– Неужели у тебя есть его портрет? – воскликнула леди Лоринг. – Да, я нарисовала его, как могла, по памяти, – грустно отвечала Стелла. – Принеси его мне. Стелла вышла из комнаты и вернулась с маленьким портретом, набросанным карандашом. Взглянув на него, леди Лоринг тотчас же узнала Ромейна и с многозначительным видом опустила глаза. – Ты знаешь его! – воскликнула Стелла. Леди Лоринг оказалась в неприятном положении. Ее муж рассказал о своем свидании с майором Гайндом, заручившись обещанием жены сохранить тайну, и упомянул о своем намерении устроить встречу между Ромейном и Стеллой. После сделанного ею открытия она считала себя вдвойне обязанной не выдавать вверенной ей тайны, и это после того, как она выдала себя Стелле! С кошачьей сообразительностью, свойственной женщине во всех случаях, когда надо что-нибудь скрыть, кого-нибудь обмануть, она приняла решение и отвечала просто, не задумываясь ни на минуту: – Да, я видала его, – сказала она, – вероятно, где-нибудь в обществе. Но я вижу стольких людей и мне так часто приходится выезжать, что сразу не могу припомнить, кто этот джентльмен. Если ты не имеешь ничего против, я обращусь за помощью к мужу, он, может быть, поможет нам. Стелла выхватила портрет у нее из рук. – Неужели ты скажешь лорду Лорингу! – воскликнула она. – Как могло это прийти тебе в голову, дурочка? Разве нельзя показать ему портрет, не говоря, кто его нарисовал? У него память, вероятно, лучше моей. Если я спрошу его: «Где мы встречали этого господина?», то, очень может быть, он сразу скажет мне это и даже вспомнит его фамилию. Конечно, если желаешь остаться в неизвестности, то тебе стоит только сказать об этом. Решайся же. Бедная Стелла тотчас уступила. Она возвратила рисунок и с любовью поцеловала свою догадливую подругу. Получив возможность посоветоваться с мужем, не возбуждая подозрения, леди Лоринг вышла из комнаты. В это время лорда Лоринга можно было найти в библиотеке или в картинной галерее. Жена его отправилась сначала в библиотеку. Но здесь она нашла только одного человека – не того, кого искала. Там, окруженный всевозможными книгами, сидел в длинном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, тучный пожилой патер, внушивший такое отвращение майору Гайнду. – Извините, отец Бенвель, – сказала леди Лоринг, – я помешала вам? Отец Бенвель встал и поклонился с приятной улыбкой. – Я только пробую привести в порядок библиотеку, – сказал он просто. – Книги – хорошие товарищи, точно родные, для одинокого старика-священника, как я. Чем я могу служить вашему сиятельству? – Благодарю вас, отец. Не можете ли вы сказать мне, где лорд Лоринг? – Могу. Пять минут назад его сиятельство был здесь, теперь он в картинной галерее. Позвольте я позову его. Необыкновенно легкими и мягкими шагами для мужчины его лет и сложения он отошел в глубь библиотеки и отворил дверь в галерею. – Лорд Лоринг один среди картин, – сообщил он, произнося последние слова с ударением, которое могло повлечь за собой дальнейшие объяснения, а могло и не повлечь, если на него смотрели домашние как на духовного пастыря. Леди Лоринг произнесла только: «Это мне и надо, еще раз благодарю вас, отец Бенвель», – и прошла в картинную галерею. Оставшись снова один в библиотеке, патер начал задумчиво ходить взад и вперед по комнате. Лицо его приняло отпечаток скромной силы воли и решимости. Опытный наблюдатель ясно увидел бы теперь в нем привычку повелевать и способность заставлять себе повиноваться. Отец Бенвель был одним из тех драгоценных борцов церкви, которые не признают возможности поражения и высоко ценят каждую победу. Через минуту он снова вернулся к столу, за которым писал, когда вошла леди Лоринг. На столе лежало неоконченное письмо. Он снова взялся за перо и закончил письмо следующими словами: «Поэтому я решился передать это серьезное дело в руки Артура Пенроза. Я знаю, он молод, но его юность уравновешивается его неподкупной честностью и истинным религиозным рвением. Теперь у меня под руками нет никого лучше, а времени терять нельзя. Ромейн получил недавно огромное наследство. Он будет предметом самых низких домогательств: мужчины будут стараться завладеть его деньгами, а женщины – еще того хуже – будут стремиться женить его на себе. Эти предосудительные стремления могут служить препятствием на пути к достижению наших праведных целей, если мы не захватим поле битвы первыми. Пенроз выехал из Оксфорда на прошлой неделе. Преподав ему необходимые наставления и изыскав средства представить его Ромейну под благовидным предлогом, я буду иметь честь препроводить к вам отчет о нашем деле». Подписавшись, он написал на письме адрес: «Высокопочтенному секретарю общества Иисуса в Риме». Не успел он заклеить и запечатать конверт, как слуга, отворив дверь залы, доложил: – Мистер Артур Пенроз. II. Иезуиты Отец Бенвель поднялся и приветствовал гостя с отеческой улыбкой. – От души рад видеть вас, – сказал он, протягивая руку с достоинством и радушием. Пенроз почтительно поднес поданную руку к губам. Как провинциальный начальник ордена, отец Бенвель занимал высокое положение среди английских иезуитов. Он привык к выражению почтения со стороны младших братьев. – Здоровы ли вы, Артур? – спросил он ласково. – У вас руки горячие. – Благодарю вас, отец… я здоров, как обыкновенно. – Может быть, упали духом? – продолжал отец Бенвель. Пенроз принял замечание с легкой улыбкой. – Я никогда не бываю особенно бодр, – ответил он. Отец Бенвель покачал головой в знак легкого неодобрения упадка духа молодого человека. – От этого надо избавиться, – заметил он. – Старайтесь быть веселее, Артур. Я по природе, слава Богу, человек веселого нрава. Моя душа служит как бы благородным отражением блеска и красоты, составляющих часть великой схемы творения. Подобную способность можно развивать – я видал примеры этого Постарайтесь и вы, этим вы меня действительно обрадуете. Не ободрить ли вас еще одним сообщением? Вам хотят оказать великое доверие. Старайтесь быть приятным в обществе, иначе вы не оправдаете возложенного на вас доверия. Вот вам маленькое поучение от отца Бенвеля. Оно по крайней мере имело одно достоинство – было неутомительно. Пенроз поднял глаза на своего начальника, горя нетерпением услышать, что тот скажет дальше. Он был молодой человек. Его большие, задумчивые, красиво прорезанные глаза, всегда изящные и скромные манеры придавали особую привлекательность, в которой нуждалась его наружность. Он был высок и худ, волосы на его голове преждевременно поредели, образуя глубокие залысины, щеки впали, и по обе стороны тонких изящных губ залегли две складки. Он был похож на человека, проведшего много печальных часов в сомнениях и разочарованиях. При всем том в нем было что-то правдивое и откровенное, такое искреннее признание собственной неправоты, когда ему случалось заблуждаться, что люди привязывались к нему совершенно безо всяких усилий с его стороны, часто даже так, что он сам того не знал. Что бы сказали его друзья, если бы узнали, что религиозным энтузиазмом и отсутствием самомнения этого мягкого, меланхоличного молодого человека воспользовались для достижения преступных целей?! Подобное известие возбудило бы негодование каждого из его друзей, и сам Пенроз, услышав его, быть может, в первый раз в жизни, вышел бы из себя. – Могу я задать один вопрос, не рискуя быть нескромным? – спросил он робко. Отец Бенвель взял его за руку. – Милый Артур, откроем друг другу наши сердца без утайки. Что вы хотите спросить? – Вы сказали, отец, что мне хотят доверить важное поручение? – Да, и вы, без сомнения, желаете поскорее узнать, в чем дело? – Мне, во-первых, хотелось бы знать, потребуют ли от меня возвращения в Оксфорд? Отец Бенвель выпустил руку своего друга. – Вам не нравится Оксфорд? – спросил он, внимательно наблюдая за Пенрозом. – Простите меня, отец, если я говорю слишком откровенно. Мне не нравится обман, принуждавший меня скрывать, что я католик и священник. Как священнослужитель, могущий извинить неблагоразумные рассуждения, отец Бенвель успокоил его: – Мне кажется, Артур, вы забыли о двух важных обстоятельствах, которые следует принять во внимание, – сказал он. – Во-первых, у вас сейчас отпуск, который снимает с вас всякую ответственность за то, что вы скрывались. Во-вторых, только в качестве… ну, скажем, в качестве независимого наблюдателя вы могли собрать необходимые для нашей церкви сведения о ее тайных успехах в университете. Но все-таки я успокою вас, я не вижу причин скрывать от вас, что вы уже не возвратитесь в Оксфорд. Вам это приятно слышать? В этом не было никакого сомнения. Пенроз вздохнул свободнее. – В то же время, – продолжал отец Бенвель, – пусть между нами не будет никакого недоразумения. В новой деятельности, указываемой вам, вы не только можете, но даже должны открыто признавать себя католиком. Вы по-прежнему будете одеваться в светское платье и держать в строгой тайне свою принадлежность к духовному сану, пока я не сделаю вам дальнейших указаний. Теперь, милый Артур, прочтите эту бумагу. Это необходимое предисловие к тому, что я намереваюсь сообщить вам. «Бумага» состояла из нескольких рукописных страниц, на которых излагалась история аббатства Венж со времени существования монастыря и обстоятельства, при которых оно было конфисковано во времена Генриха Восьмого. Пенроз возвратил рукопись, страстно выражая свою симпатию к монахам и ненависть к королю. – Успокойтесь, Артур, – сказал отец Бенвель, приятно улыбаясь. – Мы вовсе не намерены навсегда оставлять победу за Генрихом Восьмым. Пенроз с изумлением смотрел на своего начальника. Но этот последний воздержался пока от всяких дальнейших объяснений. – Всему свой черед, – начал сдержанно патер, – черед объяснений еще не подошел. Я покажу вам еще кое-что. Это один из самых интересных памятников древности в Англии. Взгляните. Он отпер плоский ящик красного дерева и вынул пергаментную грамоту, по-видимому, весьма древнюю. – Вы выслушали недавно небольшое поучение, – сказал он, – выслушайте теперь небольшой рассказ. Вы, вероятно, слыхали о Ньюстедском аббатстве, известном почитателям стихов как место жительства Байрона? Король Генрих поступил с Ньюстедом совершенно так же, как с Венжем! Много лет назад в Ньюстедское озеро закинули сеть и на дне нашли медного орла, лежавшего там много столетий и служившего некогда в церкви хранилищем. Внутри орла был скрыт потайной ящик, и в нем найдены древние владетельные грамоты аббатства. Монахи, как правило, прятали документы, доказывающие их права и преимущества, в надежде – едва ли надо прибавлять, совершенно тщетной, – что наступит время, когда правосудие возвратит им все имущество, отнятое у них. Прошлым летом один из наших епископов, управляющий одной из северных епархий, случайно разговорился об этом обстоятельстве со знакомым, преданным католиком, и высказал свое предположение, что монахи Венжа могли принять те же предосторожности, что и монахи Ньюстеда. Надо вам сказать, что знакомый был энтузиаст. Не говоря ничего епископу, положение и ответственность которого он должен был уважать, он сообщил свой план верным людям, и в одну прекрасную ночь, когда теперешний законный или, лучше сказать, незаконный владетель отсутствовал, они тайком спустили в озеро Венж сеть и оказалось, что предположения епископа были справедливыми. Прочтите эти драгоценные документы. Зная вашу честность, сын мой, и утонченность ваших чувств, я желаю, чтобы вы на неоспоримых фактах убедились в праве, которое церковь имеет на владение Венжем. После этого предисловия он остановился, ожидая, пока Пенроз прочтет документ. – Осталось ли еще сомнение в вашей душе? – спросил он, когда Пенроз окончил чтение. – Ни тени сомнения. – Ясно ли право церкви на владение этим поместьем? – Ясно, насколько возможно выразить словами. – Хорошо. Мы спрячем документ. Закон не допускает самовольного отчуждения, если бы даже оно было произведено королем. Что некогда составляло законную собственность церкви, то она всегда имеет право получить обратно. Вы не сомневаетесь в этом?