– Странно, что он решил работать барменом. – Мы все порой принимаем странные решения. Обычно из-за денег. Азиз вернулся с джин-слингом и без единого слова поставил стакан на стойку. Я поблагодарил его, и он ответил кислой улыбкой. Мы с Энни чокнулись и пересели за один из свободных столиков. – Так ты расскажешь мне, что случилось? – спросила она, показывая на перевязь. – А ты поверишь, если я скажу, что упал со слона? Она надула губы, сложив их в аккуратное, очаровательное «О». – Ах, бедняжка. Неужели Имперская полиция не может поднапрячься и обеспечить тебя автомобилем? – Я же новичок, – объяснил я. – Такие привилегии положены только залуженным сотрудникам. Мне еще повезло, что не усадили на осла. – Как сказать, – заметила она. – С осла не так высоко падать. Я отхлебнул виски. – А теперь серьезно, Сэм, – продолжала она. – Я слышала, что тебя ранили. – Это ты не видела моего противника, – парировал я. – Он сейчас лежит в морге на Колледж-стрит. Энни широко распахнула глаза: – Ты убил его? – Нет, убил его не я. Мне удалось за всю вчерашнюю ночь никого не убить. Даже не ранил никого. – Что ж, я рада, – сказала она, кладя руку поверх моей. – Ты не выглядишь как человек, который так и норовит кого-нибудь пристрелить. Тут она была права. Смерти я на своем веку навидался предостаточно и был бы счастлив, если бы мне больше в жизни не пришлось никого убивать. Внезапно в горле пересохло, и я допил виски одним глотком. – Кого-нибудь еще ранили? – спросила Энни. – Например, английского офицера, с которым ты работаешь? – Дигби? Нет, он в порядке. Ни царапины. Вы знакомы? Я не знал. – Не знакомы, – сказала она, ведя по ободку стакана ухоженным пальцем с безупречным ногтем. – Я просто слышала о нем от одного друга. Энни допила коктейль, и мы отправились ужинать. Ресторан выглядел так, как мог бы выглядеть зал для приемов во дворце какого-нибудь султана, если бы его проектировала группа англичан. Помещение размером с бальный зал, отделанное белым мрамором и позолотой, разделялось на два уровня – основное пространство и приподнятую террасу, отгороженную замысловатыми золотыми перилами. Несмотря на размеры заведения, здесь было не протолкнуться. Струнный квартет на фоне общего шума играл очередной венский вальс. Пока метрдотель провожал нас к столику в самом центре зала, несколько посетителей обернулись посмотреть нам вслед. Я прекрасно понимал, что смотрят они не на меня. Метрдотель выдвинул стул для Энни и с большим вниманием помог ей устроиться. Поблагодарив его, она погрузилась в изучение меню. Я заказал вино – бутылку белого южноафриканского, которое полюбил в войну. Его тогда было вокруг с избытком, и часто оно оказывалось самым дешевым. Из еды Энни рекомендовала попробовать рыбу гильзу. – Бенгальцы обожают рыбу, – сказала она. – Гильза – это местный деликатес. Я не послушал ее совета и заказал стейк. Мне хотелось чего-нибудь простого и понятного, без неожиданностей. – Это смело! – покачала головой Энни, и я приготовился к дурным новостям. – Ты знаешь, что тебе могут принести стейк из буйвола, а вовсе не из говядины? Корова в индуизме – священное животное, помнишь? Большинство здешних поваров к говядине и пальцем не притронется, поэтому во многих ресторанах считают, что проще заменить ее буйволом, особенно сейчас, когда отовсюду, как грибы после дождя, лезут все эти общества по охране коров. С другой стороны, это «Грейт Истерн», вдруг тебе повезет? Она улыбнулась, и внезапно мне стало совершенно неважно, из буйвола будет мой стейк или вообще из павиана. Принесли вино, и Энни подняла бокал: – За новые начинания. – Мы выпили. – Кстати, о новых начинаниях, – продолжила она, – ты уже нашел, где жить? – У меня не было времени об этом подумать. Мне пока и в пансионе неплохо, хотя тамошняя еда, наверное, сведет меня в могилу. Да и вообще, – пожал я плечами, – какое это имеет значение. – Глупости, Сэм. Ты теперь не в Лондоне, а здесь очень важно держать лицо. Не годится офицеру Имперской полиции, пака сахибу[55], жить в пансионе. Тебе нужно собственное жилье – приличная квартира в районе Парк-стрит и, конечно же, слуги. – Сколько слуг? – Как можно больше. Чем больше, тем веселее, – улыбнулась она. – Какая-то показуха получается. – Конечно, – поддразнила Энни. – Это как раз хорошо. – С учетом моего жалованья, боюсь, мне придется ограничиться очень скромным штатом. – Ты рассуждаешь не по-калькуттски, Сэм. В этом прекрасном городе многие скорее сдадут на живодерню родную бабушку, чем согласятся расстаться хотя бы с одним из слуг. Что скажут люди, если узнают, что леди такой-то и такой-то пришлось уволить служанку или двух, потому что на них не хватает средств? Это же страшный позор. А еще Индия известна тем, что люди здесь ценятся меньше животных. Нанять слугу, повара и горничную дешевле, чем держать лошадь. – Раз так, то я завтра первым же делом размещу объявление о поиске всех троих. Ведь лошадь совершенно негде держать в квартире. Вечер развивался именно так, как я рассчитывал. Играл квартет, лилось вино. Мы ели и разговаривали – об Англии, о войне, об Индии и индийцах. Когда разговор ненадолго затих, я посмотрел по сторонам. Среди посетителей было немало молодых бледнолицых дам в сопровождении мужчин, которые на вид были старше их вдвое. Я обратил на это внимание Энни. – Эти девушки – экипаж так называемого «рыболовного флота», – засмеялась она. – Каждый год сюда в поисках мужей прибывают полные корабли молодых англичанок с кожей бледной, как репа. Это происходит много лет, но после войны их стало гораздо больше. – Вполне объяснимо, – заметил я. – Схема работает довольно успешно, – Энни отпила вина. Рассказывая, она держала бокал на весу и слегка им покачивала. – Когда милым английским девушкам исполняется двадцать пять, с ними что-то случается. Они начинают бояться, что останутся старыми девами. Тогда они садятся на корабль и плывут в Индию, где их ждут, совершенно буквально, тысячи сахибов, которые изголодались по домашнему уюту и готовы жениться на первой же английской розе, попавшейся на пути. Она может быть хоть сто раз некрасивой, да и просто уродливой, но если у нее подходящая родословная, она здесь запросто найдет себе мужа. Кого мне жалко в этой истории, так это мужчин, особенно государственных служащих. Бедняги, им положено жить как в монастыре. Ты знаешь, если они женятся до тридцати, на это до сих пор смотрят косо. А взять в жены небелую женщину – значит подписать своей карьере смертный приговор. – Ее тон сделался вдруг резким, ожесточенным, я уловил в нем горечь. Вино развязало ей язык. – Случайный флирт еще допустим, – продолжала Энни, – но брак? – Она помахала в воздухе пальцем. – Нет, нет и нет! – Как его звали? Она удивленно посмотрела на меня: – Кого? – Ты знаешь, кого. – Неважно, как его звали. И вообще это было сто лет назад. Энни сделала еще глоток вина. Я не стал нарушать молчание. Я видел, что она хотела поделиться своей болью, и порой лучшее, что мужчина может сделать для женщины, – это сидеть и слушать. – Он был клерком в «Писателях», – заговорила она снова. – Когда мы познакомились, мне был двадцать один год. Он только что приехал из Англии. Я совсем потеряла голову. Мы были вместе почти год. Он обещал на мне жениться. – Что же случилось? – То, что всегда случается. Случилась Индия. Случилась империя. Она меняет англичан. Давит их. Они приезжают сюда наивные, полные самых лучших намерений. Но здесь они довольно быстро становятся циничными и ограниченными. Империя уничтожает хороших людей, Сэм. И попомни мои слова, тебя ждет такая же участь. – Не думаю. Я уже сыт по горло этим британским превосходством. Она невесело усмехнулась: – Поглядим, что ты скажешь через полгода. Я не исключал, что Энни права. Собственные слова показались мне неискренними. Здесь было так просто поддаться неосознанному расизму, на котором, казалось, выстроена вся система. Со мной самим это произошло каких-то несколько часов назад. Будто коварный недуг. Но я могу быть умнее. Я могу учиться у этой женщины, этой красивой, умной женщины, которая видела правду сквозь лицемерие и притворство. – Я говорю серьезно, – сказал я, стараясь убедить скорее себя, чем ее. – Конечно, Сэм. Ты не такой, как все остальные. Ты-то особенный. – Она осушила бокал. Что я мог ответить? Уверять ее, что я действительно не такой? При этом опасаясь, что могу оказаться таким же, как все остальные? Не придумав достойного ответа, я промолчал и снова наполнил ее бокал. – Извини, – сказала она. – Напрасно я так с тобой говорила. Просто я не раз видела, как это происходит. Милые ребята из среднего класса приезжают сюда из графств – и власть и привилегированное положение ударяют им в голову. Их обслуживают с утра до ночи, слуга помогает им одеваться. Очень скоро им начинает казаться, что так и должно быть. – Может, мне все-таки лучше не нанимать слуг, а завести вместо этого лошадь? Энни улыбнулась – прекрасной, обезоруживающей улыбкой, заставившей меня недоуменно спросить себя, какой же мужчина мог предпочесть карьеру такой женщине. – Так ты расскажешь мне, что вчера произошло? – сменила она тему. – Как я уже говорил, рассказывать тут особенно нечего. Мы выследили подозреваемого. Он сопротивлялся при аресте. Я просто делал свою работу. – И ты считаешь, что он убил Маколи? Я помедлил с ответом, затем покачал головой: – Я больше ничего не могу сказать, Энни. Мне жаль, но я не могу. Она улыбнулась и ласково погладила меня по руке: – Прости. Мне не стоило спрашивать.