один вопрос: что она только, черт возьми, нашла в таком, как он? Конечно, их отношения не были обычным танцем парня и девушки. Ему приходилось скрывать от нее оборотную сторону своей жизни, и суперзлодеи вторгались в их отношения на каждом шагу. То Метеор, то Носорог, то Расплавленный Человек, то Стервятник, то Зеленый Гоблин, то Шокер, то Ящер, то тот, то этот… Рано или поздно он столкнется с каким-нибудь проходимцем, который назовется просто «То». Первую лекцию в ГУЭ он, отвлеченный паучьими делами, просидел, ссутулившись, с отсутствующим видом, и все решили, что он – сноб. Но та, что сидела рядом, прижавшись к нему плечом, оставила без внимания ухаживания Флэша Томпсона и первой подошла к Питу. Отчего? Может, унаследовала от отца и нюх на тайны? Однако, когда он «таинственно» сбежал от опасности, она вместе с остальными сочла его трусом и отвернулась от него… На половине пути двери вагона со свистом разъехались. Пользуясь недолгим затишьем, Гвен наклонилась к его уху и что-то шепнула. – Что ты говоришь? – Говорю, что очень рада быть с тобой. Он еще крепче прижал ее к себе. – Ага, я и в первый раз слышал. Просто хотел услышать еще раз. Когда Эм-Джей начала намекать, что Гвен питает к нему нечто большее, чем дружеские чувства, это просто не укладывалось в голове. И даже когда Гвен сама сказала, что «запала на одного застенчивого шатенистого байкера», он решил, что она шутит. Толчок в плечо вернул его из прошлого в настоящее. – Приехали, прекрасная мечтательница! – А?! – Думала, ты любишь старые песни[1]… – А, да. Верно. Они вышли на высокую платформу станции Форест-Хиллс в разгар обеденного времени. Питер вспомнил о галантности и постарался расчистить для Гвен путь. Впрочем, хорошим кавалером он не был никогда. На их первом свидании он умудрился забыть даже о том, что Стейси – его коллега и сокурсница. Однако после того как Питер внезапно исчез, чтобы схватиться с Доктором Осьминогом, она не назвала его трусом – она крепко обняла его, искренне волнуясь, не ранен ли он. Это заставило Питера призадуматься. Вернее, это, наоборот, заставило выкинуть лишние мысли из головы.