Алекс, под всеобщий выдох «aaawww», поцеловал мой висок в качестве утешения. Несмотря на всеобщее веселье, я немного сникла. И повод был. Блины я готовить не умела. Аб-со-лют-но. То, что Максим назвал плевым делом, у меня выходило из ряда вон плохо. Скажем так, если у иных людей первый блин был комом, то у меня - каждый. Все мои попытки приготовить это чудо кулинарии оканчивались нервным срывом и подгоревшей сковородой. То тесто было жидким, то густым, то не отдиралось от сковороды, то рвалось… В итоге я психовала, бросала лопатку куда-то в неизвестность и уходила в ближайшее кафе, есть блинчики от специально обученных искусству их выпечки людей. -Одна моя дальняя родственница вышла замуж, покупая плов. – Сказал Маруся, задумчиво. - В смысле, она покупала готовый плов, дома высыпала его в казан и выдавала за свой. -Вы, женщины – очень вероломны. – Держась за сердце, оценил историю Максим. -Это ерунда. – Встрял Солнечный. – Меня в себя влюбили пельменями из дешевого супермаркета. Вот где настоящие чувства. Он игриво дернул свою девушку за хвостик. Яблочки щек Маруськи едва покраснели, когда она нежно улыбнулась своему парню. Да уж, все мы знали историю о том, как Маруся пыталась «отравить бедного мажора пельменями и растворимым чаем». Увы, мажор не только выжил, но еще и привязался к девушке. Как я думаю, на всю оставшуюся жизнь. На месте производителей пельмешек, я бы взяла эту историю в качестве своей рекламной компании. Когда разговоры теряли оживленность, а тарелки опустели, Саша наклонился ко мне: -Ты свободна сегодня? Все еще млея от его близости, я кивнула, счастливая от того, что он спросил. Отпускать художника абсолютно не хотелось. Нет, стоп. Отпускать моего парня абсолютно не хотелось. Божечки-кошечки, как звучит хорошо! На губах расплылась довольная улыбка. -Ты задолжала мне желание. – Улыбнулся парень. – Когда стать натурщицей? -Ох, я то думала… – Хмыкнула я, однако, ничуть не расстроенная таким поворотом. Наоборот, я была заинтригована. ***** В студии было тихо. Ощущение, что во всем институте мы остались вдвоем с молчаливым художником. Да, мы с Зориным были в здании университета. Кажется, я в жизни не была здесь так поздно. Да и смывалась сразу, едва заканчивалась последняя лекция. А то и раньше. Хотя нет, лгу. Я почти заночевала в обители студентов на втором курсе, когда уснула в медицинском кабинете за ширмой. Там меня благополучно заперли, не заметив. Хорошо, меня нашла и освободила Маруся, в дуэте с охранником. Я бросила взгляд на широкие окна. За ними значительно потемнело, ночь наступала на пятки вечерним сумеркам, выгоняя их прочь. Разгоняя последние остатки света. В студии солнечный свет уже заменил свет искусственный. Саша включил лишь один ряд передних ламп, что щедро одаривал меня подсветкой. Ощущение, что я выставлена на витрину… Сам же художник остался в тени. Интересно, он вообще видит, что рисует? Или водит по мольберту чисто на интуиции? И потом я обнаружу свой нос в районе пупка? Что ж, не проблема. Зорин сможет обозвать свое творение каким-нибудь авангардизмом и продать за миллионы. Ценители искусства стянут все, если хорошо предложить.На самом деле, у Александра была собственная студия в его доме. Только вот я отказалась от такой перспективы, и художник предложил альтернативу. Дело в том, что его дом находился дальше, чем институт, рядом с которым жили мы с Марусей, разделяя комнатку общежития. Да и потом, мы только-только определились, что встречаемся, я не готова вламываться в его дом, смотреть семейный фотоальбомы и знакомиться с родителями. И вообще! Если сейчас все переделать, на потом ничего не останется. Тогда что? Жениться через неделю? Я посмотрела на Зорина, погруженного в работу. Его бледное лицо в тусклом освещение походило на воск. Выражение на нем было расслабленным и собранным одновременно. Странное сочетание. Должно быть, так мерещилось из-за его внимательного, читающего в лицах и душах взгляда. Рукава серого кардигана были аккуратно подкатаны, обнажая запястья. Парень то и дело бросал на меня эти свои внимательные взгляды, под которыми я замирала и плавно таяла, как свеча. Есть опасения, что к завершению картины от меня и правда останется один огарок. Фантазии о замужестве, проникшие в мою голову резвым ужом, затейливо подмигнули и надели на парня передо мной смокинг. Нет, в бежево-белый наряд жениха в стиле рустик… Вот он стоит под аркой из цветов… На берегу моря, предположим. А я иду к нему босиком, и пятки щекочет белоснежный мягкий песок. В руках моих букет, а на голове… Боже мой! Романова! Окстись! -И чем ты рисуешь? – Спросила я довольно резко, мой голос странно прозвучал в пустом классе. - Пастель? Акварель? Уголь? Тушь? -Тебе действительно интересно? – Карие глаза вновь коснулись моего лица. Скользнули по изгибу подбородка, задерживаясь у еле заметной ямочки, чтобы вновь устремиться вверх. Едва коснувшись моих глаз, они замерли, удерживая взгляд, смущая. Лишь когда мое дыхание вновь сбилось, художник вернулся к холсту перед ним. Мне кажется, или он усмехнулся? -А что, я совсем не похожа на человека, который планирует писать реферат на тему искусства и поэтому устраивает допрос? – Активно захлопала ресницами я, от смущения неся ахинею. Если верить рекламе моей туши, то после такой работы ресницами, я должна была вспорхнуть и взлететь. По факту мои ресницы вообще не изменились. А вот Маруся едва не взлетела, испустив дух, узнав, сколько стоит это чудо от мира косметики. -Нет, ты похожа на человека, который боится тишины. – Сделал художник правдивое замечание. - Поэтому всячески пытается заполнить её вопросами, ответы на которые забудет через неделю. Но пустые вопросы - это мусор. Они засоряют тишину, загрязняют её. Он что, отчитывает меня? Я надула губы. Художник усмехнулся, не сводя взгляда с мольберта перед собой, обратился ко мне: -Обиделась? Я не пытаюсь изменить тебя, Катя. Это была моя точка зрения. Но если ты хочешь, мы можем обсудить все оттенки моей палитры. -Нет. – Недовольно ответила я. -Жаль. А я было хотел сказать, что не буду спать ночами, пытаясь смешать краску для идеального оттенка твоей кожи… Никогда такого не видел. Он волшебный. Мой оттенок кожи, каким бы он не был, начал стремительно заливаться томатным цветом. Я бросила косой взгляд на Сашу, на губах которого замерла улыбка. Вот он издевается, или искренен? Затем, осознав, что ссутулилась, я вновь выгнула спину. Набрав побольше воздуха, втянула живот. Все это время я сидела боком к парню, на довольно высоком стуле со спинкой. Саша сказал, что будет лишь делать наброски, и я вольна двигаться как хочу. Но меня-то не проведешь! Поэтому я выбрала самую неудобную, но, как мне казалось, выгодную позу. -Что ты делаешь?.. – Голос Александра звучал заинтересованно и даже немного удивленно. -Позирую. – Буркнула я в ответ, не смотря в его сторону. -При этом не возбраняется дышать. – Намекнул на мое замершее состояние художник, в тоне которого вновь четко сквозила улыбка. – Я же просил тебя быть естественной. Быть собой. Я какое-то время помолчала, немного расслабляясь: -Я боюсь плохо получиться… – Призналась я, все еще не желая смотреть на него. Теперь пришла очередь задумчиво замолчать художника. Лишь слабый шорох кисти в его руках выдавал его присутствие. И вообще, если он делает набросок, это не должен быть карандашик? Ну, чтобы там ластиком подтереть мне пару килограммов, в случае чего… -Ты же осознаёшь, что это не моментальный снимок? – Наконец произнес рыжий. - Планируешь сидеть так часами? Расслабься… -Да? Чтобы ты увековечил меня сутулой? – Возмущенно запричитала я. - Или с тупым взглядом, или… Парень положил кисть с тихим стуком. Однако это заставило меня замолчать и опасливо посмотреть на художника. Тот, отерев руки о ткань, смотрел на меня. Я невольно скользнула взгляду к его пальцам, запястьям, костяшкам… Можно ли называть руки – сексуальными? Если нет, то почему я вся испариной покрылась, глядя на его медленные отирающие движения. Или дело в том, что я слишком часто вспоминала, что эти руки умеют делать с моим телом?.. Темный след от краски остался сбоку его ладони, когда Саша неспешно стал подходить ко мне. Я замерла, моргнув и переводя взгляд от пятна к его лицу. Я переступила какую-то черту? Теперь меня не будут рисовать? -Давай поговорим. – Попросил Саша, двигаясь в мою сторону. -Никакие хорошие разговоры не начинаются с таких слов… – Пролепетала я, глядя на приближающуюся фигуру. Саша улыбнулся, миновав расстояние между нами. Он не стал смотреть на меня сверху низ, присев передо мной на корточки. Руки парня нашли мои, большие пальцы стали поглаживать кожу. Я хотела замурчать, как кошка, увидевшая хозяина и получившая долгожданную ласку. Боже, я безнадежна. -Тебе не о чем переживать. – Мягко начал Саша, смотря прямо в мои глаза. - В мире существует много художников. Известных портретистов в разы меньше… И если собрать их всех в этой комнате, или хотя бы десять из них, и попросить нарисовать тебя, то… Все десять портретов будут разные. И дело не только в стиле или технике художников. Каждый творец вносит в картину свою душу, чувства, эмоции, что он испытывал, когда писал её. Кому-то ты покажешься ангелом, и он нарисует блики солнца в твоих волосах. Ямочки на щеках. Другой увидит в тебе силу, и на холсте будут преобладать темные цвета. Он может изобразить уверенность взгляда, или плотно сжатую линию губ… Это не будет десять картин, отпечатанных под копирку, Катя.Он поменял положение, встав на одно колено. Я облизнула губы, заметив, что за моим движением следит пара удивительных глаз. Он на миг прищурился, и тени от его ресниц едва дрогнули. Под этим взглядом сердце заколотилось, как у пойманной колибри. Я на выдохе спросила: -И что это значит? Что ты нарисуешь меня… -Такой, какой вижу. А в моих глазах ты бесконечно прекрасна. Он провёл костяшками пальцев по моей скуле, заставляя рвано вздохнуть. Кажется, теперь это мой излюбленный жест. Касание неуловимое, как слабый порыв прохладного воздуха. Но невероятно острое, заставляющее все тело откликнуться. Сердце, без того взволнованное его близостью и словами, вовсе спятило. Оглушительно билось в груди, гоняя горячую кровь по венам, заставляя ее приливать к щекам. Саша улыбнулся: -Ты так красива, что мне порой страшно. Страшно, что не в моих силах передать это на холсте. Ты для меня как природа… Изменчивая. Таинственная. Манящая. Я боялась открыть рот и произнести хоть звук. -Ты ужасен. – Собрав все силы, на выдохе произнесла я. Брови художники дрогнули, однако левый уголок губы подтянулся, выдавая его веселое настроение: -Да? И это твой ответ на мои чувства? Ты жестока. – Он игриво склонил голову на бок. Я вновь облизнула пересохшие губы: -Я имею в виду… Ты как змей искуситель. Если бы ты предложил Еве в саду яблоко, она бы не просто взяла его, она бы срубила дерево под корень ради тебя. – Я задыхалась от накативших чувств. – И я не хочу, чтобы ты говорил с кем-то ещё. Потому что даже когда ты просто говоришь, я… Да я с ума схожу! Скажи, только честно! Ты много девушек затащил в постель, рассказывая про своих художников? Он наклонил голову и глухо рассмеялся, покачав головой. Смех Зорина рассыпался у моих ног янтарными брызгами. Восхитительно. -Ты стоишь, как рыцарь, приклонивший голову. – Заметила я, улыбаясь. -Значит, сейчас я должен присягнуть тебе в верности? – Поддержал мою шутку парень, игривым тоном. Вся эта веселость, игривость парня – то, что редко доступно чужим взглядам. Думаю, лишь его семья и друзья видят его в таком свете. Эта мысль делала меня жадной. Я вновь хотела спрятаться Сашу, как безумный коллекционер прячет дорогие полотна от посторонних глаз, желая любоваться им в одиночку. -А ты бы смог?