Тридцать На столе меня ждала записка – вызывал лорд Таггерт. Я вошел в приемную, и секретарь поспешил устроить меня на стуле. – Его светлость слушает доклады о ситуации в Черном городе. Он скоро освободится. На столе затрещал телефон, Дэниелс снял трубку и стал слушать, прикрыв глаза. Я присмотрелся к нему: грязные очки, прилизанные жирные волосы словно прилеплены к голове. Выглядел он так, как будто не спал неделю. Говорил в основном звонивший. Дэниелс раз или два попытался вставить слово, но голос на том конце провода его прерывал. Через какое-то время Дэниелс вздохнул и, в свою очередь, разразился монологом: – К моему сожалению, это невозможно. Даже если бы у нас оставались люди – а их у нас нет, – мы не можем отправить их в Южную Калькутту сейчас, когда Черный город полыхает. Дверь кабинета распахнулась, в приемную вышли несколько офицеров в форме – судя по виду, военных. Не обратив никакого внимания на меня и секретаря, они прошествовали в коридор. Я не стал дожидаться, пока Дэниелс закончит свой телефонный разговор, и заглянул в кабинет. Комиссар стоял за столом и сосредоточенно вглядывался в разложенную на нем карту. Я кашлянул, и он поднял взгляд. – Входи, Сэм, – сказал он. – Надеюсь, ты с добрыми вестями. Пока что этот день оставляет желать лучшего. Смерть моей единственной свидетельницы вряд ли сошла бы за добрую весть, и я предпочел сменить тему. – Насколько все плохо в Черном городе? – поинтересовался я, подходя к столу. – Есть ли доля правды в том, что говорят местные? Таггерт оторвал взгляд от карты: – А что тебе известно о том, что говорят местные? – Один мой сотрудник, индиец, сегодня грозился уйти в отставку. Мне удалось его переубедить, но он очень переживал. Утверждал, что в Пенджабе произошло настоящее избиение мирных жителей. Лицо Таггерта стало жестким. – По всей видимости, он прав. Какой-то чертов недоумок-генерал решил, что сможет заставить людей разойтись, если попросту начнет по ним палить. Военные пытаются как-то позолотить пилюлю, но на самом деле все это настоящая катастрофа. Дурак решил показать силу, чтобы преподать местным урок. И страна погрузилась в хаос – вот все, чего он добился. Помяни мое слово, из-за этого идиота скоро каждый белый мужчина и каждая белая женщина могут стать мишенью для мести. А наш драгоценный город – наверное, не нужно тебе объяснять, что это настоящая пороховая бочка. Вчерашнее событие может стать тем поводом, которого ждали террористы. Нам крупно повезет, если получится выпутаться из этой истории без новых кровопролитий. – Увы, это не все плохие новости подобного рода, – заметил я и повторил то, что рассказывал мне Доусон о нападении на Банк Бирмы и Бенгалии. – Грабители унесли более двухсот тысяч рупий. Таггерт помрачнел. – Понимаю, что ты хочешь сказать. – Сложив карту пополам и отодвинув ее в сторону, комиссар сел за стол. – Я пригласил тебя сюда, чтобы узнать, есть ли успехи по делу Маколи. Я ввел его в курс дела: рассказал о встрече с преподобным Ганном, о том, что Маколи добывал для Бьюкена проституток, о подозрениях Ганна, что у Маколи была еще более мрачная тайна, которая стала для него роковой. Повторил рассказ Дэви о том, что Маколи был в борделе за несколько минут до убийства и что она полагала, будто убийца – европеец. Хорошая новость, если ее можно было считать таковой, заключалась в том, что теперь я не сомневался в невиновности Сена и что смерть Маколи на самом деле никак не связана с нападением на Дарджилингский почтовый экспресс. Но у новости имелась и обратная сторона медали – подразделение «Эйч» хоть и выследило Сена за рекордно короткий срок, но они понятия не имели, кто может стоять за нападением на поезд и за ограблением банка. – История Сена получила некоторое развитие, – сообщил Таггерт. – Сегодня утром состоялось закрытое судебное заседание. Он приговорен к повешению. Приговор приведут в исполнение послезавтра на рассвете. – Быстро они, – заметил я. – Я полагал, что сейчас, когда пол-Калькутты в огне, а террористическая ячейка разгуливает на свободе, у подразделения «Эйч» есть дела поважнее, чем устраивать бутафорские суды. – Ну, как бы то ни было, факты остаются фактами. И если ты хочешь добраться до истины, тебе стоит поторопиться. Когда Сена казнят, я не смогу обосновать необходимость дальнейшего расследования. – В таком случае я хотел бы навестить Сена. Вы не могли бы раздобыть мне разрешение? Таггерт подумал и кивнул: – До казни его будут держать в Форт-Уильяме. Я попрошу Дэниелса напечатать бумагу, которая послужит тебе пропуском к заключенному. Используй оставшееся время с умом, Сэм, – напутствовал он, выходя из-за стола. – Мне кажется, ты на верном пути, но время на исходе. Что бы ты ни задумал, поспеши. На несколько шагов отставая от каменнолицего сипая, мы с Несокрушимом шли по коридору глубоко под Форт-Уильямом. Звук шагов отражался от влажных стен и мощенного камнем пола. Вдоль одной стены тянулись железные двери, закрывавшие вход в крошечные камеры. Воздух здесь был холодным и сырым, как в подземелье, и притом совсем не воняло мочой и рвотой, как часто бывает в тюрьмах. Напротив, эта тюрьма пахла дезинфицирующим средством, словно ее регулярно драили дочиста. Это вызывало вопросы. Станет ли кто-нибудь наводить в тюремном блоке больничную чистоту, если им нечего скрывать? Камера Сена больше всего напоминала нишу в стене. Сам он лежал на каменной полке, выполнявшей роль нар. Когда ключ тюремщика заскрежетал в замке, Сен повернул голову в нашу сторону и медленно сел. Лицо его покрывали синяки, глаз заплыл и не открывался. – Капитан Уиндем, – произнес он. – Боюсь, ваши опасения касательно условий в Форт-Уильяме оправдались. До пяти звезд явно не дотягивает. – Судя по вашему виду, у вас вышло небольшое разногласие с администрацией. Сен невесело рассмеялся: – В любом случае, я здесь вряд ли надолго. – Мне рассказывали о суде, – сообщил я. – Да, все было сделано… четко и эффективно. Пара минут – и полный порядок. Я почему-то ждал, что жернова правосудия будут молоть немного медленнее. Подобная спешка кажется несколько неуместной, вы согласны? – У вас был адвокат? Сен улыбнулся разбитыми губами: – О да, паренек, назначенный судом. Англичанин. Приятный малый, но, кажется, он совершенно ничего не знал о том, как выстраивают защиту. Один раз мне даже показалось, что он вот-вот извинится перед судом за то, что отнимает время. С другой стороны, не то чтобы он всерьез мог мне помочь. Самый лучший адвокат в Индии, и тот бы вряд ли добился большего при существующей в стране судебной системе. У вас, случаем, не найдется сигареты? – Он указал на сипая, который стоял у двери камеры с непроницаемым лицом: – У этих не допросишься. Я выудил из кармана мятую пачку «Кэпстана» и отдал ему. – Спасибо, – поблагодарил он, доставая сигарету. – Весьма вам признателен. Надеюсь, у этих господ хватит любезности предложить мне огоньку, когда вас здесь не будет. Я чиркнул спичкой и дал ему прикурить. Огонь высветил чудовищные синяки и корку запекшейся крови на губе Сена. – Что у вас с лицом? – спросил я. – Это? – указал он на заплывший глаз. – Ваши друзья из Форт-Уильяма очень настаивали, чтобы я подписал признательные показания. – Вы их подписали? Сен помотал головой: – Нет. Они сдались где-то через час. Честно говоря, мне кажется, они не очень-то и старались. Вероятно, понимали, что могут вполне обойтись и без формальностей. Похоже, они были правы. – У меня для вас плохие новости, – сказал я. – Ваша казнь назначена на среду, на шесть утра. – И помолчал, давая ему осознать услышанное. – Думаю, вам стоит попросить адвоката подать апелляцию. – Превосходная мысль, капитан, – одобрил Сен. – Если бы у меня еще была возможность с ним связаться. – Вы могли бы обратиться к другому адвокату, – внезапно вмешался Несокрушим. – Может, к индийцу? Наверняка найдется десяток первоклассных адвокатов, которые почтут за честь представлять ваши интересы, особенно после вчерашних событий. Сен воззрился на него в недоумении. Судя по всему, в камерах Форт-Уильяма государственный запрет на распространение информации в виде исключения все-таки работал. Я рассказал ему о событиях в Амритсаре – пусть и в слегка подчищенном варианте, но все же не ту приукрашенную версию, которую предлагали официальные источники. В присутствии Несокрушима последнее не имело бы смысла. – Безоружных людей? – переспросил Сен. – Возможно. – И что потом? – Из разных регионов страны поступают сообщения о беспорядках. Похоже, вашим надеждам на ненасильственный протест не суждено сбыться в ближайшем будущем. Сен покачал головой: – Какая трагедия, капитан. И для моего народа, и для вашего. Однако все это только доказывает необходимость ненасильственного подхода. Генерал Дайер поступил так из слабости, причина которой в страхе. Мы должны показать ему и таким, как он, что им не следует бояться перемен. В камере повисла тишина. Сен докуривал свою сигарету. – Мне нужно кое о чем вас спросить, – сказал я. – О чем? – В ночь с субботы на воскресенье произошло ограбление банка. Я подозреваю, что оно могло быть связано с нападением на Дарджилингский почтовый экспресс. Думаю, что злоумышленникам нужны были деньги, чтобы купить оружие и профинансировать террористическую кампанию. Сейчас, после того, что случилось в Амритсаре, теракт может мгновенно перерасти в неконтролируемую стихию и захватить всю страну. Погибнут тысячи невинных людей. Если вы и впрямь верите в собственные речи о ненасилии, поделитесь со мной любыми догадками о том, кто может стоять за ограблениями, – если не ради меня, то по побуждению собственной совести. Сен усмехнулся: – Моей совести? Вы что, священник, пришедший отпустить мне грехи, капитан? Не забывайте, что я не христианин. Мои грехи – это часть моей кармы, а закон кармы не предполагает возможности отпущения грехов. Их последствия неизбежны. – Я просто надеялся, что вы согласитесь поделиться со мной сведениями, которые помогут предотвратить грядущее кровопролитие. Например, назовете имена тех, кто до сих пор занимается насильственной борьбой. – Простите, капитан. Я не могу. Будь я уверен, что их ждет справедливый суд… Но в данных обстоятельствах… – он поднес руку к покрытому синяками лицу, – мы оба знаем, что это неосуществимо. Если я что-нибудь вам сообщу, это просто закончится их казнью. Я не могу допустить, чтобы такое произошло с моими бывшими товарищами только потому, что я теперь не согласен с их методами. – А иностранцы? – не сдавался я. – Те, кто подстрекает к насилию, чтобы достичь собственных политических целей? Сен взглянул на меня, как профессор, объясняющий тему студенту. – В свое время, капитан, ваша пресса регулярно обвиняла меня в службе тем, кто на данный момент был главным заграничным пугалом. Всем по очереди – от кайзера до большевиков. Уверяю вас, что ни я, ни любой другой индийский патриот никогда не действовал в интересах ни одной страны, кроме матери-Индии. Может, мы и принимали помощь со стороны, но никогда не действовали по чужому плану. Не думаю, что вы вели бы себя иначе в нашем положении. В конце концов, разве не так звучит английская пословица: «Враг моего врага – мой друг»? С этими словами он насмешливо улыбнулся и протянул мне руку. Разговор был окончен. Он смирился со своей судьбой. Честно говоря, я подозревал, что он втайне радовался своей доле мученика. Это неплохо согласовывалось с тем, что я успел узнать о психологии бенгальцев. Для Сена не было более желанного результата жизни, проведенной в борьбе против несправедливости, как реальной, так и воображаемой, чем бессмысленная, но славная мученическая смерть. Смерть, которая может вдохновить других бороться за его идеи. Я пожал ему руку.